08/31/2001 | Спостерігач

Проект «Украина» - 2

31.08.2001

У нас создаётся общество, в котором русская по форме культура не является таковой по духу. Создаётся тот же феномен Канады – англоязычные, но не США. Русскоязычные, но не Россия.




Говоря о проекте «Украина» следует особо отметить такую важную составляющую часть, как история. Кто-то сказал, что история пишется тогда, когда существует проект государства. В соответствии с существованием на протяжении последних двух – трёх столетий нескольких проектов «Украина», соответственно существовало и несколько концепций украинской истории. Все эти концепции давно устарели, и для нормального воплощения нового проекта «Украина» - соответствующего времени и новым заданиям – необходимо подумать и о новой концепции истории Украины.




Каковы же были прежние концепции истории?


В соответствии со стадиями развития мышления и самоосознания, протоукраинцы прошли несколько стадий развития, которые отразились на менталитете представителей той или иной эпохи. Так, начиная с Х века, рядовой гражданин Руси осознавал свою причастность не столько к государству, сколько к династии и конкретному князю. Отсюда и мышление на уровне «Мы – подданные Ольговичей», «Мы – подданные Ростиславичей» и т.д. Соответственно и летописи – вариант концепции истории – писались именно под конкретного заказчика, под конкретного князя либо династическую линию. Позже приходит новое мышление – конфессиональное. «Мы – католики» или «Мы – православные» приходят на смену династическому самоопределению. И этой печатью обозначены исторические произведения ХУІІ – начала ХУІІІ веков, особенно «Синопсис» Иннокентия Гизеля. Хотя конфессиональных ноток хватает и в казацких летописях времён Хмельницкого и последующих гетманов. И только с конца ХУІІІ века (условно, с появления «Истории Русов») возникает чувство причастности к некоему отдельному народу. В нашем случае – к украинцам.


Большие масштабы Украины и неравномерное развитие разных регионов привели к тому, что вплоть до 30-х годов ХХ века украинское население Полесья и Волыни очень часто не идентифицировало себя как украинцев, самоименуясь «тутейшими», то есть «местными». Ещё дольше сохранялись реликтовые осколки древних родоплеменных отношений с соответствующим менталитетом у лемков, гуцулов, бойков на Западе Украины. Абсолютно иные процессы этногенеза, не характерные для Центральной и Западной Украины, происходили на востоке и юге – в Донбассе, Слобожанщине, Таврии, не говоря про Крым, который довольно поздно попал в украинскую сферу влияния. То же можно сказать и о Закарпатье, которое только в 30-х годах ХХ века начало жить по «украинскому времени».


Замечания Владимира Винниченко, мол, украинскую историю невозможно читать без брома, свидетельствуют о непонимании огромной частью украинской интеллигенции шокового фактора в истории. Как бы это жестоко не звучало, но частые войны и геноцид против украинцев со стороны оккупантов только укреплял самих же украинцев, создавая своеобразный «миф жертвенности». Об этом мифе в своё время писал Олег Ольжич, справедливо критикуя фашистский режим в Италии, пришедший ко власти без единого выстрела и без единой жертвы. Национальный миф не может быть пацифистским по своему характеру. Общая беда унифицирует и помогает сплотиться жителям одной и той же территории. Советская, а позже нацистская оккупация Волыни привела к тому, что бывшие «тутейшие» через десять лет после знаменитой переписи населения, в которой они фигурировали именно под этим «этнонимом», стали создавать основу Украинской повстанческой армии. Украинско-польская война 1918 – 1919 гг. окончательно утвердила у реликтовых племён Карпатского региона украинский патриотизм и украинские приоритеты. Общность пребывания под властью Австрии Герцогства Буковинского и Королевства Галиции и Лодомерии сделало ближайшими союзниками православных буковинцев и греко-католиков галичан. Примеров может быть сколько угодно.


Но вернёмся именно к концепции истории, которая утвердилася на протяжении последнего века. Вернее, ко двум концепциям. Первая – народническая, которая предполагала рассмотрение истории Украины как истории отдельного народа. Вторая – «державницкая», согласно которой история Украины рассматривается как история государственности либо борьбы за государственность на разных этапах. Кризис первой концепции наметился ещё в начале ХХ века, когда ученик Владимира Антоновича (родоначальника концепции) Михаил Грушевский внёс некоторые коррективы в концепцию учителя и приблизил её к «державницкой» школе. А уж само «державництво» расцвело в среде политических оппонентов Грушевского, которые в междувоенный период «тусовались» на вилле Ваннзее вблизи Берлина. Стоит ли говорить, что вилла принадлежала экс-гетману Павлу Скоропадскому. Для меня заслуга Скоропадского состоит не в его восьмимесячном правлении, а именно в создании условий для развития «державницкой» концепции истории Украины. Вячеслав Липинский, Дмитрий Дорошенко, Наталья Полонская-Василенко - все эти историки вышли из монархической среды, из окружения Скоропадского. Липинский в своё время был гетманским послом в Вене, а позже – главным идеологом Украинского союза хлеборобов-державников – партии Скоропадского. Дорошенко был министром иностранных дел во время правления Скоропадского (кстати, именно он в 1918 году провёл блестящую дипломатическую операцию по добровольному присоединению Крыма к гетманату, а позже пытался расширить влияние Украинского Государства на Кубань). Полонская-Василенко была женой премьер-министра времён гетманата Николая Василенко. Именно эти историки и составили остов новой концепции истории Украины. Кстати, наиболее соответствующей тому времени и заданиям украинцев – добиться собственной государственности.


Но время прошло. Украинцы получили государственность. И теперь настала пора для новой концепции. Обретение государственности совпало с новым типом мышления. Развитие новых технологий в сфере информации, процессы глобализации, а также динамика жизни, упрощение межгосударственных контактов, появление геополитики как науки и пр. привели к тому, что рядовой гражданин мыслит себя уже не как представителя отдельно взятого этноса или государства, а как представителя более крупного образования. На смену национально-государственному мышлению приходит мышление цивилизационное, которое в Украине находится только в зародышевом состоянии. И задание украинских мыслителей начала ХХІ века – создать такую концепцию истории, которая соответствовала бы и новым цивилизационным процессам, и одновременно максимально продолжила бы актуальность именно украинского фактора в условиях глобализации. Кроме того: новая концепция должна учитывать неравномерность развития регионов и в то же время найти межрегиональный баланс – с тем, чтобы история Украины не превратилась лишь только исключительно в историю Киева и его окрестностей либо в историю Галиции.


Прежняя концепция истории может уложиться в следующую схему: первобытнообщинный строй на территории Украины – Трипольская культура – киммерийцы – скифы – сарматы – славянские племена – Киевская Русь – Галицко-Волынское государство - Великое Княжество Литовское – Речь Посполитая – казацкие войны – Хмельницкий – «Руина» - Мазепа – наступление России на Украину – Украина под властью России и Австрии – Революция – УНР – Украинское государство – снова УНР – под властью Польши, Чехо-Словакии, Румынии и СССР – Вторая мировая война, оккупация и УПА – УССР и деятельность диссидентов – провозглашение независимости.


Теперь же должно состояться осмысление некоторых моментов и перемещение акцентов в нашей истории. И это происходит. Иногда в спокойной и аргументированной форме (например, статья Дмитрия Полюховича на «Форуме», посвящённая феномену казачества и его деструктивной роли в нашей истории). Иногда – в более эпатажных формах (яркий пример - «Вурдалак Тарас Шевченко» Олеся Бузины). И не надо говорить о том, что Бузина выполняет чьё-то задание (ГРУ? ФСБ? Моссада?), направленное на развал государственности и свержение идеалов. Бузина чувствует натянутость идеала Шевченко и его несоответствие нынешнему моменту. Бунтарь с имиджем «дядька в кожусі» Шевченко идеально подходил бы на роль небесного патрона, скажем, атаману Зелёному либо митинговой стихии весны-лета 1917 года. Но сейчас иные времена. Украине нужен другой Шевченко. А другого Шевченко – художника, поэта, прозаика, человека, члена масонских лож и прочая, и прочая, а не «гения деструкции» - нам просто не представляют. Для того, чтобы Шевченко мог оставаться и в дальнейшем центральной фигурой проекта «Украина», вернее, для того, чтобы проект «Украина» мог эффективно воплощаться, нужна не просто коррекция образа Шевченко. Нужно кардинально иное его прочтение. Бузина это почувствовал и решил действовать просто, как футуристы в известном манифесте – «выбросим за борт корабля истории Пушкина, Достоевского и Толстого». Только в нашем случае не следует спешить. Нынешний образ Шевченко идеально подходит для освящения в Украине тенденции к «рагулизации» общества – процесса размножения жлобов-рагулей, антиурбанизационных процессов. И, следовательно, стоит два вопроса: во-первых, смогут ли в Украине переосмыслить Шевченко именно в цивилизационном ключе (только, ради Бога, не привлекайте к этому процессу экзальтированных членов Союза писателей) и, во-вторых, смогут ли украинцы воспринять нового Шевченко (ведь для большинства до сих пор слова «масон» ассоциируется исключительно с приставкой «жидо-»).


Куда более заманчиво выглядит (для меня лично) вместо корректировки образа Шевченко некая замена одномерного мышления многомерным. Ведь эпоха Шевченко – это не только один Шевченко. Канонизация Тараса Григорьевича была бы уместной в случае «на безрыбье и рак рыба». Но ведь эпоха, условно именуемая «эпохой Шевченко», наводнена интереснейшими персонажами, почему-то отодвинутыми в сторону или на задний план. Утончённый эстет Пантелеймон Кулиш, переводивший Библию на украинский язык, создавший грамматику украинского языка и пытавшийся примирить поляков и украинцев в Галиции, куда ездил со специальной миссией… Русская дворянка Мария Вилинская, дружившая с Жюлем Верном и Жорж Санд, одна из первых феминисток и просто эмансипированная женщина, талантливейшая писательница, писавшая на украинском языке под псевдонимом «Марко Вовчок». Этот бы образ – да в назидание нынешнему поколению. Особенно учитывая 11-миллионное русское «меньшинство» в Украине! Да и для преодоления своих собственных комплексов – мол, не только гоголи и потебни работали на русскую культуру – русские работали на развитие культуры украинской.… Или, если уж разговор зашёл о взаимопроникновении культур, то почему бы не вспомнить Вацлава Ржевусского, путешественника и авантюриста, получившего на Ближнем Востоке титул эмира, купившего за личные сбережения табун чистокровных арабских рысаков и пытавшегося в первой половине ХІХ века возродить украинское казачество. В 1830 году казацкий отряд Ржевусского был разбит в борьбе с регулярными российскими частями. Погиб и сам эмир…. Или Михаил Чайка-Чайковский. Потомок украинских гетманов, воспитанный в духе козакофильства, личный друг Великого князя Константина Павловича, герой Польского восстания 1930-1831 годов. Позже эмигрировал в Париж, где издал множество книг об Украине и её истории – «Ганна», «Гетман Украины», «Хмельницкий», «Вернигора», «Казацкие повести», «Стефан Чернецкий» и другие. Потом – агент польского эмиграционного правительства на Балканах. На его счету – удачный государственный переворот в Сербии и попытка революции в Болгарии. Потом – переход в ислам и служба при дворе турецкого султана. Титул мириамир-паши (наивысшее воинское звание) и положение в обществе, которое превышало положение великого визиря. Личная дружба с королевой Викторией и Наполеоном ІІІ. Возрождение запорожского казачества с настоящими запорожскими клейнодами. Участие в Крымской кампании и взятие Бухареста. Адам Мицкевич мечтал служить в его казацких отрядах, но умер от холеры на руках у Чайковского! Серия акций, направленных на активизацию антироссийских настроений в Украине. «Кирилло-мефодиевское братство», как считают некоторые исследователи, тоже могло быть инспирировано Чайковским, а молодой Шевченко, по свидетельству И.Мартоса, переписывался с Чайковским и даже взял из его «Вернигоры» сюжет для своих «Гайдамаков».


Почему все эти личности остаются «за кадром» общественного сознания. Почему и дальше культивируется культ одного Шевченко? Проиграет ли Украина от того, если она получит вместо одного героя с сомнительным (искусственно сделанным сомнительным) имиджем целый сонм героев? Учтите – настоящих героев! Насколько это может поменять сознание школьника, который изучает историю Украины ХІХ века, и насколько более здоровой будет нация после того, когда своеобразный «монотеизм» в концепции нашей истории будет заменён нормальным «политеизмом». Терминология, может, не слишком удачная, но она, возможно, целиком достаточна для создания нового цивилизационного мифа. Заметьте – украиноцентричного мифа!


Кто-то сказал, что Украина только тогда станет европейским государством, когда вместо Шевченко поставит на постаменты – символические постаменты памяти – Ивана Франко. Возможно, это и так. Франко до сих пор не понят и не осмыслен до конца. Интеллектуал и эстет, политик и писатель, критик и публицист, человек, писавший свои произведения на нескольких европейских языках – Франко может действительно стать украинским Масариком. С той разницей, что Франко так и не смог стать у истоков украинской государственности. Однако он стоял у истоков украинской политической жизни – бывший анархист-драгомановец прошёл эволюцию и создал, по крайней мере, две украинские политические партии – радикальную и народно-демократическую. Философ, дискутировавший с Энгельсом («Що таке поступ?»). Писатель, которого в современной Австрии считают писателем австрийским и называют в одном ряду с Кафкой и Цвейгом. Острый аналитический ум, скептицизм и умеренный цинизм – то, чего не хватает нашим политикам для их нормального восприятия. Любимец женщин (Юлия Шнайдер ради любви к Франко начала писать стихи на украинском языке и вошла в историю украинской литературы как поэтесса Ульяна Кравченко, правда, любви от гения так и не добившись). «Рыжий дьявол», как назвали его некоторые современники. А украинской истории так не хватает демонических личностей! Как и Шевченко – член масонской ложи (стихотворение «Каменяр» полностью проникнуто масонской символикой). Так почему же Шевченко – первый, а Франко – непременно второй? Почему национальный герой Украины должен иметь кожух и баранью шапку, а не строгий европейский костюм и манеры денди?


Ещё один момент в нашей истории – её полная антиэротичность. Историки как будто сговорились, и в извечном противостоянии Эроса и Танатоса отдают преимущество последнему. Эротичность истории – это не освещение альковно-будуарной стороны жизни тех или иных деятелей. Вернее, не только этот аспект. Эрос лежит в основе всякого прогресса, в основе рождения чего-то нового. Эрос лежит в основе оптимизма. Прочитав произведения нынешнего белорусского историка Витовта Чаропки, я понял, насколько украинская история как метод создания позитивной общественной мифологии отстаёт от белорусской! Нашу историю наполняют бесполые создания, которые рождаются для того, чтобы только умереть. Или эдакие Ильи Муромцы, которые по 33 года бездейственно сидят на печи, а потом друг совершают подвиг. Мой личный пример, когда в 1997 году одно лишь упоминание в статье о неудачной попытке юного Степана Бандеры навязать интимные отношения с красивой девушкой Анной Чемеринской, вызвало такую бурю негодования, что пикетчики, свято блюдущие непогрешимость созданного ими же образа Бандеры, едва не сорвали мне защиту диссертации. А ведь история отношений Бандеры и Чемеринской в последствии имела своё продолжение: именно Бандера в 1940 году обвинил мужа Чемеринской, Ярослава Барановского (причём, на основании фальшивых материалов) в сотрудничестве с польской полицией и предательстве. Вскоре это послужило основанием и для раскола Организации украинских националистов. «Украинских героев нельзя представлять в неприглядном свете», - утверждал один мой знакомый-историк. – «Украина – это не Франция, где можно писать о связях Наполеона и Жозефины Богарне и при этом не думать о том, что честь Франции или честь Наполеона от этого пострадает. Украинцы просто не поймут…» Господа историки! Да кто же, если не вы сами способствуете утверждению подобного комплекса неполноценности?


Возвращаясь к идее взаимопроникновения культур, следует отметить, что наиболее тесно украинская культура переплелась с российской и польской. Только если в отношениях с Россией Украина выступала чаще всего в роли донора (начиная со времён Феофана Прокоповича и Стефана Яворского, а возможно, и раньше), то в отношениях с Польшей – в роли реципиента. Рецепция польского духа в украинской культуре и истории начинается ещё с ХУІІ века, когда традиция перехода украинских шляхтичей в польскую (читай – католическую) среду прекратилась и повернулась вспять. В армии Хмельницкого было множество бывших поляков, осознавших себя частью новой общности. Примеры Кричевского, погибшего в литовском плену, либо Костки Наперского, поднявшего восстание в Польше, в тылу польских войск, в то время, когда с востока двигался Хмельницкий – показательны. Особенно много поляков переходили в украинский лагерь в ХІХ веке. Яркие примеры – Антонович, Житецкий, Рыльский, Вербицкий, Чубинский, Липинский, ряд церковных деятелей – например, митрополит греко-католической церкви Левицкий, Сас-Куиловский, Шептицкий.… В отношении Шептицкого часто говорят о некоем «зове крови», поскольку предки-де у него были украинцами. Но почему же тогда не было «зова крови» у его брата, генерала Станислава Шептицкого, который командовал польской армией во время войны с украинцами в 1918 – 1919 годах? И что обычно перевешивает в душе юного человека – украинские корни далёких предков или слава деда-классика польской литературы (дедом Шептицкого был известный польский драматург Александр Фредро)? Наверное, процесс перехода из культурной польской среды в украинскую и для Шептицкого, и для «хлопоманов» был неосознанным, иррациональным, который можно объяснить лишь одним: процессы культурного обмена, своеобразного культуртрегертва являются объективными и естественными, саморегулирующимися. Или ещё один интересный пример: в руководстве наиболее антипольской украинской политической структуры, Организации украинских националистов, в 30-х годах около половины лидеров имели польскую кровь, а мать лидера ОУН Евгения Коновальца по происхождению была этнической полькой. На этом, кстати, акцентирует внимание один из самых ярких националистических публицистов Владимир Мартинец (“За зуби і пазурі нації”, Львів, 1937).


Кстати, Беларусь явила нам совершенно иной пример. На протяжении двух последних столетий она являлась донором по отношению как к Польше (Адам Чарторыйский, Юлиуш Словацкий, Адам Мицкевич, да и сам создатель польского государства Юзеф Пилсудский), так и к России (Михаил Глинка, Фёдор Достоевский). Однако она оказалась невосприимчивой к иностранным влияниям. Отсюда, из этого подобия автаркии, и произрастает нынешнее состояние беларусского общества, нормально воспринимающего такое антикультурное явление, как Лукашенко (тот же «рагулизм» и антиурбанизационные тенденции, которые в украинской действительности могут проявиться несколько позже, например, через поколение – если вовремя не начать внедрение новых общественных мифов и разрабатывать новую концепцию истории Украины). Культурное влияние, рецепция новой крови дают мощную встряску дряхлеющему организму нации. И этого надо не бояться, а всячески приветствовать, выделяя особо роль иностранцев в украинской истории. Хотя бы для того, чтобы проследить и акцентировать генетическую связь украинцев и прочих народов, близких по цивилизационным признакам.


В этой связи особо следует подчеркнуть роль Дуная в украинской политической и геополитической традиции. Именно не моря, а Дуная. Выход к морю Украине на протяжении истории не дал практически ничего, поскольку и море-то было внутренним, контролированным – то Турцией, то Россией. В то же время выход к Дунаю давал Украине ощущение присутствия в Европе. Именно не Днепр, а Дунай воспет во многих народных песнях, в том числе в самой старой зафиксированной украинской народной песне (приблизительно ХІУ век) – «Дунаю, Дунаю, чему смутно течеш?» Эта своеобразная тяга к Дунаю – наибольшей европейской водной артерии – также является иррациональной, однако позволяющей рассматривать историю Украины не в восточно- , а в центрально-европейском контексте. А это, согласитесь, немаловажно: для меня лично очевидным является факт, что Украина в восточноевропейском инкубаторе наряду с Австрией, Венгрией, Хорватией, Словенией, Сербией, Чехией, Словакией, Польшей и т.д. смотрится куда лучше, чем в общей колыбели с Россией и Беларусью. Мы часто недооцениваем фактор пребывания части украинских земель в составе Австрии и (с 1867 года) в Австро-Венгрии, в «Дунайской монархии», как часто самоименовалось это государство. Мы забываем, что Галиция в этом государстве имела статус отдельного коронного края – Королевства Галиции и Лодомерии. И что Буковина (нынешняя Черновицкая область) имела статус герцогства. И что император Австро-Венгрии был одновременно королём Галиции и Лодомерии и герцогом Буковинским – согласно титуляции. То есть, легитимным украинским монархом. Почему же тогда в украинской истории не нашли своего отображения деяния Марии-Терезии, Фердинанда, Иосифа ІІ, Франца-Иосифа, Карла и прочих легитимных украинских монархов? Ведь это совершенно меняет традицию, это совершенно меняет восприятие нашей истории. И для меня абсолютно нормально и органично вплетаются в канву современности попытки львовских интеллектуалов отметить 170-летие цесаря Франца-Иосифа, гениальной посредственности, главным достижением которого стало создание проекта под названием «Австро-Венгрия» и который был королём Галиции и Лодомерии – по совместительству, так сказать.


Одновременно следует учесть тот факт, что современная общественная мифология базируется на отсутствии идеологических и геополитических ориентиров. В начале 90-х годов прошлого века появляется книга «Украина. История» канадского учёного Ореста Субтельного – квинтэссенция «державницкой» концепции – которая должна была поставить точку в дискуссиях об историческом пути независимой Украины. Однако вместо того, чтобы стать омегой старой исторической школы, эта книга стала альфой новых исследований в сфере исторической мысли и почти что обязательным учебником для всех молодых украинцев – почти что тем же явлением, каковым был учебник Иловайского для гимназистов в царской России . Фактически законодателем мод в украинской исторической науке стал канадский профессор. Даже более «продвинутые» и несравненно лучшие концепции истории, предложенные Ярославом Грицаком и Натальей Яковенко, остались замеченными только лишь интеллектуалами. Добавьте тот факт, что до сих пор не полностью изжиты старые советские стереотипы, некогда подробно изложенные в курсах истории профессоров Кондуфора и Дубины. Таким образом, современная концепция истории Украины – это нечто среднее между Субтельным и Дубиной. Как тут не вспомнить Иосифа Бродского – «Жёлто-блакитный Ленин над Конотопом… Жалко, что без креста – знать, не припасла Канада». И одновременно на память приходит графика львовского художника Юрия Коха: помпезный Тризуб, средний зуб которого заменяет Спасская башня московского кремля с шестиконечной звездой вверху. Полный апофегей! Но именно этот апофегей характеризует нашу историческую мысль. Имею в виду прикладную историю, а не историю как академическую науку – в конце концов, новейшие достижения историков не всегда интересуют интерпретаторов истории, которые и доносят исторические знания до рядовых граждан, формируя тем самым общественное мнение, общественное сознание, общественную мифологию.


К чему придёт Украина с такой идеологией? Процесс очевиден и, боюсь, вскоре он станет бесповоротным. Возможно, он уже стал бесповоротным. УКРАИНА ОБРЕЧЕНА НА РОЛЬ ЕВРОПЕЙСКОЙ КАНАДЫ. Так же, как Канада граничит с США, Украина будет граничить с Россией. Так же, как и в США, у Канады доминирующим языком является английский. Но Канада никогда не согласится превратиться в несколько дополнительных штатов США. Я наблюдаю тенденции на востоке Украины: при полном восприятии российской истории и российской культуры, множество русскоязычных граждан восточной Украины не воспринимают российской государственности и российской политики. Они живут по «киевскому времени» и страшно обижаются, когда российский средства массовой информации «наезжают» на Украину. Русскоязычные писатели и публицисты очень часто отходят от канонов русского языка и допускают в своих текстах слова и выражения, не встречающиеся в «живом великорусском». То есть, создаётся новая форма мышления. Создаётся общество, в котором русская по форме культура не является таковой по духу. Создаётся тот же феномен Канады – англоязычные, но не США. Русскоязычные, но не Россия. Первым такое государство начал строить Павел Скоропадский. Через 80 лет после него – Леонид Кучма. И это – не фактор личности в истории. Это закономерность. В будущей «Канаде» может остаться свой небольшой «Квебек» с постоянно растущими сепаратистскими настроениями – Галиция. Но этот «Квебек» будет удерживаться волей и силой традиции – кто-то когда-то внушил – на генетическом уровне – галичанам, что идея Соборности является важнейшей идеей. И можно пожертвовать чем угодно – только не Соборностью.


Новая концепция истории может развернуть общественное мышление в европейскую – но не в англо-франко-немецкую, а в центрально-европейскую сторону. Превратить нашу историю в нормальную полноценную историю нормального полноценного государства. Создать полноценный базис для успешного проекта «Украина». Избавиться от собственных комплексов.


И – наконец – как же должна выглядеть новая концепция истории? Откровенно скажу: не знаю. Если бы знал, то уже давно бы ходил в разряде национальных гениев и пророков – у нас любят награждать почётными титулами. Хотя «ForUm» попытается предложить вниманию читателей свою собственную концепцию – сокращённую и расширенную версии – истории Украины. Новую версию и новую концепцию. С учётом тенденций глобализации и повышения роли регионов. С учётом новейших исследований. С учётом потребностей населения. С учётом законов и принципов создания мифов. Может, наша концепция не будет слишком стройной и будет иметь много уязвимых мест. Но это будет попытка действовать, попытка творить историю как большой общественный миф. Попытка направить Украину по другому пути развития, а украинцев – по другому пути самоосознания.


Канада, конечно, богатая страна, но лучше всё-таки, чтобы Украина оставалась Украиной.

Кость Бондаренко для “ForUm’a”