Генузская Каффа - равные права мусульман и христиан
08/26/2011 | Спипола
Рано проявившая себя отрицательная для Генуи динамика происходивших в ее колониях демографических процессов вынудила эту республику принимать упрощенную процедуру наделения гражданством разных лиц, бравших на себя под присягой двух или трех свидетелей определенные обязательства, и, прежде всего, те, что касались уплаты налогов.
Стремясь к стабилизации латинского населения в Каффе, власти колонии особо поощряли генуэзцев, приобретавших недвижимость и желавших вступить в брак с местной женщиной.
В XV году здесь даже существовал порядок, в соответствии с . которым каждый из этих граждан получал льготы в строительстве собственного дома и денежное вознаграждение в размере одного сомма в месяц.
Подобные браки часто были смешанными.
Они приводили к появлению особых демографических групп:
- пуланов, являвшихся потомками латинян и сирийцев;
- гасмулов детей отцов латинян и матерей гречанок;
- франкокардасов, происходивших из италочеркесских семей.
Представители этих смешанных группировок считались «генуэзцами» вне зависимости от знания латинского языка и характера вероисповедания.
Права генуэзцев зачастую предоставлялись татарам, грекам, армянам, евреям и вообще тем каффцам, которые прожили там со своими семьями более одного года.
В таком случае на них распространялись те же привилегии, что и на «генуэзских граждан».
Эта политика способствовала созданию в Каффе особой жизненной среды и своеобразной общности людей разных национальностей, что предопределило, в конечном счете, устойчивость и относительную независимость колонии
http://old-feodosia.ru/feodosijskie-stranicy/kaffa-prodolzhenie.html
Стремясь к стабилизации латинского населения в Каффе, власти колонии особо поощряли генуэзцев, приобретавших недвижимость и желавших вступить в брак с местной женщиной.
В XV году здесь даже существовал порядок, в соответствии с . которым каждый из этих граждан получал льготы в строительстве собственного дома и денежное вознаграждение в размере одного сомма в месяц.
Подобные браки часто были смешанными.
Они приводили к появлению особых демографических групп:
- пуланов, являвшихся потомками латинян и сирийцев;
- гасмулов детей отцов латинян и матерей гречанок;
- франкокардасов, происходивших из италочеркесских семей.
Представители этих смешанных группировок считались «генуэзцами» вне зависимости от знания латинского языка и характера вероисповедания.
Права генуэзцев зачастую предоставлялись татарам, грекам, армянам, евреям и вообще тем каффцам, которые прожили там со своими семьями более одного года.
В таком случае на них распространялись те же привилегии, что и на «генуэзских граждан».
Эта политика способствовала созданию в Каффе особой жизненной среды и своеобразной общности людей разных национальностей, что предопределило, в конечном счете, устойчивость и относительную независимость колонии
http://old-feodosia.ru/feodosijskie-stranicy/kaffa-prodolzhenie.html
Відповіді
2011.08.27 | консул Кабелла
А когда Каффа стала мусульманской, права мусульман и христиан стали далеко не равными.
из чего следует тот вывод, что мусульманской стороне понятие равноправия глубоко чуждо.2011.08.27 | Tatarchuk
якесь сильне спрощення (в обох)
Першій період Кафи - може й був таким сонячносяйним, як в нарисі, але далі - у ХV столітті - відносини різко погіршилися, через низку факторів. Генуя увійшла в хронічний конфлікт з турками, нарастала напруга у відношеннях із першими Гераями.1449 року в новому уставі права мусульман було суттєво обмежено, їх оголошено дословно "найзлійшими ворогами", заборонено елементарні людські права того часу, аж до заборони спілкування, то ж не дивно що скінчилося все дуже погано.
На момент осади чветь століття перед тим генуезьці тільки й робили, що ці відносини псували (я не кажу що пували одностороннє, але у своєму місці - точно власноруч). Мусульманів оголошували п"ятю колоною, і так вирісло ціле покоління. Чого вартий закон, що все награбоване поза Кафою у Кафі стає власністю грабіжника, це вочевидь не радувало сусідів. Одного разу навіть послали цілу армію під Солгат, щоб зруйнувати місто (втім невдало). І вся ця ескалація співпала у часі (думаю, не просто співпала) із приходом до влади в Генуї банкирів
2011.08.27 | Скварчиафико
правы оба. а вы - нет
Tatarchuk пише:> Першій період Кафи - може й був таким сонячносяйним, як в нарисі
Не был. Как раз в ранний период Ногай осаждал Каффу, а Джанибек забрасывал город чумными трупами.
> але далі - у ХV столітті - відносини різко погіршилися
Наоборот, они сильно улучшились: были заключены договоры генуэзцев и ханства о союзе и совместной обороне.
> заборонено елементарні людські права того часу, аж до заборони спілкування
Запрет налагался не на мусульман, а на генуэзских граждан, которым запрещалось общаться с представителями властей мусульманских стран без ведома администрации.
> то ж не дивно що скінчилося все дуже погано.
Все закончилось очень плохо из-за захватнических планов заморских мусульман-турок. Отношения генуэзцев и крымских мусульман здесь ни при чем.
> На момент осади чветь століття перед тим генуезьці тільки й робили, що ці відносини псували
Ничего подобного. Наоборот, впервые на несколько десятилетий прекратились войны и были заключены союзные договоры ханства и Каффы.
> Чого вартий закон, що все награбоване поза Кафою у Кафі стає власністю грабіжника
Обычный закон средневековья, распространенный во всех без исключения странах.
> Одного разу навіть послали цілу армію під Солгат, щоб зруйнувати місто (втім невдало
Армия Ломеллино не собиралась разрушать Солхат, где существовало богатое генуэзское торговое представительство и в торговле с которым Каффа была жизненно заинтересована
> І вся ця ескалація співпала у часі (думаю, не просто співпала) із приходом до влади в Генуї банкирів
Никакой эскалации в этот период не наблюдалось, и банкиры повлияли на отношения Каффы с соседями самым благотворным образом.
Оба предыдущих докладчика правы: если генуэзские законы уравнивали права граждан любого вероисповедания, то османские законы сильнейшим образом дискриминировали каффинских христиан. И нет никаких причин скрывать и замалчивать это. А уж тем более выдумывать доводы, чтобы выставить виноватыми самих генуэзцев. Как в 50-е годы всякие секиринские по понятным причинам завели моду опускать генуэзцев (= западноевропейских поселенцев), так эта мода и живет по сей день.
2011.08.27 | Наблюдатель
Re: правы оба. а вы - нет
Грабеж побежденного населения "обычный закон средневековья"?Так 1944-45 годы н. э. разве относятся к средневековью? А грабеж имущества выселенных крымских татар в 1944 разве был в средних веках?
2011.08.27 | Христофоро ди Негро
это про 15й век
Наблюдатель пише:> Так 1944-45 годы н. э. разве относятся к средневековью?
А при чем тут 1944? Тут везде про 15-й век говорится. Это совсем другая тема.
2011.08.27 | Наблюдатель
Re: это про 15й век
Достопочтенный гражданин ди Негро, Ваша реплика указывает на Ваше происхождение...Sapienti sat - это не про Вас.
2011.08.27 | Христофоро ди Негро
Re: это про 15й век
Наблюдатель пише:> Достопочтенный гражданин ди Негро, Ваша реплика указывает на Ваше происхождение...
Ну так и ваша реплика тоже указывает на ваше происхождение, что ж тут особенного. Подразумевается, что депортация и грабеж имущества крымских татар советами в 1944 - это возмутительно и ужасно, а депортация и грабеж имущества генуэзцев османами в 1475 - это логично и заслуженно, как нам османская адвокатура ниже по ветке доказывает. Происхождение - это у большинства решающая вещь при разной оценке одинаковых событий.
2011.08.27 | Наблюдатель
Re: это про 15й век
Не надо делать вид, что Вы не заметили реплики о 44-45 годах. Я имел в виду вагоны, набитые награбленным в Германии домашним скарбом, мебелью... Это наши офицеры и генералы.2011.08.27 | Христофоро ди Негро
Re: это про 15й век
Наблюдатель пише:> Я имел в виду вагоны, набитые награбленным в Германии
То, что речь о Германии, из вашего текста неочевидно. Но это и не важно: 1944-45 - это вполне применимо и к Крыму, где тоже шел грабеж.
Любой грабеж - это плохо. А когда грабителей пытаются оправдывать тем, что жертвы сами виноваты ("а это они сами к фашистам на службу пошли", "а это они сами каффинских мусульман не уважали"), то это ничем не лучше.
2011.08.27 | Tatarchuk
Re: правы оба. а вы - нет
Скварчиафико пише:> Tatarchuk пише:
> > Першій період Кафи - може й був таким сонячносяйним, як в нарисі
> Не был. Как раз в ранний период Ногай осаждал Каффу, а Джанибек забрасывал город чумными трупами.
Не треба виривати з контексту. Йшлося про внутрішні відносини у Кафі, описані в стартопику.
> > але далі - у ХV столітті - відносини різко погіршилися
> Наоборот, они сильно улучшились: были заключены договоры генуэзцев и ханства о союзе и совместной обороне.
А ще було сразу кілька воєн, походів і "стоянь" - і з турками не тільки з татарами.
> > заборонено елементарні людські права того часу, аж до заборони спілкування
> Запрет налагался не на мусульман, а на генуэзских граждан, которым запрещалось общаться с представителями властей мусульманских стран без ведома администрации.
А от християнам спілкуватись із іноземними одновірцями "чомусь" не заборонялося.
> > то ж не дивно що скінчилося все дуже погано.
> Все закончилось очень плохо из-за захватнических планов заморских мусульман-турок. Отношения генуэзцев и крымских мусульман здесь ни при чем.
Плани були давно, а відчиняти ворота хтось в місті мав.
> > Чого вартий закон, що все награбоване поза Кафою у Кафі стає власністю грабіжника
> Обычный закон средневековья, распространенный во всех без исключения странах.
Це зовсім не звичайний закон, якраз. На практиці може таке і було поширене, але визнавати підтримку грабіжників на державному рівні (а там були навіть пункти про саме підтримку і заохочення) - це якось не дуже виглядало навіть на ті часи. Все одне як оголосити себе головними безпредельниками.
> > І вся ця ескалація співпала у часі (думаю, не просто співпала) із приходом до влади в Генуї банкирів
> Никакой эскалации в этот период не наблюдалось, и банкиры повлияли на отношения Каффы с соседями самым благотворным образом.
Ваше твердження сумнівне.
> Оба предыдущих докладчика правы: если генуэзские законы уравнивали права граждан любого вероисповедания, то османские законы сильнейшим образом дискриминировали каффинских христиан. И нет никаких причин скрывать и замалчивать это.
Нема сенсу пересмикувати. Генуезьці в останній період існування обмежували мусульман-співгромадян, а потім християнське населення теж було обмежене у Кефе. До речі, існує віменська поема що оспівує війну турків та татар під Кафою, там султан і його адміністрація прямо підносяться як герої і спасителі (відповідно, татари проклинаються). Не схоже на настрої пригнобленого прошарку.
2011.08.27 | Скварчиафико
Re: правы оба. а вы - нет
Tatarchuk пише:> Йшлося про внутрішні відносини у Кафі
> А ще було сразу кілька воєн, походів і "стоянь" - і з турками не тільки з татарами.
Во второй половине 15 века никаких воен, походов и "стоянь" у генуэзцев с татарами не было. Кроме того, речь идет о внутренних отношениях в Каффе и турки тут ни причем.
> А от християнам спілкуватись із іноземними одновірцями "чомусь" не заборонялося.
Не "чомусь", а потому что ни одна христианская держава в мире не строила планов захвата Каффы. В отличие от Турции и антигенуэзской партии внутри ханства.
> Плани були давно, а відчиняти ворота хтось в місті мав.
Ворота открыли не мусульмане, а греки и армяне.
> Ваше твердження сумнівне.
Мое утверждение построено на хронике событий и текстах переписки с ханом, а ваше, не подтвержденное ничем, не просто сомнительно, а ложно.
> Нема сенсу пересмикувати
Воистину нет смысла любою ценою пытаться оправдать турецких колонизаторов.
> Генуезьці в останній період існування обмежували мусульман-співгромадян
Никаких свидетельств об ограничении гражданских прав в Каффе по конфессиональному признаку не имеется.
> Не схоже на настрої пригнобленого прошарку.
Есть и прямо противоположные свидетельства: татар хвалили, а османов проклинали. Прежде, чем выступать в качестве беззаветного адвоката османской власти, следует уяснить, что такое "зимми" в шариате (теория) и "райя" в крымских городах (практика), и чем их статус отличается от статуса каффинских туземных burgenses.
2011.08.30 | Ночной дозор
Третья правда
В древней Каффе был подземный квартал Яхуд Эфренч, в котором жили караимы. Словно рудокопы в поисках медоносных жил, проложили они туннели и проходы далеко за пределы наземного города.Скварчиафико пише:
> Ворота открыли не мусульмане, а греки и армяне.
Ворота никто не открывал. Караимы пустили турок по одной из подземных калиток. Расправа над Скварчиафико и товарищами была сделана для отвода глаз.
2011.08.30 | Бродяга
Re: Третья правда
Для земляных работ нанимали людей не имеющих квалификацию, - дешевле было платить, а еще дешевле было нанимать пришлых не связанных родственными отношениями, не имеющих родственников среди местного населения. А калитку открыть могли и за денежку. Платили мало за работу (если была работа). Предавать-то некого.2011.08.27 | Потомственный работорговец
взаимопомощь и сотрудничество
Tatarchuk пише:> це вочевидь не радувало сусідів.
Их наверняка радовало другое
2011.08.27 | Tatarchuk
Re: взаимопомощь и сотрудничество
Потомственный работорговец пише:> Tatarchuk пише:
> > це вочевидь не радувало сусідів.
> Их наверняка радовало другое
Це був тимчасовий захід, коли свободне населення розбігалося хто куди. Воно слабко в"яжеться з работоргівлею, яка була в місті поставлена на широкий конвейєр.
Потомственный работорговец пише:
> Однако если этот раб сбежал от татар, то в данном случае делалось исключение из закона, и он возвращался обратно татарам.
Якщо збіг із Солгату, так було записано. Неважливо від кого збіг, від генуезця чи татарина. Нормальна пересторога, щоб Кафа не перетворилася на місто солгатівських біглих, і скоріш за все норма була в інтересах ханів і на їхню вимогу включена. Бо бігти ж зовсім недалеко.
2011.08.27 | Бродяга
Не будем далеко ходить....
Не будем далеко ходить, и все же, - как раз описываемое время (не буду вдаваться в подробные даты), скажем..., на Руси, существовали княжества, то есть отдельные государственные образования, - воевавшие друг с другом, бравшие в плен друг друга и продававшие в рабство друг друга. Иоан Грозный (то бишь по русски: Иван Васильевич), плюнул на все это и прибрал все эти хозяйства к своим рукам (в свое время, не будем вдаваться в подробности когда). Все, то что, наблюдалось в Крыму, наблюдалось и на Руси, - время было такое.А позже (не будем вдаваться в подробности), аж в 1861 году крепостное право на Руси было отменено, что между прочим подхватили и в Америке, в 1861 году там было отменено рабство.
Вот такие кренделя. История называется (и не будем вдаваться в подробности).
А что автор хотел этим подтвердить - непонятнечко получается. Не надо было пить много за день до этого. С сегодняшних позиций, с позиций сегодняшего времени, когда космическое пространство бороздят космические кораблики, в эру научно-технической революции, адепты нехорошего образа жизни, тоскующие по работорговле, в отчаянии сжимают в своих ладонях полные соплей носовые платки и взывают к общественности, только о чем взывают - непонятнечко пролучается.
2011.08.27 | Наблюдатель
Re: Не будем далеко ходить....
Российское рабство мерзостней: Ваня держал в рабстве Ваню.2011.08.27 | ди Негро
Re: Не будем далеко ходить....
Наблюдатель пише:> Российское рабство мерзостней: Ваня держал в рабстве Ваню.
И продавал Ване, заметим.
А теперь продолжим семинар-практикум по неизбирательной оценке исторических явлений. Вопрос: кто знает, откуда брались на каффинском рынке рабы-татары, в том числе татарские дети, охотно покупавшиеся в Европе как домашняя прислуга? Подсказка: генуэзцы были только посредниками и не задействовали никакого насилия или обмана, чтоб заполучить таких татар.
Кто сможет ответить на вопрос, тот получит право сравнить, где рабство мерзостнее.
2011.08.27 | Наблюдатель
Re: Не будем далеко ходить....
ОТКуда брались на рынке рабы?Тоже мне бином Ньютона!
«Экономическое благосостояние Киевской Руси XI и XII вв. держалось на рабовладении. К половине XII в. рабовладение достигло там громадных размеров.
Уже в Х - XI вв. челядь составляла главную статью русского вывоза на черноморские и волжско-каспийские рынки. Русский купец того времени всюду неизменно являлся с главным своим товаром, с челядью. (Ключевский . Курс русской истории. Лекция 1).
М. Н. Покровский (Российская история с древнейших времен. М., 1968) пишет: «Русские в X-X1 веках стали крупнейшими на юге Восточной Европы рабовладельцами и работорговцами: захватывать рабов и торговать ими было промыслом первых властителей Русской земли».
Позднее слава работорговцев перешла от русских к генуэзцам.
В то же время в Кафе работорговля составляла не более 8% городского товарооборота. в самый период расцвета явления. И торговали людьми в основном греки.
2011.08.27 | ди Негро
Re: Не будем далеко ходить....
Наблюдатель пише:> ОТКуда брались на рынке рабы?
> Тоже мне бином Ньютона!
Не просто рабы. А именно рабы татарской национальности. Снова подсказываю: без насилия со стороны генуэзцев и вообще без всякого участия русских.
> В то же время в Кафе работорговля составляла не более 8% городского товарооборота. в самый период расцвета явления
Это правда.
> И торговали людьми в основном греки
А это неправда.
2011.08.28 | Наблюдатель
Re: Не будем далеко ходить....
Ну ладно, давайте излагайте насчет рабов-татар.2011.08.28 | ди Негро
Re: Не будем далеко ходить....
да там особо нечего и излагать. От самих татар рабы-татары и поступали (например, должники, неспособные выплатить долг и заложившие самих себя). Никому другому торговать татарами сами татары и не дали б. Иногда (в неурожайные годы) на рынки еще поступали дети, проданные родителями (про детей от иноземных рабов, рождаемых специально на продажу, тут говорить не будем, это несколько более поздний период: золотой 18 век). Я это все к тому, что торговля друг другом - не русское изобретение. Да и не татарское. Все были хороши и все "отличились" тем или иным образом на разных исторических этапах. Просто у одних на неком этапе случайно оказалось больше пуль и пороха, поэтому одни сейчас кажутся изначально злыми, а другие изначально добрыми. А оно ж не так. Когда получается с пулями наборот (иногда получалось), тогда злые и добрые вмиг меняются местами. Потому что пороки едины у всего человечества. У всех людей мира есть (ныне бездействующие) антитела к болезням, передающимся исключительно посредством каннибализма. И это кое-что говорит о прошлом человечества.2011.08.28 | Наблюдатель
Re: Не будем далеко ходить....
Нигде о таких явлениях в среде крымских татар я не читал. Можете дать ссылку?2011.08.28 | ди Негро
Re: Не будем далеко ходить....
Наблюдатель пише:> Нигде о таких явлениях в среде крымских татар я не читал. Можете дать ссылку?
Не совсем крымских. Ордынских. Но живших в Крыму и торговавших с генуэзцами. Насчет продажи детей Едигей даже официально издал специальный запрет. Об этом пишет арабский хроникер Аль-Макризи. А испанец Педро Тафур, побывавший в Каффе как раз во времена Едигея, говорит: "...Отцы продают детей, а братья продают братьев... Они говорят, что продавать детей это не грех, потому что дети это дар, дарованный Богом, чтобы использовать его к своей выгоде, и что Бог окажет детям больше милостей в тех местах, куда их увезут, чем если бы они оставались со своими родителями... Если же татары попадают к нам в качестве рабов, то не иначе как будучи украденными и проданными, как я уже говорил, своими родителями". Еще он говорит, что если продается группа невольников разных национальностей, то она стоит на треть дороже, если в ней есть татарин или татарка, потому что татары славятся тем, что никогда не предают своих хозяев (за то же самое качество, кстати, сами крымские татары ценили украинских невольников, а русские ценились дешевле, потому что считались коварными и им нельзя было доверять).
Это не единственные свидетельства, есть и ряд других, при особом желании можно поискать. Во времена Крымского ханства продажа детей родителями уже нигде не упоминается. А продажа детей, рожденных от невольниц, известна из свидетельств французских дипломатов 18 в.
2011.08.28 | Наблюдатель
Re: Не будем далеко ходить....
Не совсем крымские татары? Насмешили, спасибо!Эдигей вообще из Золотой Орды, вождь ногаев.
Вам, простите, надо бы с Вашими способностями на севастопольские сайты.
2011.08.28 | ди Негро
Re: Не будем далеко ходить....
Наблюдатель пише:> Вам, простите, надо бы с Вашими способностями на севастопольские сайты.
Я и на севастопольских сайтах побывал. На них сидят такие же неучи, как и вы тут. И вам, и им с вашими способностями вообще лучше бы в историю, медицину и ядерную физику не лезть. Обсуждали бы себе с ними цены на буряки, лучше бы получалось.
2011.08.28 | Наблюдатель
Re: Не будем далеко ходить....
"Я и на севастопольских сайтах побывал" - что, и оттуда выперли?!2011.08.28 | ди Негро
Re: Не будем далеко ходить....
Наблюдатель пише:> выперли
Вот мне как раз всегда и доводится выпирать агрессивных недоучек за пределы их ограниченного кругозора. Когда с ними это случается, они всегда начинают хамить и скалиться, в точности как обезьянки у академика Павлова. Это называется "условный рефлекс".
2011.08.28 | Наблюдатель
Re: Не будем далеко ходить....
Ну, ну... Инспектор ты наш...2011.08.29 | Бродяга
Re: Не будем далеко ходить....
"По утру, под горой,пыль вздымает малыш
увлеченный игрой,
дай совет ему,
пусть не тревожит усопших,
этим прахом рассыпались царь и герой"
/Омар Хайям/
2011.08.28 | Олена Весел
та таке практикувалось не тільки у татар
по ходу ще у Римі вистачало бажаючих самих себе в раби продати.2011.08.28 | Олена Весел
ну раз вже згадали америку, то для порівняння можна ще генрі адамса (л і многа букафф)
http://lib.misto.kiev.ua/INPROZ/ADAMS_G/educatio.txt... После февраля 1848 года лишь тонкая нить осталась от тех связей, которые начиная
с 1776 года соединяли Куинси с внешним миром. Похоронив мужа, госпожа
президентша обосновалась в Вашингтоне и сама уже, разбитая параличом, не
покидала постели. Время от времени ее сын Чарлз, чьи любовь и внимание к
матери в выпавших ей испытаниях никогда не оскудевали, отправлялся
повидаться с ней, и в мае 1850 года он взял с собой двенадцатилетнего
сына. Поездка преследовала воспитательные цели и в части воспитания
сыграла свою роль, сохранив в памяти то, что заполняло мысли мальчика в
1850 году. Ни путешествие по железной дороге, ни пребывание в Нью-Йорке не
вызвали у него, насколько помнится, особого интереса: с железными дорогами
и большими городами он был достаточно знаком. Впервые его внимание
проснулось, когда они пересекали Нью-Йоркский залив, а на ветке,
принадлежавшей компании "Кэмден и Эмбой", сели в вагоны английского
образца: это было для него внове. Он попал в другой мир, где чувствовался
отход от простых обычаев американской жизни, шаг в сторону
фешенебельности, о которой в Бостоне даже не подозревали; но мальчика все
это занимало. И даже нравилось. В Трентоне поезд доставил их прямо к борту
судна, на котором они прибыли в Филадельфию, где Генри познакомился еще с
кое-какими образчиками городской жизни. Оттуда они, снова пароходом,
добрались до Честера и поездом до Хавр-де-Граса, затем пароходом до
Балтиморы и поездом до Вашингтона. Таким запечатлелось в его памяти это
путешествие. На самом деле, оно, возможно, было другим, но каким оно было
на самом деле, не имеет значения в аспекте воспитания. Важно то, каким оно
запомнилось, а больше всего Генри поразило, на всю жизнь врезавшись в
память, ощущение, как внезапно изменился мир, когда они попали в
рабовладельческий штат.
В воспитание вмешивалась политика; запущенность всего, что охватывал
взор, вряд ли показалась ему столь уж непривычной: даже в Бостоне
встречались запущенные закоулки, а Куинси и вовсе не мог похвастать
опрятностью и исправностью зданий. По правде сказать, Генри еще ни разу не
видел безупречного городского ландшафта, но в Мэриленде запущенность
выглядела иначе. Поезд, размерами и видом напоминавший современный
трамвай, громыхал по неогороженным полям и лесам, мимо деревенских улиц,
кишмя кишевших свиньями, коровами и черномазыми ребятишками всех возрастов
и мастей, на которых не обнаруживалось никаких следов ухода и которые,
сдается, и жили бы все в одной лачуге - она же хлев и закут, - если бы
свиньи на Юге нуждались в жилье. По мнению мальчика, виною этому было
рабство; таков был первый урок, который он для себя вынес. На следующее
утро он спозаранку спустился из отведенной ему в бабушкином доме - все еще
называвшемся Домом Адамса - комнаты, вышел на Ф-стрит, дышавшую густым
ароматом катальпы, и, устремившись в сторону, очутился на немощеной
проезжей дороге или сельской улице, прорезанной глубокими колеями, которые
тянулись от портика казначейства до белевших вдали колонн и фасадов
почтамта и патентного управления, стоявших друг против друга словно два
белоснежных греческих храма на месте заброшенных раскопок обезлюдевшего
сирийского города. Вдоль улицы там и сям, как в любом южном городке,
выглядывали деревянные домишки, но внимание Генри привлек незаконченный
квадратный мраморный обелиск, видневшийся в полумиле, к которому он и
поспешил, чтобы осмотреть его еще до завтрака. Позднее тетушка сухо
заметила ему, что в таком темпе он быстро разделается со всеми
вашингтонскими достопримечательностями, но ей - постоянной жительнице
Вашингтона - было невдомек, что в этом городе мальчика заинтересовали
отнюдь не достопримечательности, а нечто совсем иное.
Генри вряд ли мог объяснить ей, что он и сам толком себя не понимал. И
чем больше видел и узнавал, тем меньше понимал. Рабство обжигало его как
пощечина - это был ночной кошмар, ужас, преступление, средоточие всего
дурного. Соприкосновение с рабством вызывало только еще большее к нему
отвращение. Генри, как и черным невольникам, хотелось бежать - бежать в
вольные земли. Грязные, запущенные, нищенские, невежественные,
омерзительные рабовладельческие штаты! Они не вызывали у него ни одной
доброй мысли. И все же у этой медали была и другая сторона. Она
проявлялась под действием майского солнца и теней, еще больше - густой
листвы и крепких запахов и, конечно же, самой атмосферы с задумчивой
ленью, которая насыщала ее, эту новую для него атмосферу, сильнее запахов
катальпы. Сложное впечатление производил на мальчика Вашингтон, но ему тут
нравилось: город притягивал к себе, едва ли не вытесняя из сердца любимый
Куинси. Отсутствие изгородей, тротуаров, формальностей, расхлябанность и
праздность, тягучий южный говор, свиньи, копошащиеся на улицах, черномазые
ребятишки и их матери в пестрых ситцах, раскованность, широта,
значительность в природе и человеке - все это успокаивающе действовало на
его англосаксонскую кровь. Любой мальчишка испытал бы такие же чувства, но
у Генри они усугублялись наследственностью. Мягкость в обращении его
бабушки, когда, прикованная к постели, она болтала с ним, шла не от
Бостона. И его тетка меньше всего могла называться бостонкой. Сам он тоже
не был чистым бостонцем. И хотя Вашингтон принадлежал к другому миру и оба
эти мира были несовместимы, Генри не решился бы отдать предпочтение
Бостону. В свои двенадцать лет он разбирался в собственной природе столь
же плохо, как если бы прожил двенадцать столетий, подари ему небо
мафусаилов век.
Отец взял Генри с собой в Капитолий - в зал заседаний сената, в который
тогда, как и еще много лет спустя, вплоть до начала туристской эры,
посетители имели свободный доступ. Старая палата походила на уютный
политический клуб. Стоя за спинкой вице-президентского кресла, которое
теперь занимает председатель Верховного суда, мальчик знакомился с
сенаторами, чьи имена в те великие дни он знал не хуже собственного. Клей,
Уэбстер, Колхун еще заседали в сенате, но с ними кандидат в
вице-президенты от партии фрисойлеров почти не поддерживал отношений. На
мальчика же этот человеческий тип произвел большое впечатление. Сенаторы
были особой породой: они носили на себе печать величия, как сюртук или
медные пуговицы; они были настоящие римляне. В 1850 году сенаторам было
присуще обаяние, впоследствии утраченное, а сенат в благополучные дни
представлял собой приятнейшее собрание, состоящее всего из шестнадцати,
или около того, членов, среди которых царил дух учтивости. И портили их не
столько дурные манеры или несдержанность, сколько любовь к позе.
Государственные деятели любых времен склонны держаться несколько
напыщенно, но даже напыщенность менее оскорбительна, чем панибратство, -
будь то на трибуне или на кафедре, - а у южан напыщенность, если только
она не замешана на высокомерии, выглядела весело и мило, почти забавно и
по-детски добродушно, совсем не так, как у северян, скажем, у Уэбстера или
Конклинга. Мальчик чувствовал себя здесь как дома, свободнее даже, чем
когда-либо в бостонском Стейт-хаусе, хотя там еще младенцем любовался
"треской" в палате представителей. Сенаторы разговаривали с ним тепло и,
по-видимому, в душе были так же к нему расположены: они давно знали его
семью, с которой встречались в свете, и, хотя поддерживали рабство, у них
не осталось личной вражды даже к Дж.К.Адамсу - с тех пор как он уже не
стоял на пути своих соперников. Решительно, сенат - даже
прорабовладельческий, - казалось, был расположен к нему дружески.
Этот первый шаг в сферу национальной политики оказался легкой,
беззаботной, веселой, словно моцион перед завтраком, ознакомительной
прогулкой по неведомому и занятному миру, где все было еще недостроено, но
где даже сорная трава росла по ранжиру. Второй шаг мало чем отличался от
первого - разве только тем, что вел в Белый дом. Отец взял Генри на прием
к президенту Тейлору. Когда они туда прибыли, перед домом на огороженной
лужайке пасся старый боевой конь президента Белогривый, а в доме президент
принимал посетителей так же просто, словно беседовал с ними на лужайке.
Президент разговаривал дружески, и Генри, насколько помнится, не испытал
ни малейшего стеснения. Да и с чего бы? Семьи были крепко связаны между
собой, настолько крепко, что дружеские отношения между ними не разрушило
ни время, ни Гражданская война, ни всякого рода размолвки. Тейлор стал
президентом не без помощи Мартина Ван Бюрена и партии фрисойлеров. Адамсы
еще могли быть ему полезны. Что же касается Белого дома, то семья мальчика
сама не раз в нем обитала, и, исключая восемь лет правления Эндрю
Джэксона, дом этот, с тех пор как его построили, был для нее более или
менее родным. Мальчик смотрел на него почти как на свою собственность и
нисколько не сомневался, что когда-нибудь сам будет здесь жить. Он не
испытывал трепета перед президентом. Президент - ничего особенного, в
каждой уважаемой семье есть президент, в его собственной их было двое,
даже трое, если считать дедушку Натаниэля Горэма, самого старого и первого
по знатности. Ветераны войны за независимость или губернатор колониальных
времен - вот тут еще есть о ком говорить. Но президент? Каждый может стать
президентом, и - чего не бывает! - даже весьма темная личность.
Президенты, сенаторы, конгрессмены - экая невидаль!
Так думали все американцы, включая тех, за кем не стояли поколения
предков. Президент как таковой не был окружен ореолом, и по всей стране
вряд ли кто-либо чувствовал почтение к должности или имени - только к
Джорджу Вашингтону. К этому имени относились с почтением - и, по всей
очевидности, искренним. В Маунт-Вернон совершались паломничества и даже
прилагались усилия, чтобы воздвигнуть Джорджу Вашингтону памятник. Усилия
ни к чему не привели, но Маунт-Вернон продолжали посещать, хотя
путешествие было не из легких. Мистер Адамс повез туда сына, и дорога, по
которой они ехали в карете, заложенной парой, дала мальчику столь полное
представление о жизни в Виргинии, что его хватило на десять лет вперед. По
понятиям уроженца Новой Англии, дороги, школы, одежда и чисто выбритое
лицо взаимосвязаны - они часть порядка вещей или божественного устройства.
Плохие дороги означают плохие нравы. Нравы, о которых свидетельствовала
эта виргинская дорога, были очевидны, и мальчик в них полностью
разобрался. Рабство было позорно, и в рабстве коренилась причина плохого
состояния дороги, равнозначного преступлению против общества. И все же -
все же в конце этой дороги и конечным результатом этого преступления были
Маунт-Вернон и Джордж Вашингтон...
2011.08.27 | Ночной дозор
Кофе от слова "Кафа". Или наоборот, Кафа от слова "кофе"
Теперь же предлагаю Вам, читатель, пятый лист из «Домостроевского журнала записок» моей бабушки; вернее не лист, а то, что пощадило время и люди:«…Да будет тебе известно, Ваша светлость княгиня Воротынская, что токмо подчинив султанской власти народы Крымского Ханства, турки познакомились с тем прекрасным напитком, коий ты так полюбляешь, и несправедливо именуешь „кофе по-турецки“.
История знакомства турок с кофием, да будет тебе достоверно известно, началась с полудня 6 июня 1475 года от Рождества Христова, когда по заштилевшему морю потянул слабый ветерок и вынес с рейда вон клубы пушечного дыма, плотным туманом покрывавшие воды Феодосийского залива.
Чуть погодя вдруг стихла и артиллерийская канонада, шестой уж день беспрестанно сотрясавшая воздух. То бишь, с того самого дня, когда без малого 500 кораблей Блистательной Порты под командованием Великого визиря Гедик Ахмед-паши Арнаута стали супротив стен Каффы — крупнейшей торговой фактории генуэзского банка Святого Георгия — и начали жестокую бомбардировку крепости.
В тот же полдень над величественными башнями Константина и Криско взвились белые флаги и из их грозных исчезли жерла крепостных орудий — Каффа, гордая Каффа пала. Пала не по причине жестокого огня пушек турецкой эскадры, а пала преданная разноплеменными купцами, для коих сохранность своей мошны стала дороже свободы и чести… Мустафа прервался, наполнил вином бокал, было поднял его испить, но решительно отставил и громовым голосом продолжил рассказ об истории кофея.
— В тот злосчастный день, едва ступив на крымскую землю, Великий визирь Блистательной Порты Гедик Ахмед-паша Арнаут брезгливо принял из рук помощника консула Каффы и генуэзского дворянина Оберто Скварчиафико парадные ключи от крепостных ворот. Хмуро глянул на них и тут же сунул кому-то из своей свиты. Зачем-то тронул украшенный изумрудами султан-сургучъ на своей белоснежной чалме и в плотном окружении янычар неспешно вошел в цитадель Каффы.
Корабельные пушки сделали свое дело: в стенах крепости зияли огромные дыры, множество домов были развеяны ядрами в пыль. Выпущенные по городу из корабельных бомбард двухпудовые зажигательные бомбы породили страшные пожары.
— Крепость чинить. Гарнизон ставить, — ни к кому не обращаясь, тихо произнес Великий визирь, зная, что каждое его слово, даже сказанное шепотом — закон. На девятый день после падения Каффы, когда потушили все пожарища и предали земле павших, Ахмед-паша дал праздничный обед для Скварчиафико и горожан, открывшим ворота янычарам султана.
В разгар пира, поднимая чашу со сладким крымским вином, Ахмед-паша Арнаут вдруг обратился к Оберто:
— Пошто сдал крепость? Ты равнодушен к судьбе ее народа? — и, не дожидаясь ответа, продолжил, — Не бойся врагов. В худшем случае они убьют тебя. Не бойся друзей — в худшем случае они предадут тебя. Бойся равнодушных, именно с их молчаливого согласия происходят все убийства и предательства в мире.
Уловив изумление на лице хмельного Оберто Скварчиафико, визирь продолжил:
— Любишь ли ты свой народ так, как люблю его я?
Вместо ответа, под тяжелым взглядом великого визиря, Оберто опустился на колени и медленно обнажил голову. Рот помощника консула Кафы безмолвно открывался и закрывался, словно при удушьи, пальцы обеих рук попеременно теребили большой золотой крест на груди.
— Молчи! — тихо молвил великий визирь. — Воин, мужественно противустоящий врагу не щадя живота своего, достоин снисхождения и всяческого уважения победителя. Воин же добровольно сдавшийся на милость врага, достоин презрения, поскольку он не любит свой народ, раз покинул его в трудную годину. Ты отдал мне Кефе и тем самым променял свой народ на золото банка святого Георгия. Потому как думал в тот момент о сохранности своей мошны, а не о своем народе. Впрочем, как и все пришедшие с тобой на этот пир. Во имя Аллаха я избавлю твой народ от корыстолюбцев!
Великий визирь Блистательной Порты Гедик Ахмед-паша Арнаут встал. Тут же со всех сторон на генуэзских, татарских и армянских купцов кинулись янычары. Схватили их за руки и выжидательно уставились на визиря.
— Отрубить предателям головы! Немедля! — приказал Ахмед-паша.
Молнией блеснули ятаганы и десятки голов, оставляя кровавые следы на камне, скатились в море.
Когда последняя отрубленная янычаром голова упала в воду, Оберто Скварчиафико вздрогнул и на коленях суетно пополз к визирю. Массивный крест на длинной золотой цепи волочился по булыжной мостовой. Вскоре голова Оберто уткнулась в загнутые носки туфель визиря.
— Встань! — приказал Ахмед-паша.
Оберто подобострастно подхватился, его пальцы вновь вцепились в крест.
— Заковать в цепи и отвезти в Стамбул, — тихо произнес визирь в упор глядя на Оберто, и одномоментно поманил пальцем близь стоящего янычарского агу. — Доставишь предателя в столицу пред очи Великого султана Мехмеда. В подробностях обскажешь Светлейшему предательство генуэзского дворянина Оберто Скварчиафико и испросишь у султана позволения повесить оного на базарной площади при всем скоплении правоверных. За ребра, на медном крюке, дабы предатель не сразу издох, а был назиданием моему любимому народу. Перед мучительной казнью на грудь дворянина Оберто повесь ярлык предателя. Ступай.
Чуть уловимый жест визиря — и, в след за головами казненных, Черное море приняло обезглавленные тела злосчастных купцов-предателей, тайно отворивших железные крепостные ворота янычарам султана Мехмеда Второго.
Стоявший невдалеке плененный крымский хан Менгли Гирай спал с лица, ожидая для себя такой же участи. Но, словно почувствовав бледность хана, Ахмед-паша отдал еще одно приказанье аге:
— Блистательный крымский хан Менгли Гирай отправится в столицу с тобой. Представишь его султану как нашего преданного друга, отважного воина и почетного гостя Османской империи. Много людей с собой не бери — хан едет один. Плененных нами ханских аскеров освободи со всеми воинскими почестями и награди — оные противустояли нам мужественно и с достоинством. Трусливую генуэзскую пехоту отвезешь в Стамбул на базар — продашь дешево, как худую скотину. Отныне город не грабить. И не будьте мстительны: не калечьте народ, не убивайте детей, пожилых людей и женщин; не срубайте плодовые деревья и виноградную лозу; не убивайте овец, коров или верблюдов — кроме как для пищи. А коль встретите людей, посвятивших себя поклонению в храмах, оставьте их в покое, дабы они занимались тем, чему они посвятили себя. Ослушавшимся — смерть.
Отдавши приказанье, Великий визирь Блистательной Порты окинул взглядом толпу окаменевших от страха оставшихся в живых пирующих горожан и неспешно пошел к бочонкам, что во множестве стояли у стены бастиона. Бочонки были плотно укупорены, и на каждом красовался герб банка святого Георгия — еще вчера это была казна Каффы, а сегодня — военный трофей султана.
В след Великому визирю тенью скользил янычарский ага, за крепкую золотую цепь с крестом тащивший за собой, как собаку, бывшего помощника консула Каффы Оберто Скварчиафико. Замыкал кавалькаду печальный крымский хан Менгли Гирай.
Ахмед-паша остановился у бочонков и молча указал на них. В мгновение ока янычары сбили с бочонков покрышки, явив глазам великого визиря содержимое: в одних — медные фоллеры, в других — серебряные аспры, в-третьих — золотые флорины Республики Генуя, в-четвертых, пятых и шестых — разноплеменные медные, серебряные и золотые монеты. Зачерпнув горсть фоллеров и горсть аспров, великий визирь двинулся в сторону плененных — наших аскеров и горожан-ополченцев. Ему вслед — ага с бывшим помощником консула, вслед последним — янычары с бочонком фоллеров, бочонком аспров и бочонком флоринов.
Пленные вот уже девять дней полусидели-полулежали в тени крепостной стены, связанные попарно спина к спине. Чуть уловимый жест Ахмед-паши, и янычары быстро срезали с аскеров путы.
Великий визирь приблизился к освобожденным аскерам, те настороженно смотрели на турецкого флотоводца.
— Нынче блистательный хан Менгли Гирай принял приглашение Великого Султана Мехмеда Второго стать другом Блистательной Порты. Посему отныне и вы стали нашими друзьями, — начал великий визирь свою речь. — Кроме того, вы храбро сражались и не опозорили своего хана, значит, заслужили его награду.
Ахмед-паша высыпал монеты назад в бочонки, указал на них перстом и продолжил:
— Вот ваша награда за доблесть, преданность и честь.
Аскеры посмотрели на хана. Менгли Гирай дозволительно кивнул и воины неспешно и с достоинством принялись делить монеты, не забыв и раненых, что не смогли подняться на ноги и продолжали лежать под стеной.
— Къаве! къаве! — вдруг в несколько голосов призывно закричали аскеры.
И тут же у стены бастиона, словно из-под земли, явился кривоногий и с предлинным крючковатым носом торговец-армянин. На одной его руке покоился большой серебряный поднос, сплошь уставленный маленькими фарфоровыми чашками. В другой руке он держал изящный серебряный къаве-къуман. Широким кожаным ремнем к шее и груди торговца был хитро приторочен широкий лоток, на коем покоилась большая плошка с медом и горкой навалены соблазнительного вида прямоугольные пшеничные лепешки. Завершал убранство армянина трехногий табурет на коротких ножках, также хитро притороченный кожаными ремешками к седалищу торговца.
Войдя в толпу наших аскеров, армянин проворно уселся на табурет, на колени водрузил поднос с чашками и в каждую из тонкого носика къумана принялся наливать какую-то ароматную темно-коричневую жидкость.
— Къаве, курабье — фоллер! Къаве, курабье — фоллер! — беспрестанно выкрикивал торговец.
Вокруг торговца сгрудились аскеры. Каждый бросал в кожаный кошель армянина медный фоллер, одной рукой брал чашку с напитком, другой — лепешку, макал ее в плошку с медом и быстро отходил в сторону, уступая место товарищу. Некоторые из аскеров тут же съедали медовую лепешку, выпивали напиток и вновь подставляли чашку под носик къумана. Другие же, взяв по две чашки и лепешку, шли к раненым и поили их загадочным къаве.
Ахмед-паша с удивлением взирал на происходящее.
Заметив любопытство визиря, Менгли Гирай приблизился и тихо пояснил:
— Къаве — целебный напиток. Он быстро восстанавливает силы и возбуждает кровь, но при этом не меняет сознание. Тако-ж къаве — изрядное есть лекарство против надмений, насморков и главоболений.
Уловив заинтересованность Ахмед-паши, хан звонко щелкнул пальцами, и ближайший аскер немедля принес две чашки с напитком, опустился пред ханом на колени, опустил голову и протянул чашки.
Менгли Гирай взял обе: одну протянул Великому визирю, а другую немедля и с наслаждением опустошил.
Ахмед-паша с любопытством сначала заглянул в чашку, понюхал и только потом пригубил. Поцокал языком, пригубил во второй раз, и, наконец, выпил до дна. Затем замер, видимо прислушиваясь к своим ощущениям.
Томительно текли минуты, Менгли Гирай неотрывно смотрел на визиря, аскер все также коленопреклоненно стоял с опущенной долу головой.
— Удивительно, — вдруг произнес визирь, — чудно, кровь по жилам потекла так резво, словно я испил хорошего вина!
Ахмед-паша вернул чашку хану. Опустил руку в кошель на поясе, вытянул оттуда золотой венецианский дукат и протянул его аскеру. — Возьми этот эфенджийе за доставленное мне удовольствие. Да не оставит тебя Аллах Милостивый и Милосердный. Иди с миром, храбрый воин, я буду помнить тебя. Великий визирь отпустил аскера и повернулся к крымскому хану.
— Поведай, блистательный Менгли Гирай, откуда в твоей земле происходит столь дивный напиток? — благожелательно молвил Ахмед-паша, мягко взял крымского хана под руку и повел к своему сет.
Удобно устроившись на низком диване и, усадив по правую руку крымского хана, Ахмед-паша приготовился выслушать рассказа Менгли Гирая.
— Да станет известно блистательному Ахмед-паше Арнауту, что напиток сей готовят из зерен неведомого мне растения. По словам арабских купцов, то растение произрастает в стране Африка в провинции Каффа. В великом множестве арабские негоцианты привозят мешки с зернами в Кафу и продают оные армянским купцам. Последние же, как и арабы, выгодно торгуют зернами со всеми народами за морем, где расположены обширные завоевания арабов. Промыслом сим арабские купцы промышляют в моих владениях с незапамятных времен. Ежели верить каффинским писцам, то промыслу сему более трехсот лет будет, и само имя городу и крепости дали арабы от наименования той провинции. Город же арабы звали Каффа. Обосновавшиеся тут позже генуэзцы переиначили название города на свой лад, и стали звать его Кафа, тем же именем нарекли и сию крепость, коия теперь принадлежит нашему другу и Великому Султану Мехмеду Второму, да осыплет Аллах Всемогущий его своими милостями.
Мои достославные предки познакомились с сим удивительным напитком еще в то время, как присоединили сии земли к империи великого Чингисхана. Уже в те времена в Каффе было обустроено много хъавеханов, где воины Потрясателя Вселенной — Чингисхана — и пристрастились к сему полезному напитку…
Великий визирь Блистательной Порты Ахмед-паша Арнаут внимал хану Менгли Гираю не менее часа. За то время в среде аскеров и любопытных горожан, коим лестно было созерцать блистательного турецкого пашу, прибавилось къаведжи с помощниками, тащившими в след торговцу жаровни с пылающими углями и дубовые коробки с кофейным порошком.
Къаведжи успевали не только удовлетворить жажду зевак и освобожденных аскеров, но и приставать к султанским янычарам, уговаривая последних испробовать къаве. Многие соглашались — протягивали къаведжи медную монету, и с опаской пробовали неведомый доселе напиток.
Некоторые, отведав крымского напитка, плевались. Другие покупали еще…
Тут Ширин-бей умолк, опустился на сет подле меня и, нежно коснувшись моей руки, озабоченно молвил:
— Не утомил ли старый воин своим повествованием о делах минувших дней Вашу светлость?..
http://ru.wikisource.org/wiki/%D0%9A%D0%BE%D1%84%D0%B5_%D0%BF%D0%BE-%D0%BA%D1%80%D1%8B%D0%BC%D1%81%D0%BA%D0%B8
2011.08.27 | Дегустатор
все лица пронеслись передо мной
Поначалу, отметив преизобилие преизрядно журчащаго вина, я подумал, что текст принадлежит гусиному перу крымской гурии женскаго историческаго романа. Но нет: уж слишком затейливо. Потом, приметив последовательность исторических деталей, известных лишь посвященным, мне почудилось, что это бахчисарайский сумрачный гений начал слегка заговариваться под влиянием сумерек бахчисарайских богов. Но нет: уж слишком антиклерикально. Это злой джокер Александр Чердак ехидно развернул свое историческое шапито, дабы ради лулзов затеять очередную диверсию в размягченном историческом сознании почтеннейшей публики :Р