Новые люди в старой системе
02/03/2009 | Татьяна Кутковец, Игорь Клямкин
http://www.club2015.ru/index.asp?NewsID={85B2CF82-75F6-4196-A3CD-3B4C18D5CA1E}&FolderID={00000000-0000-0000-0000-000000000003}
Новые люди в старой системе
(модернистский проект развития российскому обществу до сих пор не предложен)
Татьяна Кутковец, Игорь Клямкин
В статье "Нормальные люди в ненормальной стране" ("Московские новости", № 25) мы рассказали о некоторых результатах проведенного нами социологического исследования "Самоидентификация россиян в начале XXI века"1. Из полученных данных следует, что большинство наших сограждан ориентируется сегодня на нормы и принципы современной (модернистской) культуры, между тем как политическая и административная элита пытается управлять ими в духе и стиле многовековых традиций "русской системы". Но попытка совмещать одно с другим - это бессмысленная трата времени; нельзя совместить несовместимое. Поэтому прежде, чем продолжить представление результатов исследования, есть смысл хотя бы в общих чертах обрисовать различия между двумя моделями жизнеустройства.
Две модели жизнеустройства
Модернистская культура - это главенство интересов личности, ее прав и свобод над интересами любых общностей, включая государство. В "русской системе", наоборот, личность подчинена некоему стоящему над ней целому (общине, трудовому коллективу, а в конечном счете - государству). Здесь на первом месте не права и свободы человека-субъекта, а обязанности человека-объекта.
Модернистская культура - это установка на постоянное развитие потребностей и их удовлетворение в свободной конкуренции умений, способностей и талантов. В "русской системе" культивируется заниженность притязаний ("нестяжательность"), выживанию отдается предпочтение перед развитием, а свободная конкуренция допускается в локальных сферах или не допускается вообще.
Модернистская культура - это признание за человеком права самостоятельно и независимо от государства выстраивать свою жизнь, самостоятельно принимать решения, неся за них всю полноту ответственности, при делегировании государству общих функций и при контроле общества за их выполнением. В "русской системе" государство, берущее на себя роль "справедливого отца", в лице первого должностного лица обожествляется (сакрализируется), госчиновники несут ответственность не перед населением, а только перед вышестоящим начальством и контролируются не обществом, а лишь репрессивными органами.
Модернистская культура - это верховенство закона, гарантирующего права граждан, и равенство перед ним; последнее обеспечивается в том числе юридической и материальной ответственностью государства за нанесение ущерба гражданам. В "русской системе" закон защищает прежде всего интересы государства, что уже само по себе выводит чиновников за пределы реальной ответственности перед населением и неизбежно сопровождается их самоизоляцией от общества, круговой бюрократической порукой и функционированием всей системы не столько по закону, сколько "по понятиям".
Модернистская культура - это культура рационального проживания, легализирующая принципы личного интереса и компромисса на взаимовыгодной основе. "Русская система" выгоду этически принижает и профанирует, противопоставляя ей идеал бескорыстия, а вместо компромисса культивирует и возвышает бескомпромиссность, переносящую в мирную жизнь моральный пафос военного времени.
Если модернистская культура не сложилась, если люди в массе своей до нее не доросли, то общество может управляться только "русской системой" или чем-то на нее похожим. А если доросли, то "русская система" становится анахронизмом и тормозом дальнейшего развития.
В своей статье мы пытались показать, что в современной России имеет место второй случай, а не первый. Мы отмечали, в частности, что "модернисты" составляют сегодня в стране 70% населения, между тем как "традиционалистов" (сторонников "русской системы") не набирается и трети. Однако реальная политика и идеологическая риторика властей и политических партий чаще всего выглядят так, будто все обстоит с точностью до наоборот. В этом и надо искать глубинный источник нарастающих в обществе апатии и отчужденности. Не в том дело, что народ "не тот", а в том, что народ этот чувствует и все больше понимает: опять что-то "не то" осуществляется помимо его воли и желания, а знания и опыта, позволяющих противостоять такому ходу вещей, у него нет.
Советские и постсоветские "вопрекисты"
Ключевые слова в официальной риторике последних трех лет - "сильное государство", "вертикаль власти", "диктатура закона". В стране нет политических сил, эту риторику отторгающих. В данном отношении деление на "государственников" и "антигосударственников" лишено какого-либо смысла: "государственники" в стране все и вопрос лишь в том, какое именно государство утвердить в России - традиционное неправовое или правовое демократическое.
Поэтому по мере того, как лозунги воплощаются в жизнь, у людей появляются вопросы. Они как раз и пытаются понять, какое "сильное государство" создается сегодня в России, зачем и кому нужны выстроенная "вертикаль власти" и насколько продвинулась страна в направлении "диктатуры закона". При этом у наших сограждан есть сложившееся представление о должном и правильном, есть четкие критерии, которыми они руководствуются.
Таблица 1. Какой из следующих двух принципов устройства общества в большей степени соответствует вашему представлению о должном и правильном?
Варианты ответов Количество ответивших (в %) от общей численности опрошенных
Превыше всего - индивидуальная свобода и интересы личности, а обязанность государства - гарантировать их соблюдение. 70
Превыше всего - интересы государства, а обязанность человека - всемерно способствовать реализации государственных интересов 26
Затрудняюсь ответить 4
Как видим, подавляющее большинство опрошенных в коренном вопросе о взаимоотношениях государства и личности отторгает установку "русской системы", предпочитая ей установку модернистской культуры.
Если представить себе, что подобный вопрос задавался бы россиянам лет двадцать назад, то ответы, скорее всего, были бы другими. Но не потому, что за короткое время люди столь разительно изменились. Такого не бывает. Просто при советской власти было положено отвечать иначе. Но это не значит, что идеологически предписанные официальные ценности разделялись населением. Модернистские установки стихийно формировались вопреки усилиям воспитателей и пропагандистов, явившись на свет, если воспользоваться языком той эпохи, в результате "живого творчества масс".
Почти сразу после смерти Сталина, когда советская власть начала отпускать государственные обручи и допускать дозированные свободы, предписанные режимом и казавшиеся незыблемыми, ценности стали подвергаться сомнению, а затем и критике. Советские люди медленно и поначалу осторожно начали обустраивать свою частную жизнь. "Светлое будущее" для всех, которому следовало самоотверженно и бескорыстно служить, таяло в повседневных заботах о настоящем и постепенно претворилось в "построение коммунизма" в отдельно взятых квартирах. Приоритет семьи и ее благосостояния, который из года в год фиксируется всеми социологическими службами, в том числе и нашим опросом, - это оттуда, из той эпохи. Помня о тогдашнем массовом "вопрекизме", легче понять и исторические истоки сегодняшних предпочтений, отдаваемых подавляющим большинством россиян индивидуальной свободе и интересам личности перед интересами государства.
Однако гораздо важнее все же другое. Дело в том, что психология "вопрекизма" воспроизводится и сегодня, причем особенно заметно не в "традиционалистском", а в "модернистском" сегменте общества. Мы предложили респондентам высказать мнение о самобытных особенностях россиян как народа, а также о том, насколько эти особенности свойственны самим респондентам. Выяснилось, что во всех социально-демографических группах (кроме пожилых людей и респондентов с неполным средним образованием) их представители из 14 предложенных качеств очень часто в числе своих главных личных особенностей называют способность к саморазвитию вопреки притеснениям и запретам власти. Более того, во всех этих группах данное качество вышло в первую тройку наиболее высоко ценимых.
Думаем, эту информацию полезно знать не только нашим патриотам-почвенникам, но и тем патриотам-реформаторам, которые заимствуют у них представления о самобытности России и ее народа. Ведь представители самого народа - по крайней мере, их наиболее энергичная и образованная часть - чаще всего усматривает свою самобытность не в особой духовности и сопутствующей ей нестяжательности, не в коллективизме, не в преданности государству и готовности жертвовать ради него всем, что оно потребует (перечисленные качества тоже были представлены в списке), а в этом вот самом "вопрекизме".
Но если так, то это значит, что власть и сегодня выглядит в глазах людей не партнером и союзником личности, а ее антагонистом, не проводником модернистских принципов жизнеустройства, а их противником.
"Не тот" народ или "не та" власть?
Мы понимаем, что этот низовой "вопрекизм" вполне может быть истолкован как лишний довод в пользу тезиса о народе, который "не тот". Разве не он, народ, дает чиновникам взятки и получает зарплату в конвертах, разве не он уклоняется от налогов? Он, мол, действует не вопреки власти, а вопреки закону - часто вместе с властью, но нередко и независимо от нее. О какой же модернистской культуре может идти речь, если она лишена такой важнейшей составляющей, как законопослушание?
Народ наш, как и любой другой, конечно же, не богоносец, не святой. От этих мифов о себе, не им придуманных, он сам успел отказаться. Правда и то, что именно его "модернистская" часть открыто демонстрирует наибольшую снисходительность к коррупционно-теневому поведению, выражающуюся, в частности, в повышенной готовности дать взятку чиновнику, если легально решить какой-либо вопрос не представляется возможным. Но это вовсе не значит, что люди считают такое положение вещей нормальным. Отвечая на вопрос о желательных принципах деятельности власти в стране, в которой они хотели бы жить, наши респонденты поставили на первые два места (в списке из 18 позиций) соблюдение конституции (70% опрошенных) и подконтрольность обществу и строгое соблюдение законов (48%). При этом среди "модернистов" процент таких людей еще выше. Однако реальная жизнь и реальная власть видятся им существенно иными. Чаще всего они склоняются к мысли, что последняя держится на круговой поруке чиновников, их коррумпированности (58%) и на неподконтрольности обществу и пренебрежении законами (38%). И опять - таки именно в составе "модернистов" доля тех, кто так думает, самая большая.
Благодаря СМИ и собственному опыту россияне хорошо осведомлены о нынешнем правовом беспределе, а значит и о том, что "сильное государство", "вертикаль власти" и "диктатура закона" оказывается с этим беспределом вполне совместимыми. Но главную его причину они видят не в том, что "народ не тот", и даже не в плохих законах, а в том, что законы нарушаются самой властью - теми людьми, которые по долгу службы должны гарантировать их соблюдение. Так считают 78% наших респондентов, и попробуйте убедить их в том, что они заблуждаются. Думаем, не получится.
Да, народ не выше своей правящей элиты. Но он и не должен быть выше. Если человек соглашается получать часть зарплаты в конверте и не платит с нее налог по причине ее документальной нефиксируемости, то он поступает совершенно адекватно заданным условиям, которые не им установлены. И это - вполне рациональное поведение человека с нереволюционной психологией, не мешающее ему, впрочем, понимать и осуждать само явление, с модернистской культурой и в самом деле несовместимое. Ведь если заданные условия не позволяют следовать ей более последовательно, то это проблема не человека, а заданных условий, созданных не им, а теми, кто взялся им управлять. Ссылки на дефицит народного идеализма - последнее прибежище российской "системной" элиты, стремящейся оправдать свое якобы рациональное поведение в неправовой среде и свое к ней конформистское приспособление.
Режим сменился. Изменится ли система?
На исходе советской эпохи широкое хождение получила фраза-диагноз: "Во всем виновата система". Похоже, фраза эта вот-вот снова войдет в повседневный речевой обиход. Во всяком случае, данные нашего исследования дают основание для такого прогноза.
В широких слоях населения постепенно осознается происшедшее в стране в 1990-е годы. Политический режим в России радикально изменился, но его изменение не сопровождалось преобразованием "русской системы". Легализация частной собственности, конституционные гарантии прав и свобод, выборное формирование власти в центре и на местах - все это, разумеется, ослабило и расшатало ее. Однако, системные устои - нерасчлененность власти и бизнеса, доминирование политики над правом (т.е. политической и административной власти над судебной), монополия бюрократии на принятие решений, не неся за них экономической и юридической ответственности перед населением, - остались непоколебленными.
Из этой исторической точки можно двигаться, реализуя один из двух альтернативных политических проектов.
Первый их них воплощается на наших глазах. Это - проект капитального ремонта полуразложившейся "русской системы", приведения ее в работоспособное состояние при одновременном проведении либеральных экономических реформ. Но "русская система" и либеральная экономика не совместимы по определению.
Свободное предпринимательство - основа такой экономики - предполагает защищенного гарантиями правового государства и потому свободного человека. Между тем "русская система" в принципе не способна сосуществовать с независимым, неподконтрольным ей человеком-субъектом. Именно поэтому любые законы, сокращающие ее контрольные функции, при сохранении устоев "русской системы" не могут работать. Ведь их исполнение посягает на саму ее сущность - контролировать в стране все и вся. Система эта может либо поддерживать законность в условиях несвободы, либо имитировать правовой порядок, прикрывающий бюрократический произвол по отношению к человеку в условиях формально дарованных свобод.
Во втором случае неизбежно происходит тотальное отчуждение между гражданами, стремящимися укрыться от корыстного государственного бюрократического контроля, и государством, стремящимся этот контроль любой ценой удержать. Люди, говоря иначе, попросту выталкиваются из легальной государственной жизни, что мы сегодня повсеместно и наблюдаем. Лишь один из каждых пяти наших респондентов ощущает, что государство приносит ему какую-то пользу; остальные же воспринимают его либо как помеху (33% опрошенных), либо констатируют, что оно вообще не играет в их жизни никакой роли (45%).
Получается, что "сильное государство" выстраивается либо вопреки гражданам (отсюда и их массовый встречный "вопрекизм"), либо параллельно их жизни, независимо от них. Надо ли доказывать, что никакой либеральной конкурентной экономики при этом возникнуть не может?
Что-то подобное страна уже переживала во времена Столыпина, впервые попытавшегося осуществить либеральные реформы в экономике с помощью институтов и механизмов расшатанной "русской системы". Но тогда из государственной жизни выталкивались самые архаичные слои населения с догосударственной общинной психологией, энергия которых и была после неудачи той первой попытки использована большевиками, строившими новое государство под лозунгами его грядущего отмирания. Эти слои оказывали сопротивление реформам Столыпина, которое он надеялся преодолеть, ограничивая их права, в том числе и избирательные, ради получения лояльного большинства в Государственной думе. То была трагедия реформатора, не находящего в обществе необходимого для назревших преобразований культурного ресурса.
Теперь эксперимент вековой давности пытаются повторять (разумеется, с поправками на время, т. е. формально-юридического ущемления чьих-либо прав), ссылаясь опять-таки на незрелость общества. Но ведь за столетие оно стало принципиально иным, и разговоры о его "незрелости" сегодня в лучшем случае лишь камуфлируют историческую изжитость "русской системы", ее неадекватность нынешнему состоянию общества, ее неготовность и неспособность к самореформированию.
Сегодня вне государства или в скрытом конфликте с ним оказался, прежде всего, не архаичный, а "модернистский" человек, культура которого впервые в отечественной истории стала доминирующей, охватывающей большинство населения. Он - не "антигосударственник". Он - сторонник другого государства, основанного на иных, чем "русская система", принципах. Можно сказать, что он - сторонник модернистского проекта, предполагающего выстраивание, несомненно, сильного государства, но - по лекалам современной правовой, а не традиционалистской культуры. Ему нужно сильное государство, подобное тем, что имеют место в развитых странах, и он отторгает и будет отторгать модель сильного государства типа современного Китая или Чили недавнего прошлого. Полученные нами данные позволяют говорить обо всем этом вполне определенно.
Русские "модернисты" между надеждой и апатией.
Когда-то русское правительство называли единственным европейцем в стране. Сегодня правительству-европейцу одиночество в России не грозит. Скажем, среди наших "модернистов" (а именно они, напомним, концентрируют в себе наиболее динамичные слои российского общества) 68% респондентов считют наиболее предпочтительным для России партнерство со странами Западной Европы. Это - абсолютный внешнеполитический приоритет.
Он проявляется, хотя и не столь отчетливо, и в повышенной заинтересованности "модернистов" в интеграции России в европейское сообщество. На вопрос, какие качества обязательно должны быть присущи президенту России, они в числе трех главных (из 12 предложенных) назвали установку на вступление страны в Европейский союз.
Существенно также, что значительная часть "модернистов" хотела бы видеть главу государства демократом, - данное качество тоже вошло в лидирующую тройку по числу поданных за него голосов. Это заставляет усомниться в правоте тех, кто пытается убедить себя и других, что слово "демократ" себя дискредитировало окончательно и бесповоротно. Кстати, и среди населения в целом демократом хотели бы видеть президента почти 40% опрошенных (большее число голосов собрало лишь такая позиция, как "русский по национальности").
Если демократия у кого и вызывает отторжение, то разве что у наших "традиционалистов", которые хотели бы, в первую очередь, видеть президента русским, православным и сторонником коллективистского способа развития страны. Понятно, что правительство-европеец на них опереться вряд ли сможет. Но ведь и опора-то не ахти какая широкая и прочная. Без риска для страны ее можно оставить Геннадию Зюганову и его идейным соратникам. На "модернистов" же правительство, претендующее быть "европейцем", опереться могло бы, но лишь в том случае, если не будет вместо европейской демократии предлагать им ее самобытную имитацию.
В развитых странах находит большинство "модернистов" (59%) и стандарты достойной жизни, что тоже разительно отличает их от "традиционалистов", живущих воспоминаниями о жизненных стандартах в брежневском СССР. В полном соответствии со своими культурными предпочтениями, они четко обозначают и причины, позволившие этим странам достигнуть их нынешнего уровня развития: чаще всего "модернисты" называют равенство граждан перед законом, законопослушность самой власти и ее способность обеспечивать законопослушность населения, а также стимулирующую роль свободной конкуренции и поощрение государством и обществом инициативности и предприимчивости. Надо полагать, что и в своей стране они хотели бы видеть то же самое.
Понятно, что у "традиционалистов" в числе главных причин фигурируют совсем другие. Они ищут и находят их в том, что развитые страны не пережили в своей истории тяжелых потрясений и испытаний. Или в том, что эти страны эксплуатируют природные и трудовые ресурсы стран слаборазвитых. Но если учесть, что "традиционалисты" составляют меньшинство населения, то доминирующий вектор развития российского общества в направлении модернистской культуры и его готовность согласиться на реализацию модернистского проекта вряд ли могут быть поставлены под сомнение.
Что же касается государственного устройства, то из четырех предложенных моделей (современной западной, советской, современной китайской и чилийской времен Пиночета) почти каждый второй "модернист" отдал предпочтение демократически-правовой государственности западного типа. Это не значит, что другая половина мечтает о реанимации "русской системы" или заимствовании ее современных подобий - люди с такими ориентациями сконцентрированы, в основном, в рядах "традиционалистов". Но в составе "модернистов" обнаруживается самая значительная (свыше четверти) доля аполитичных людей, ушедших в частную жизнь и безразличных ко всему происходящему за ее пределами. Такая социальная апатия наиболее активной части населения может быть вызвана и тем, что модернистский проект российскому обществу до сих пор не предложен, и наши наиболее деятельные сограждане перестают верить, что он может быть предложен вообще.
Шанс есть. Будет ли он использован?
Центральной идеей такого проекта в современной России не может быть какая-либо другая, кроме идеи реформы власти. То, что называют "административной реформой", - это не "одна из" реформ, а такая, без проведения которой все самые замечательные законодательные инициативы и преобразования останутся безрезультатными. Но и саму административную реформу постигнет та же участь, если она сведется к еще одному ремонту "русской системы" (косметическому или капитальному), не затрагивая ее основу - монопольное право бюрократии не отвечать за свои решения перед гражданами.
Мы не знаем, кто из политиков перед предстоящими выборами выдвинет модернистский проект и выдвинет ли вообще. Но мы понимаем, что вне такого проекта, опирающегося на широкую общественную поддержку, "русская система" не может быть преобразована в принципе. Изнутри она не реформируема; сколько и каких реформаторов в нее не засыпай, она их перемелет. Мы также полагаем, что если модернистский проект не будет обществу предложен, то отчуждение от власти и политических партий наиболее активных и образованных слоев населения будет нарастать.
Ведь они не знают, что их - много, что они - большинство. Ведь и их повышенный "вопрекизм" проявляется, прежде всего, в их самооценках, а не в оценках народа в целом, которого они склонны в первую очередь наделять такими качествами, как покорность перед властью и патерналистское упование на нее, готовность довольствоваться малым, коллективизм. В себе-то самих они обнаруживают эти качества куда как реже!
При таком восприятии мира и себя в нем публичная риторика политиков, апеллирующая к чуждым им ценностям, побуждает людей уходить во внутреннюю (и не только) эмиграцию и, тихо проклиная "систему", ждать, когда она в очередной раз обвалится. Нечто подобное мы могли уже наблюдать во времена Брежнева: ведь как стабильно все было, а чем кончилось? Среди "модернистов" мы обнаруживаем и самую большую долю (около 50%) новых эскапистов, людей, которые в будущих парламентских и президентских выборах не собираются участвовать, не знают, за кого им отдать свой голос, или собираются голосовать против всех. Такой вот беспризорный электорат.
Мы привели лишь некоторые данные об установках и настроениях "модернистов". Могли бы привести и другие, свидетельствующие об отторжении ими базовых принципов "русской системы" и сформировавшемся запросе на модернистский проект. Со своей стороны можем добавить, что без реализации такого проекта Россия в стремительно меняющемся и развивающемся мире информационной эпохи обречена на отставание, прозябание и медленный распад.
У страны нет времени всерьез рассматривать утопические проекты вроде "Святой городской Руси" и предаваться мечтаниям о лидерстве в антиглобалистском, антимодернистском движении, сакрализирующем бедность. Даже профессиональные патриоты, имеющие ныне широкий доступ к экранам и пугающие народ Западом, демократией и политкорректностью, - даже они, виртуозно играя на манихейских струнах человеческих душ, не в силах изменить вековой архетип. Лидером всегда становился умный, сильный и богатый, а не тот, кто громче всех кричал о своей особости и сильнее надувал щеки.
Мы не исключаем, что апологетам "русской системы" удастся реализовать свой проект. Но мы уверены, что ничего, кроме очередной большой беды, это России не принесет. Вот почему той части российской политической элиты, которая заинтересована в превращении России в правовое демократическое государство, столь важно осознать, что у нее есть уникальный шанс сойти с наезженной исторической колеи и пойти другим, не "особым" путем. Ей, этой элите, есть на кого опереться. В союзниках у нее - огромная часть общества с ее требовательным запросом на реформу "русской системы" и присущего ей устройства власти. В заключение - еще несколько цифр.
Таблица 2. Что, прежде всего, необходимо России для того, чтобы выйти из кризиса и добиться успеха?
Варианты ответов Количество ответивших (в %) от общей численности опрошенных
Укреплять нашу государственность, руководствуясь многовековым опытом и традициями российской власти 45
Укреплять нашу государственность, меняя само устройство российской власти 54
Затрудняюсь ответить 2
Кто-то скажет, ознакомившись с этими цифрами, что общество находится в состоянии, близком к расколу. А кто-то, сопоставив их со всем вышесказанным, увидит набирающую обороты тенденцию отторжения "русской системы", которая блокирует развитие страны и самореализацию живущих в ней людей.
Мы придерживаемся второй точки зрения. В том числе и потому, что в социально-демографических группах, представляющих собой основные движущие силы развития страны (жители крупных городов, люди с высшим образованием, молодежь, предприниматели) сторонники реформы власти уже сегодня составляют не простое арифметическое большинство, а большинство квалифицированное - от двух третей до четырех пятых.
"Новые известия", № 170-171, сентября 2002
Опрос был проведен по всероссийской выборке 1600 человек на базе ВЦИОМ по заказу Клуба "2015" исследовательской группой в составе Т.И. Кутковец (автор исследования), А.И. Гражданкина, И.М. Клямкина и И.Г. Яковенко.
Новые люди в старой системе
(модернистский проект развития российскому обществу до сих пор не предложен)
Татьяна Кутковец, Игорь Клямкин
В статье "Нормальные люди в ненормальной стране" ("Московские новости", № 25) мы рассказали о некоторых результатах проведенного нами социологического исследования "Самоидентификация россиян в начале XXI века"1. Из полученных данных следует, что большинство наших сограждан ориентируется сегодня на нормы и принципы современной (модернистской) культуры, между тем как политическая и административная элита пытается управлять ими в духе и стиле многовековых традиций "русской системы". Но попытка совмещать одно с другим - это бессмысленная трата времени; нельзя совместить несовместимое. Поэтому прежде, чем продолжить представление результатов исследования, есть смысл хотя бы в общих чертах обрисовать различия между двумя моделями жизнеустройства.
Две модели жизнеустройства
Модернистская культура - это главенство интересов личности, ее прав и свобод над интересами любых общностей, включая государство. В "русской системе", наоборот, личность подчинена некоему стоящему над ней целому (общине, трудовому коллективу, а в конечном счете - государству). Здесь на первом месте не права и свободы человека-субъекта, а обязанности человека-объекта.
Модернистская культура - это установка на постоянное развитие потребностей и их удовлетворение в свободной конкуренции умений, способностей и талантов. В "русской системе" культивируется заниженность притязаний ("нестяжательность"), выживанию отдается предпочтение перед развитием, а свободная конкуренция допускается в локальных сферах или не допускается вообще.
Модернистская культура - это признание за человеком права самостоятельно и независимо от государства выстраивать свою жизнь, самостоятельно принимать решения, неся за них всю полноту ответственности, при делегировании государству общих функций и при контроле общества за их выполнением. В "русской системе" государство, берущее на себя роль "справедливого отца", в лице первого должностного лица обожествляется (сакрализируется), госчиновники несут ответственность не перед населением, а только перед вышестоящим начальством и контролируются не обществом, а лишь репрессивными органами.
Модернистская культура - это верховенство закона, гарантирующего права граждан, и равенство перед ним; последнее обеспечивается в том числе юридической и материальной ответственностью государства за нанесение ущерба гражданам. В "русской системе" закон защищает прежде всего интересы государства, что уже само по себе выводит чиновников за пределы реальной ответственности перед населением и неизбежно сопровождается их самоизоляцией от общества, круговой бюрократической порукой и функционированием всей системы не столько по закону, сколько "по понятиям".
Модернистская культура - это культура рационального проживания, легализирующая принципы личного интереса и компромисса на взаимовыгодной основе. "Русская система" выгоду этически принижает и профанирует, противопоставляя ей идеал бескорыстия, а вместо компромисса культивирует и возвышает бескомпромиссность, переносящую в мирную жизнь моральный пафос военного времени.
Если модернистская культура не сложилась, если люди в массе своей до нее не доросли, то общество может управляться только "русской системой" или чем-то на нее похожим. А если доросли, то "русская система" становится анахронизмом и тормозом дальнейшего развития.
В своей статье мы пытались показать, что в современной России имеет место второй случай, а не первый. Мы отмечали, в частности, что "модернисты" составляют сегодня в стране 70% населения, между тем как "традиционалистов" (сторонников "русской системы") не набирается и трети. Однако реальная политика и идеологическая риторика властей и политических партий чаще всего выглядят так, будто все обстоит с точностью до наоборот. В этом и надо искать глубинный источник нарастающих в обществе апатии и отчужденности. Не в том дело, что народ "не тот", а в том, что народ этот чувствует и все больше понимает: опять что-то "не то" осуществляется помимо его воли и желания, а знания и опыта, позволяющих противостоять такому ходу вещей, у него нет.
Советские и постсоветские "вопрекисты"
Ключевые слова в официальной риторике последних трех лет - "сильное государство", "вертикаль власти", "диктатура закона". В стране нет политических сил, эту риторику отторгающих. В данном отношении деление на "государственников" и "антигосударственников" лишено какого-либо смысла: "государственники" в стране все и вопрос лишь в том, какое именно государство утвердить в России - традиционное неправовое или правовое демократическое.
Поэтому по мере того, как лозунги воплощаются в жизнь, у людей появляются вопросы. Они как раз и пытаются понять, какое "сильное государство" создается сегодня в России, зачем и кому нужны выстроенная "вертикаль власти" и насколько продвинулась страна в направлении "диктатуры закона". При этом у наших сограждан есть сложившееся представление о должном и правильном, есть четкие критерии, которыми они руководствуются.
Таблица 1. Какой из следующих двух принципов устройства общества в большей степени соответствует вашему представлению о должном и правильном?
Варианты ответов Количество ответивших (в %) от общей численности опрошенных
Превыше всего - индивидуальная свобода и интересы личности, а обязанность государства - гарантировать их соблюдение. 70
Превыше всего - интересы государства, а обязанность человека - всемерно способствовать реализации государственных интересов 26
Затрудняюсь ответить 4
Как видим, подавляющее большинство опрошенных в коренном вопросе о взаимоотношениях государства и личности отторгает установку "русской системы", предпочитая ей установку модернистской культуры.
Если представить себе, что подобный вопрос задавался бы россиянам лет двадцать назад, то ответы, скорее всего, были бы другими. Но не потому, что за короткое время люди столь разительно изменились. Такого не бывает. Просто при советской власти было положено отвечать иначе. Но это не значит, что идеологически предписанные официальные ценности разделялись населением. Модернистские установки стихийно формировались вопреки усилиям воспитателей и пропагандистов, явившись на свет, если воспользоваться языком той эпохи, в результате "живого творчества масс".
Почти сразу после смерти Сталина, когда советская власть начала отпускать государственные обручи и допускать дозированные свободы, предписанные режимом и казавшиеся незыблемыми, ценности стали подвергаться сомнению, а затем и критике. Советские люди медленно и поначалу осторожно начали обустраивать свою частную жизнь. "Светлое будущее" для всех, которому следовало самоотверженно и бескорыстно служить, таяло в повседневных заботах о настоящем и постепенно претворилось в "построение коммунизма" в отдельно взятых квартирах. Приоритет семьи и ее благосостояния, который из года в год фиксируется всеми социологическими службами, в том числе и нашим опросом, - это оттуда, из той эпохи. Помня о тогдашнем массовом "вопрекизме", легче понять и исторические истоки сегодняшних предпочтений, отдаваемых подавляющим большинством россиян индивидуальной свободе и интересам личности перед интересами государства.
Однако гораздо важнее все же другое. Дело в том, что психология "вопрекизма" воспроизводится и сегодня, причем особенно заметно не в "традиционалистском", а в "модернистском" сегменте общества. Мы предложили респондентам высказать мнение о самобытных особенностях россиян как народа, а также о том, насколько эти особенности свойственны самим респондентам. Выяснилось, что во всех социально-демографических группах (кроме пожилых людей и респондентов с неполным средним образованием) их представители из 14 предложенных качеств очень часто в числе своих главных личных особенностей называют способность к саморазвитию вопреки притеснениям и запретам власти. Более того, во всех этих группах данное качество вышло в первую тройку наиболее высоко ценимых.
Думаем, эту информацию полезно знать не только нашим патриотам-почвенникам, но и тем патриотам-реформаторам, которые заимствуют у них представления о самобытности России и ее народа. Ведь представители самого народа - по крайней мере, их наиболее энергичная и образованная часть - чаще всего усматривает свою самобытность не в особой духовности и сопутствующей ей нестяжательности, не в коллективизме, не в преданности государству и готовности жертвовать ради него всем, что оно потребует (перечисленные качества тоже были представлены в списке), а в этом вот самом "вопрекизме".
Но если так, то это значит, что власть и сегодня выглядит в глазах людей не партнером и союзником личности, а ее антагонистом, не проводником модернистских принципов жизнеустройства, а их противником.
"Не тот" народ или "не та" власть?
Мы понимаем, что этот низовой "вопрекизм" вполне может быть истолкован как лишний довод в пользу тезиса о народе, который "не тот". Разве не он, народ, дает чиновникам взятки и получает зарплату в конвертах, разве не он уклоняется от налогов? Он, мол, действует не вопреки власти, а вопреки закону - часто вместе с властью, но нередко и независимо от нее. О какой же модернистской культуре может идти речь, если она лишена такой важнейшей составляющей, как законопослушание?
Народ наш, как и любой другой, конечно же, не богоносец, не святой. От этих мифов о себе, не им придуманных, он сам успел отказаться. Правда и то, что именно его "модернистская" часть открыто демонстрирует наибольшую снисходительность к коррупционно-теневому поведению, выражающуюся, в частности, в повышенной готовности дать взятку чиновнику, если легально решить какой-либо вопрос не представляется возможным. Но это вовсе не значит, что люди считают такое положение вещей нормальным. Отвечая на вопрос о желательных принципах деятельности власти в стране, в которой они хотели бы жить, наши респонденты поставили на первые два места (в списке из 18 позиций) соблюдение конституции (70% опрошенных) и подконтрольность обществу и строгое соблюдение законов (48%). При этом среди "модернистов" процент таких людей еще выше. Однако реальная жизнь и реальная власть видятся им существенно иными. Чаще всего они склоняются к мысли, что последняя держится на круговой поруке чиновников, их коррумпированности (58%) и на неподконтрольности обществу и пренебрежении законами (38%). И опять - таки именно в составе "модернистов" доля тех, кто так думает, самая большая.
Благодаря СМИ и собственному опыту россияне хорошо осведомлены о нынешнем правовом беспределе, а значит и о том, что "сильное государство", "вертикаль власти" и "диктатура закона" оказывается с этим беспределом вполне совместимыми. Но главную его причину они видят не в том, что "народ не тот", и даже не в плохих законах, а в том, что законы нарушаются самой властью - теми людьми, которые по долгу службы должны гарантировать их соблюдение. Так считают 78% наших респондентов, и попробуйте убедить их в том, что они заблуждаются. Думаем, не получится.
Да, народ не выше своей правящей элиты. Но он и не должен быть выше. Если человек соглашается получать часть зарплаты в конверте и не платит с нее налог по причине ее документальной нефиксируемости, то он поступает совершенно адекватно заданным условиям, которые не им установлены. И это - вполне рациональное поведение человека с нереволюционной психологией, не мешающее ему, впрочем, понимать и осуждать само явление, с модернистской культурой и в самом деле несовместимое. Ведь если заданные условия не позволяют следовать ей более последовательно, то это проблема не человека, а заданных условий, созданных не им, а теми, кто взялся им управлять. Ссылки на дефицит народного идеализма - последнее прибежище российской "системной" элиты, стремящейся оправдать свое якобы рациональное поведение в неправовой среде и свое к ней конформистское приспособление.
Режим сменился. Изменится ли система?
На исходе советской эпохи широкое хождение получила фраза-диагноз: "Во всем виновата система". Похоже, фраза эта вот-вот снова войдет в повседневный речевой обиход. Во всяком случае, данные нашего исследования дают основание для такого прогноза.
В широких слоях населения постепенно осознается происшедшее в стране в 1990-е годы. Политический режим в России радикально изменился, но его изменение не сопровождалось преобразованием "русской системы". Легализация частной собственности, конституционные гарантии прав и свобод, выборное формирование власти в центре и на местах - все это, разумеется, ослабило и расшатало ее. Однако, системные устои - нерасчлененность власти и бизнеса, доминирование политики над правом (т.е. политической и административной власти над судебной), монополия бюрократии на принятие решений, не неся за них экономической и юридической ответственности перед населением, - остались непоколебленными.
Из этой исторической точки можно двигаться, реализуя один из двух альтернативных политических проектов.
Первый их них воплощается на наших глазах. Это - проект капитального ремонта полуразложившейся "русской системы", приведения ее в работоспособное состояние при одновременном проведении либеральных экономических реформ. Но "русская система" и либеральная экономика не совместимы по определению.
Свободное предпринимательство - основа такой экономики - предполагает защищенного гарантиями правового государства и потому свободного человека. Между тем "русская система" в принципе не способна сосуществовать с независимым, неподконтрольным ей человеком-субъектом. Именно поэтому любые законы, сокращающие ее контрольные функции, при сохранении устоев "русской системы" не могут работать. Ведь их исполнение посягает на саму ее сущность - контролировать в стране все и вся. Система эта может либо поддерживать законность в условиях несвободы, либо имитировать правовой порядок, прикрывающий бюрократический произвол по отношению к человеку в условиях формально дарованных свобод.
Во втором случае неизбежно происходит тотальное отчуждение между гражданами, стремящимися укрыться от корыстного государственного бюрократического контроля, и государством, стремящимся этот контроль любой ценой удержать. Люди, говоря иначе, попросту выталкиваются из легальной государственной жизни, что мы сегодня повсеместно и наблюдаем. Лишь один из каждых пяти наших респондентов ощущает, что государство приносит ему какую-то пользу; остальные же воспринимают его либо как помеху (33% опрошенных), либо констатируют, что оно вообще не играет в их жизни никакой роли (45%).
Получается, что "сильное государство" выстраивается либо вопреки гражданам (отсюда и их массовый встречный "вопрекизм"), либо параллельно их жизни, независимо от них. Надо ли доказывать, что никакой либеральной конкурентной экономики при этом возникнуть не может?
Что-то подобное страна уже переживала во времена Столыпина, впервые попытавшегося осуществить либеральные реформы в экономике с помощью институтов и механизмов расшатанной "русской системы". Но тогда из государственной жизни выталкивались самые архаичные слои населения с догосударственной общинной психологией, энергия которых и была после неудачи той первой попытки использована большевиками, строившими новое государство под лозунгами его грядущего отмирания. Эти слои оказывали сопротивление реформам Столыпина, которое он надеялся преодолеть, ограничивая их права, в том числе и избирательные, ради получения лояльного большинства в Государственной думе. То была трагедия реформатора, не находящего в обществе необходимого для назревших преобразований культурного ресурса.
Теперь эксперимент вековой давности пытаются повторять (разумеется, с поправками на время, т. е. формально-юридического ущемления чьих-либо прав), ссылаясь опять-таки на незрелость общества. Но ведь за столетие оно стало принципиально иным, и разговоры о его "незрелости" сегодня в лучшем случае лишь камуфлируют историческую изжитость "русской системы", ее неадекватность нынешнему состоянию общества, ее неготовность и неспособность к самореформированию.
Сегодня вне государства или в скрытом конфликте с ним оказался, прежде всего, не архаичный, а "модернистский" человек, культура которого впервые в отечественной истории стала доминирующей, охватывающей большинство населения. Он - не "антигосударственник". Он - сторонник другого государства, основанного на иных, чем "русская система", принципах. Можно сказать, что он - сторонник модернистского проекта, предполагающего выстраивание, несомненно, сильного государства, но - по лекалам современной правовой, а не традиционалистской культуры. Ему нужно сильное государство, подобное тем, что имеют место в развитых странах, и он отторгает и будет отторгать модель сильного государства типа современного Китая или Чили недавнего прошлого. Полученные нами данные позволяют говорить обо всем этом вполне определенно.
Русские "модернисты" между надеждой и апатией.
Когда-то русское правительство называли единственным европейцем в стране. Сегодня правительству-европейцу одиночество в России не грозит. Скажем, среди наших "модернистов" (а именно они, напомним, концентрируют в себе наиболее динамичные слои российского общества) 68% респондентов считют наиболее предпочтительным для России партнерство со странами Западной Европы. Это - абсолютный внешнеполитический приоритет.
Он проявляется, хотя и не столь отчетливо, и в повышенной заинтересованности "модернистов" в интеграции России в европейское сообщество. На вопрос, какие качества обязательно должны быть присущи президенту России, они в числе трех главных (из 12 предложенных) назвали установку на вступление страны в Европейский союз.
Существенно также, что значительная часть "модернистов" хотела бы видеть главу государства демократом, - данное качество тоже вошло в лидирующую тройку по числу поданных за него голосов. Это заставляет усомниться в правоте тех, кто пытается убедить себя и других, что слово "демократ" себя дискредитировало окончательно и бесповоротно. Кстати, и среди населения в целом демократом хотели бы видеть президента почти 40% опрошенных (большее число голосов собрало лишь такая позиция, как "русский по национальности").
Если демократия у кого и вызывает отторжение, то разве что у наших "традиционалистов", которые хотели бы, в первую очередь, видеть президента русским, православным и сторонником коллективистского способа развития страны. Понятно, что правительство-европеец на них опереться вряд ли сможет. Но ведь и опора-то не ахти какая широкая и прочная. Без риска для страны ее можно оставить Геннадию Зюганову и его идейным соратникам. На "модернистов" же правительство, претендующее быть "европейцем", опереться могло бы, но лишь в том случае, если не будет вместо европейской демократии предлагать им ее самобытную имитацию.
В развитых странах находит большинство "модернистов" (59%) и стандарты достойной жизни, что тоже разительно отличает их от "традиционалистов", живущих воспоминаниями о жизненных стандартах в брежневском СССР. В полном соответствии со своими культурными предпочтениями, они четко обозначают и причины, позволившие этим странам достигнуть их нынешнего уровня развития: чаще всего "модернисты" называют равенство граждан перед законом, законопослушность самой власти и ее способность обеспечивать законопослушность населения, а также стимулирующую роль свободной конкуренции и поощрение государством и обществом инициативности и предприимчивости. Надо полагать, что и в своей стране они хотели бы видеть то же самое.
Понятно, что у "традиционалистов" в числе главных причин фигурируют совсем другие. Они ищут и находят их в том, что развитые страны не пережили в своей истории тяжелых потрясений и испытаний. Или в том, что эти страны эксплуатируют природные и трудовые ресурсы стран слаборазвитых. Но если учесть, что "традиционалисты" составляют меньшинство населения, то доминирующий вектор развития российского общества в направлении модернистской культуры и его готовность согласиться на реализацию модернистского проекта вряд ли могут быть поставлены под сомнение.
Что же касается государственного устройства, то из четырех предложенных моделей (современной западной, советской, современной китайской и чилийской времен Пиночета) почти каждый второй "модернист" отдал предпочтение демократически-правовой государственности западного типа. Это не значит, что другая половина мечтает о реанимации "русской системы" или заимствовании ее современных подобий - люди с такими ориентациями сконцентрированы, в основном, в рядах "традиционалистов". Но в составе "модернистов" обнаруживается самая значительная (свыше четверти) доля аполитичных людей, ушедших в частную жизнь и безразличных ко всему происходящему за ее пределами. Такая социальная апатия наиболее активной части населения может быть вызвана и тем, что модернистский проект российскому обществу до сих пор не предложен, и наши наиболее деятельные сограждане перестают верить, что он может быть предложен вообще.
Шанс есть. Будет ли он использован?
Центральной идеей такого проекта в современной России не может быть какая-либо другая, кроме идеи реформы власти. То, что называют "административной реформой", - это не "одна из" реформ, а такая, без проведения которой все самые замечательные законодательные инициативы и преобразования останутся безрезультатными. Но и саму административную реформу постигнет та же участь, если она сведется к еще одному ремонту "русской системы" (косметическому или капитальному), не затрагивая ее основу - монопольное право бюрократии не отвечать за свои решения перед гражданами.
Мы не знаем, кто из политиков перед предстоящими выборами выдвинет модернистский проект и выдвинет ли вообще. Но мы понимаем, что вне такого проекта, опирающегося на широкую общественную поддержку, "русская система" не может быть преобразована в принципе. Изнутри она не реформируема; сколько и каких реформаторов в нее не засыпай, она их перемелет. Мы также полагаем, что если модернистский проект не будет обществу предложен, то отчуждение от власти и политических партий наиболее активных и образованных слоев населения будет нарастать.
Ведь они не знают, что их - много, что они - большинство. Ведь и их повышенный "вопрекизм" проявляется, прежде всего, в их самооценках, а не в оценках народа в целом, которого они склонны в первую очередь наделять такими качествами, как покорность перед властью и патерналистское упование на нее, готовность довольствоваться малым, коллективизм. В себе-то самих они обнаруживают эти качества куда как реже!
При таком восприятии мира и себя в нем публичная риторика политиков, апеллирующая к чуждым им ценностям, побуждает людей уходить во внутреннюю (и не только) эмиграцию и, тихо проклиная "систему", ждать, когда она в очередной раз обвалится. Нечто подобное мы могли уже наблюдать во времена Брежнева: ведь как стабильно все было, а чем кончилось? Среди "модернистов" мы обнаруживаем и самую большую долю (около 50%) новых эскапистов, людей, которые в будущих парламентских и президентских выборах не собираются участвовать, не знают, за кого им отдать свой голос, или собираются голосовать против всех. Такой вот беспризорный электорат.
Мы привели лишь некоторые данные об установках и настроениях "модернистов". Могли бы привести и другие, свидетельствующие об отторжении ими базовых принципов "русской системы" и сформировавшемся запросе на модернистский проект. Со своей стороны можем добавить, что без реализации такого проекта Россия в стремительно меняющемся и развивающемся мире информационной эпохи обречена на отставание, прозябание и медленный распад.
У страны нет времени всерьез рассматривать утопические проекты вроде "Святой городской Руси" и предаваться мечтаниям о лидерстве в антиглобалистском, антимодернистском движении, сакрализирующем бедность. Даже профессиональные патриоты, имеющие ныне широкий доступ к экранам и пугающие народ Западом, демократией и политкорректностью, - даже они, виртуозно играя на манихейских струнах человеческих душ, не в силах изменить вековой архетип. Лидером всегда становился умный, сильный и богатый, а не тот, кто громче всех кричал о своей особости и сильнее надувал щеки.
Мы не исключаем, что апологетам "русской системы" удастся реализовать свой проект. Но мы уверены, что ничего, кроме очередной большой беды, это России не принесет. Вот почему той части российской политической элиты, которая заинтересована в превращении России в правовое демократическое государство, столь важно осознать, что у нее есть уникальный шанс сойти с наезженной исторической колеи и пойти другим, не "особым" путем. Ей, этой элите, есть на кого опереться. В союзниках у нее - огромная часть общества с ее требовательным запросом на реформу "русской системы" и присущего ей устройства власти. В заключение - еще несколько цифр.
Таблица 2. Что, прежде всего, необходимо России для того, чтобы выйти из кризиса и добиться успеха?
Варианты ответов Количество ответивших (в %) от общей численности опрошенных
Укреплять нашу государственность, руководствуясь многовековым опытом и традициями российской власти 45
Укреплять нашу государственность, меняя само устройство российской власти 54
Затрудняюсь ответить 2
Кто-то скажет, ознакомившись с этими цифрами, что общество находится в состоянии, близком к расколу. А кто-то, сопоставив их со всем вышесказанным, увидит набирающую обороты тенденцию отторжения "русской системы", которая блокирует развитие страны и самореализацию живущих в ней людей.
Мы придерживаемся второй точки зрения. В том числе и потому, что в социально-демографических группах, представляющих собой основные движущие силы развития страны (жители крупных городов, люди с высшим образованием, молодежь, предприниматели) сторонники реформы власти уже сегодня составляют не простое арифметическое большинство, а большинство квалифицированное - от двух третей до четырех пятых.
"Новые известия", № 170-171, сентября 2002
Опрос был проведен по всероссийской выборке 1600 человек на базе ВЦИОМ по заказу Клуба "2015" исследовательской группой в составе Т.И. Кутковец (автор исследования), А.И. Гражданкина, И.М. Клямкина и И.Г. Яковенко.