03/25/2002 | Спостерігач

Братская любовь? «Time», 25.03.2002

Юрий Зарахович, «Time»
Украинцы по-прежнему подозревают Москву в имперских амбициях.

В далеком 1968 г., когда под гусеницами советских танков погибла «пражская весна», Москва оправдала вторжение необходимостью оказания помощи братскому чехословацкому народу. Со своей стороны, чехи и словаки комментируют события того года так: «Различие между братьями и друзьями состоит в том, что последних выбирают самостоятельно». Это высказывание недавно припомнилось мне в Украине во время разговора с молодым независимым журналистом Алексеем Степурой, сокрушавшимся о слишком рьяном братском отношении к Украине со стороны России. «Им никак не удается понять, что мы другие, – говорит он. – Мы независимое государство с собственным языком, культурой и историей».

Он попал в яблочко. Русский воспринимают как данность, что три главных славянских народа бывшего СССР, т.е. русские, украинцы и белорусы – одна семья, поскольку все они происходят из Киевской Руси. Русский привык считать, что самым щедрым его комплиментом украинцу будет признание его за своего.

Как ни странно, именно это-то поведение особенно «достает» украинцев. Они воспринимают такое отношение как отказ в самостоятельности, пренебрежительное недоверие к возможности стоять на собственных ногах, снисходительное напоминание о том, кто был старшим братом последние 300 лет, и как возможную угрозу принудительного возращения Украины в семью, которую ей так хотелось покинуть. Отсюда несколько болезненная реакция на все призывы к воссоединению, расцениваемые как угроза молодой независимости, и временами излишне выразительное ударение на том, что единственный государственный язык в стране – украинский.

Я далек от того, чтобы разделять опасения Степуры, что Россия в один день поступит с Украиной так, как она обошлась с Чечней. Может, потому, что Украина – государство с 50 миллионами населения, а Россия, как считает один московский остряк, может воевать только на один фронт и только на своей территории. Но у украинцев все-таки есть пунктик насчет того, что высшее политическое руководство России по-прежнему мыслит в имперских традициях. Оно не оставило мечты о превосходстве над Украиной вместо того, чтобы преследовать законные интересы России как соседнего государства, интересующегося, среди прочего, судьбой 11 миллионов русскоязычной общины в Украине.

Языковому вопросу в отношениях двух стран всегда была присуща болезненность и сложность. Для независимого государства естественно, что национальный язык – язык официальной документации, а граждане им свободно владеют. Хотя, скажем, во Флориде испано-язычные вывески и плакаты не очень оскорбляют чувства англоязычных жителей. В большинстве своем русскоязычным гражданам Украины отказано в такой чести. Несмотря на это, утрирование Москвой положения русскоязычного меньшинства в Украине мало отвечает действительности. Но есть и другая точка зрения.

Клуб «Остання барикада» – небольшой уютный уголок, популярный среди киевской молодежи. Название призвано символизировать настолько решительную борьбу за украинский язык, будто посетители и создатели клуба и вправду были готовы отдать свою жизнь на баррикадах в сражении за родной язык. Меню, представленное исключительно по-украински, объясняет, что фирменный коктейль «Бахчисарай» так назван в честь известного стихотворения «ИХ поэта Пушкина, написанного о НАШЕМ Крыме». Подтекст очевиден: русским не вернуть страстно желаемого Крыма, пока МЫ не читаем ИХ стихов на ИХ языке.

Я так думаю, что люди, не читавшие Пушкина, не умаляют его литературной славы. Они обделяют себя. Не то, чтобы я часто соглашаюсь с Карлом Марксом, но одно из правил, вынесенных мной из детства, гласит: «Ты столько раз человек, сколько языков ты знаешь». И как бы я ни любил украинский язык за его чарующую мелодичность, в моей памяти остается факт, что он, в отличие от русского, не принадлежит к шести языкам, признанных ООН средствами межнационального общения. А молодежь, высоко ценившая национальный дух «Останньої барикади», рискует замкнуться в мещанской самоизоляции. Потому что, как бы парадоксально это ни звучало, в нашу эпоху глобализации невозможно обрести настоящую культурную независимость, отгораживаясь от основных мировых культур.