11/30/2011 | maggazfer.ru

http://maggazfer.ru/6959533.php

Национальная академия наук Украины остаётся чёрной дырой государственного бюджета. У нас намного больше институтов и научных работников, чем в крупнейших странах Европы, но их вклад в науку незначителен. Чтобы изменить ситуацию, необходимо отказаться от содержания на бюджетные деньги армии бесполезных учёных и поддерживать лишь наиболее значимые и интересные проекты

Полгода назад в аспирантуру Женевского университета поступил двадцатидвухлетний Иван Левкивский, выпускник Национального университета им. Тараса Шевченко. Через два месяца после приезда в Швейцарию он написал статью, в которой объяснил один из экспериментов в области мезоскопической физики (элемент нанотехнологий). Руководители и коллеги молодого учёного назвали его работу блестящей, поскольку над этим безуспешно бились талантливые профессора из Оксфорда и других университетов Европы. Спустя полгода Левкивский подготовил ещё три научных статьи. Мало того, игнорируя выделяемые каждому аспиранту четыре года на подготовку к защите диссертации, юноша собирается защищаться уже через год. «Если Левкивский проработает положенные четыре года в аспирантуре, продолжая приобретать квалификацию в таком же темпе, то к пятому году получит не только формальную степень, но и научное имя и как минимум несколько предложений о сотрудничестве от лучших университетов Европы и Америки», — убеждён научный сотрудник Европейского совета ядерных исследований (CERN) и один из кураторов молодого учёного Алексей Боярский. Он приводит в пример и Владимира Савченко, который внёс большой вклад в создание украинского Грида (системы распределённых вычислений. — «Эксперт»), а сейчас учится в аспирантуре при филиале Европейского космического агентства, где его способности оценивают очень высоко. Как и эти учёные, все выпускники Научно-образовательного центра при Институте теоретической физики Национальной академии наук Украины уезжают работать за рубеж, и их с радостью принимают Принстонский университет, Французский центр ядерных исследований и другие ведущие научные центры мира.

За наших соотечественников можно только порадоваться. Но почему они не достигли таких успехов, пока находились в Киеве? Ведь молодые учёные были так же внутренне мотивированы, старательны и талантливы. Ответ прост: только в Европе они дорвались до настоящей научной жизни — реальных экспериментов и еженедельных международных семинаров. Только там почувствовали возможность быстро расти и реализовать свой потенциал. В Киеве таких возможностей у них сейчас нет, как нет их у подавляющего большинства молодых учёных.

Нулевой фактор влияния
Модель содержания громадной армии учёных, между которыми поровну распределяются имеющиеся в стране средства, не срабатывает. Украина должна создать хотя бы два-три конкурентоспособных в мире научных института

Казалось бы, Украина имеет более чем достаточную научную базу для внедрения инновационной модели экономики. В системе Национальной академии наук Украины (НАНУ) насчитывается 170 институтов. В них работают 19 тыс. учёных, из них восемь тысяч кандидатов наук и две с половиной тысячи докторов наук, в том числе 182 академика и 343 члена-корреспондента. А вместе с техническим персоналом количество сотрудников НАНУ составляет 43 с лишним тысячи человек. В то же время немецкий аналог нашей академии — Общество Макса Планка — объединяет 76 институтов, в которых трудятся 11 100 научных сотрудников, включая аспирантов. Французская академия наук CNRS насчитывает на полтысячи учёных больше. При этом годовой бюджет немецкой академии составляет 1,7 млрд евро, французской — 3,2 млрд евро, тогда как бюджет НАНУ в нынешнем году равнялся 260 млн евро. Простые вычисления показывают, что среднегодовое финансирование одного учёного во Франции обходится почти в 275 тыс. евро, в Германии — примерно в 155 тыс. евро, а в Украине — в 13,5 тыс. евро. При этом за 2003–2007 годы финансирование украинской академии выросло в четыре с половиной раза.

«Штаты НАНУ непомерно раздуты, что приводит к чрезвычайно низкому финансированию в расчёте на каждую научную единицу. Наша академия примерно в полторадва раза больше европейских аналогов, а удельное финансирование в десять-двадцать раз меньше. Три года назад Украина выделяла на науку в сто тридцать-сто девяносто раз меньше средств, чем Германия и Франция. И это является основной причиной очень низкой продуктивности НАНУ», — считает глава отделения физиологии и медицины Европейской академии наук и заведующий сектором нейронаук Манчестерского университета Алексей Верхратский, начинавший научную карьеру в киевском Институте физиологии им. Александра Богомольца.

Уже не первый год те немногие украинские учёные, которые действительно делают науку, пропагандируют необходимость провести переаттестацию научных сотрудников академии в соответствии с общемировым индикатором — индексом цитирования в читаемых научным сообществом изданиях. «Конечный результат труда учёного — сообщение о его открытиях, доступное максимальному количеству людей. Это может быть статья, книга, газетная заметка или страничка в мировой компьютерной сети. На современном этапе развития науки международным языком является английский, и написанные на других языках работы в принципе не имеет никакого значения. Если учёный не публикуется в течение пяти лет, он навсегда умирает для науки», — уверен Верхратский.

Безусловно, 19 тыс. сотрудников НАНУ публикуют свои работы того или иного качества, но где? Каждый европейский или американский учёный стремится публиковаться в тех журналах, импакт-фактор (т. е. усреднённое количество ссылок на одну статью в них) которых наиболее высок. Этот показатель сейчас самый высокий в мире у научных изданий вобласти биологии и медицины: средний составляет около единицы, а наивысший у таких журналов, как Nature, Science, Cell, — 40. В то же время импакт-фактор (ИФ) большинства московских (бывших всесоюзных) биологических изданий колеблется в пределах 0,1–0,2. Среди них максимальный показатель у журнала «Биохимия» — 1,2. Преобладающее большинство украинских академических журналов вообще не имеет ИФ. Он у них настолько низкий (ниже 0,1), что Институт научной информации, собирающий данные о количестве ссылок на каждую статью в большинстве научных журналов мира, не отслеживает цитирование статей в этих изданиях.

Что можно сделать, чтобы хоть несколько из издаваемых сейчас в Украине 600 академических журналов имели пристойный ИФ? Один из вариантов — взять за образец опыт ближайших соседей. В 2000 году известный румынский эндокринолог профессор Попеску возглавил «Журнал клеточной и молекулярной медицины», перевёл его на английский язык и выложил в Интернете с открытым доступом. Учёный связался с румынской научной диаспорой и предложил публиковать в нём статьи. За шесть лет ИФ журнала вырос с нуля до шести с половиной (показатель выше пяти считается очень высоким). Так малоизвестный румынский журнал стал солидным изданием в области наук о жизни, и теперь многие учёные стремятся напечатать в нём свои работы.

Однако наша проблема заключается не только в организации издательского дела в научной сфере, а и в низкой квалификации и творческой активности большинства украинских исследователей науки.

Лишь немногие из них пишут статьи на английском языке и пытаются публиковать их в международных изданиях с высоким ИФ. «Недавно я зашел на сайт Института научной информации, где пытался отыскать базу данных по публикациям в нашей стране с 2000 года. Я убедился, что хирш-индекс (формула продуктивности учёного, рассчитываемая на основе количества его публикаций и числа их цитирования) всей Украины составляет сорок, в то время как хирш-индекс только Манчестерского университета достигает семидесяти», — говорит Алексей Верхратский. По его словам, количество опубликованных статей всех химико-биологических учреждений НАНУ (это 52 института с общим штатом восемь тысяч человек) сравнимо с числом публикаций среднего английского университета. Аналогична ситуация и в других областях украинской науки. К примеру, если ведущие иностранные физики достигают уровня 15 тыс. цитирований своих работ за десятилетний период, а стандартный европейский профессор-физик имеет тысячу-полторы цитирований за тот же период, то отечественные физики, считающиеся у нас выдающимися учёными, набирают за это время максимум 500 цитирований.

При этом в Украине всё ещё существует разветвлённая система научных организаций с громадными территориями, всеми мыслимыми льготами, базовым финансированием и принципом самоуправления. Так почему же наука не работает? Одна из причин её пробуксовки — возраст научных сотрудников академии, превышающий 50 лет (средний возраст кандидата наук — 51, доктора наук — 62, академика — 71 год). «Это катастрофические показатели, ведь расцвет таланта учёного приходится на период от сорока до пятидесяти пяти лет, а в шестьдесят пять учёные во всехзападных странах выходят на пенсию. В Германии научные сотрудники, претендующие на профессорскую должность, могут занять её только до пятидесяти двух лет. Но в Украине нет молодых учёных, способных достичь профессорского уровня к сорока годам, когда они, активно занимаясь исследованиями, смогут создать свои лаборатории и новые научные школы», — считает Верхратский.

Дорогу молодым

Решение проблемы — в значительном сокращении количества научных проектов и омоложении научного персонала. Работающие в странах Европы украинские учёные убеждены, что альтернатив отработанным там способам управления научной сферой сейчас просто не существует. «Посмотрите на ЕС: в него входят и богатые страны, такие, как Швейцария и Германия, и относительно бедные — Греция, Португалия. Вы думаете, в Греции на науку выделяют меньше средств, чем в Швейцарии? Просто в Греции работают меньше учёных и запускается меньше научных проектов. Каждый проект в Португалии финансируется так же, как в Германии: на него тратят ровно столько, сколько он реально стоит. Модель содержания громадной армии учёных, между которыми поровну распределяются имеющиеся в стране средства, не срабатывает. Украина должна пойти по пути бедных стран Евросоюза, то есть создать небольшое количество конкурентоспособных в мире научных проектов», — считает Алексей Боярский.

По его мнению, только такой путь позволит подготовить внутри этих проектов молодых специалистов высокой квалификации и удержать их в стране. Ведь если это проект действительно мирового уровня, то не имеет значения, где он осуществляется — в Германии, Швейцарии или Украине. Начать необходимо с организации национального научного фонда (ННФ), в котором будут собраны средства, предназначенные для развития нескольких ключевых научных направлений, не распределённые по квотам. Учёные смогут подавать свои заявки в этот фонд, претендуя на любую сумму. Их заявки примут участие в открытом и объективном конкурсе. Если, к примеру, у ННФ хватит средств на финансирование пяти научных проектов, победителями станут пять групп учёных. «Чтобы исключить злоупотребления, во всех странах используется один и тот же приём — каждый проект оценивают на анонимной основе не только отечественные, но и два-три зарубежных эксперта. Кроме того, конкурс должен проводиться ежегодно, чтобы дать шанс тем, кому в этом году не повезло. Такие условия позволят в краткие сроки сконцентрировать в одном месте проекты мирового уровня. Иначе у нашей талантливой молодёжи останется огромный соблазн заниматься наукой за рубежом», — говорит Боярский. Чтобы стимулировать молодых учёных к соревнованию, ННФ должен быть прозрачным, то есть в случае неудачи предоставлять возможность подать апелляцию и получить вдумчивый ответ, а также увидеть отзывы тех учёных, которые оценивали каждый конкретный проект. По такой схеме издавна запускаются научные проекты в странах Европы.