Табель про ранги і Шевченко
03/10/2007 | igorg
http://www.kinoart.ru/magazine/02-2006/comment/eshkut0602/
...
Ломоносов сетовал на то, что российский профессор имеет по Табели о рангах всего-навсего чин, соответствующий чину армейского капитана, в то время как его западноевропейский коллега имел ранг полковника. Ученый-энциклопедист именно этим обстоятельством объяснял низкий престиж профессорского звания в Российской империи. Так обстояло дело в середине XVIII века. Сменилось несколько поколений, а ситуация осталась практически неизменной. В окружении Пушкина были профессора и академики, но ни сам Пушкин, ни его друзья не относились к ним, как к равным: и профессора, и академики, даже если им удавалось выслужить потомственное дворянство, вели в это время мещанский образ жизни.
Знала ли об этом верховная власть? Безусловно! Положение было столь серьезным, что даже тайная политическая полиция сочла своим долгом обратить внимание государя на то ничтожество, в котором обретается российская профессура. В «нравственно-политическом» отчете III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии за 1839 год граф Александр Христофорович Бенкендорф всеподданнейше докладывал Николаю I: «Положение русских профессоров было самое жалкое как в отношении жалованья, так и выгод, доставляемых службою, и потому только и существовали они частными уроками по домам и пансионам. Но, истрачивая время на уроки для приобретения пропитания, они не успевали следовать за ходом наук и оставались всегда позади, а потом совершенно отстали. Оттого в русских университетах и других заведениях науки преподавались по обветшалой методе и успехи в науках были слабее, а недостаток в хороших преподавателях становился беспрерывно ощутительнее». Граф Александр Христофорович оказался провидцем: прошло почти два столетия, а его отчет нисколько не утратил своей злободневности. И сегодня редкий российский профессор откажется признать справедливость этих слов, скрепленных авторитетной подписью шефа жандармов.
К середине XIX века профессора и академики подросли в чинах и достигли полковничьего и даже генеральского рангов. Ректор университета имел право претендовать на чин действительного статского советника, что соответствовало чину генерал-майора. И обращались к нему соответственно: «Ваше превосходительство». К концу XIX века заслуженный профессор мог дослужиться уже до чина тайного советника. Однако еще в середине XIX века университетские профессора не воспринимались как люди, принадлежащие к «хорошему обществу». Вспомним то нескрываемое презрение, с которым князь Раменский, персонаж «Тысячи душ» Писемского, трактует профессоров: для аристократа они были людьми неотесанными и малокультурными. Даже после того как дворянство утратило свою прежнюю роль в обществе, сила инерции была столь велика, что и в пореформенной России представитель хорошей дворянской фамилии продолжал чуждаться профессорской карьеры. Граф Витте вспоминал, что когда он после окончания курса в университете в 1870 году захотел остаться на кафедре чистой математики для приготовления к профессорскому званию, его родня, мать и дядя-генерал — кстати, очень культурные и образованные люди — воспротивились этому желанию. «Главный их довод заключался в том, что это занятие мне не соответствует, так как это не дворянское дело». Не помогла даже ссылка на тот непреложный факт, что известные московские профессора Кавелин и Чичерин происходили из родовитых дворянских фамилий. Этот аргумент не был воспринят родней будущего премьер-министра. Ситуация изменилась лишь в конце XIX века. Вспомним знаменитые чеховские пьесы. Профессор Серебряков, чье незнатное происхождение было ненавязчиво подчеркнуто в пьесе «Дядя Ваня», взял в жены дочь сенатора, и мыслившая себя «прогрессисткой» теща боготворила зятя, а брат первой жены профессора посвятил всю свою жизнь бескорыстному и жертвенному служению «светилу науки». Однако высокий социальный статус профессора не гарантировал материальной независимости: после выхода в отставку Серебряков, как мы хорошо помним, чтобы свести концы с концами, решил продать имение, которое принесла ему в приданое покойная жена. Героини драмы «Три сестры» сестры Прозоровы мечтали о переезде в Москву, где их брат Андрей станет профессором университета. Три генеральские дочки уже мечтали о том, что еще недавно воспринималось как нонсенс. Наиболее чуткие среди первых зрителей чеховских пьес должны были уловить эти выразительные приметы времени, ускользающие от нашего внимания. Однако этот период относительного материального благополучия и социальной стабильности продолжался очень недолго — до октября 1917 года.
...
________________________________________________________________
http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Literat/Fed/06.php
Степени и звания в науке
Тут много сходства с нынешними, но есть и различия, которые могут привести к ложному восприятию. Студент, с отличием окончивший курс, становился КАНДИДАТОМ без какой-либо аспирантуры и защиты диссертации. К степени добавляли название области наук или университета, где кандидат оставался работать: например, кандидат прав и кандидат Московского университета. Неотличившиеся выпускники довольствовались званием действительного студента. Так, в «Отцах и детях» Николай Петрович Кирсанов, так же как и его брат Аркадий, вышел из университета кандидатом. В отличие от них Паншин в «Дворянском гнезде» вышел из университета со званием «действительного студента». Степень кандидата носили герои произведений Л. Толстого Федя Протасов («Живой труп») и Кознышев («Крейцерова соната»).
Вторая ученая степень в царской России, а после 1884 года первая – МАГИСТР. Она примерно соответствовала нынешнему кандидату наук. Для получения этой степени следовало защитить магистерскую диссертацию. Магистром является молодой ученый Коврин в рассказе Чехова «Черный монах», он даже получает самостоятельную кафедру.
В 1884 году степени кандидата и действительного студента были упразднены.
Высшей степенью, как и ныне, был ДОКТОР. Герои романа Чернышевского «Что делать?», окончив университет, решили держать экзамен прямо на степень доктора медицины. «Дали Кирсанову докторство, дали года через полтора кафедру».
В «Скучной истории» Чехова выведен «молодой жрец науки», о котором профессор, герой «истории», говорит, что «в этом году он выдержал экзамен на докторанта и что ему остается теперь только написать диссертацию». Профессор размышляет о том, что докторант напишет «никому не нужную диссертацию, с достоинством выдержит скучный диспут и получит ненужную ему ученую степень». ДОКТОРАНТАМИ назывались люди, готовящиеся к защите докторской диссертации.
Из ученых званий для нашего современника непонятно звание ПРИВАТ-ДОЦЕНТА, отмененное после революции. От обычного доцента приват-доцент отличался тем, что был нештатным преподавателем высшей школы.
АКАДЕМИКОМ в старину назывался не только член какой-либо академии – научного учреждения, но и учащийся (или окончивший курс) высшего учебного заведения, носящего название академии, например военной, духовной. В этой связи большинство современных читателей неправильно понимает строки из «Евгения Онегина»:
Не дай мне Бог сойтись на бале
Иль при разъезде на крыльце
С семинаристом в желтой шале
Иль с академиком в чепце!
Речь идет о немолодых дамах, скрупулезно знающих русскую грамматику, которые здесь уподобляются людям, окончившим духовную семинарию или духовную академию, – ревнителям устарелых норм русского языка.
В повести Л. Толстого «Фальшивый купон» выведен гимназический законоучитель (преподаватель основ религии) Введенский, который был «вдовец, академик и человек очень самолюбивый». Академиком в современном смысле он, конечно, не был: просто окончил духовную академию.
Коль скоро затронуты термины, связанные с образованием, поясним заодно понятия КАЗЕННОКОШТНЫЙ и СВОЕКОШТНЫЙ студент. Обучение в высших учебных заведениях было платным, и только небольшое число студентов неимущих (по тогдашнему выражению НЕДОСТАТОЧНЫХ) получало право учиться на казенный счет, по-старому кошт. Отсюда оба выражения.
Среднее образование давали ГИМНАЗИИ и реальные училища. Если гимназии уделяли главное внимание гуманитарным предметам, то РЕАЛЬНЫЕ УЧИЛИЩА (с 1864 по 1872 год – реальные гимназии) отдавали преимущество естественно-математическим дисциплинам. Ученики их назывались РЕАЛИСТАМИ. ПРОГИМНАЗИЯМИ именовались неполные гимназии, соответствовавшие четырем классам гимназии.
Чеховская Душечка рассуждала о том, «что все-таки классическое образование лучше реального, так как из гимназии всюду открыта дорога: хочешь – иди в доктора, хочешь – в инженеры».
____________________________________________________________________
http://magazines.russ.ru/oz/2002/7/2002_07_24.html
По мере появления в русском обществе расширяющейся образованной прослойки и роста ее самосознания Петербургская академия наук, со своим своеобразным обликом и порядками, начала привлекать к себе все более пристальное внимание. К тому же, хотя она и продолжала оставаться привилегированным, «правительственным» научным учреждением, ее относительный вес в русской науке неуклонно падал по мере развития университетов. Устав 1836 года определял членов Академии как «первенствующее научное сословие в Российской Империи». Но установленная численность «сословия», состоявшего из 31 человека, уже не шла в сравнение с численностью профессоров и преподавателей 7 государственных университетов Империи, в каждом из которых полагалось иметь по35, а позднее — по 53 профильные кафедры. Пребывая наряду с университетами в системе Министерства просвещения, Академия расходовала около половины его скудного научно-исследовательского бюджета — при том, что государственная целесообразность этих затрат вызывала усиливающиеся сомнения даже управительства. Не надо думать, кстати сказать, что члены Академии наук пользовались какими-то особенными привилегиями. Их служебные оклады примерно соответствовали окладам университетских профессоров, а в некоторые эпохи бывали даже меньше. Те и другие считались государственными служащими, и их продвижение по ступенькам Табели о рангах имело общий предел — чин статского советника (простого, а не «действительного»). Не было в Академии и особенной внутренней демократии. Административная власть над ее членами находилась в руках назначаемого президента и непременного ученого секретаря, которым принадлежало и право высказываться от лица Академии. В общем, институт как институт, сученым секретарем и директором...
__________________________________________________________________
http://content.mail.ru/arch/19140/1288274.html
Саврасов, выходец из разночинной среды, начинал с того, что
мальчиком продавал свои рисунки торговцам на Никольской улице и у
Ильинских ворот - те охотно брали их, так как эти рисунки никогда
не залеживались на прилавках, и это многое говорит о том, в какой
манере они были исполнены. Конец жизни художника тоже накрепко
связан с "ночлежками", кабаками, рынками. С "низовой"
культурой.
Один из знакомцев, встречавших его в это время, свидетельствовал,
что Саврасов попал в кабалу к некоему торговцу, покупавшему его
произведения за цену, чуть ли не вдесятеро меньшую их реальной
стоимости. Но и то сказать - заслуженный академик живописи в эти
годы часто работал, что называется, "на потребу", попросту
"тиражируя" свои прежние произведения или, во всяком случае, их
мотивы. "Тиражируя", разумеется, с потерей качества - тут
сказывались и спешка, и "измененное" состояние сознание, и
элементарные болезни.
...
Ломоносов сетовал на то, что российский профессор имеет по Табели о рангах всего-навсего чин, соответствующий чину армейского капитана, в то время как его западноевропейский коллега имел ранг полковника. Ученый-энциклопедист именно этим обстоятельством объяснял низкий престиж профессорского звания в Российской империи. Так обстояло дело в середине XVIII века. Сменилось несколько поколений, а ситуация осталась практически неизменной. В окружении Пушкина были профессора и академики, но ни сам Пушкин, ни его друзья не относились к ним, как к равным: и профессора, и академики, даже если им удавалось выслужить потомственное дворянство, вели в это время мещанский образ жизни.
Знала ли об этом верховная власть? Безусловно! Положение было столь серьезным, что даже тайная политическая полиция сочла своим долгом обратить внимание государя на то ничтожество, в котором обретается российская профессура. В «нравственно-политическом» отчете III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии за 1839 год граф Александр Христофорович Бенкендорф всеподданнейше докладывал Николаю I: «Положение русских профессоров было самое жалкое как в отношении жалованья, так и выгод, доставляемых службою, и потому только и существовали они частными уроками по домам и пансионам. Но, истрачивая время на уроки для приобретения пропитания, они не успевали следовать за ходом наук и оставались всегда позади, а потом совершенно отстали. Оттого в русских университетах и других заведениях науки преподавались по обветшалой методе и успехи в науках были слабее, а недостаток в хороших преподавателях становился беспрерывно ощутительнее». Граф Александр Христофорович оказался провидцем: прошло почти два столетия, а его отчет нисколько не утратил своей злободневности. И сегодня редкий российский профессор откажется признать справедливость этих слов, скрепленных авторитетной подписью шефа жандармов.
К середине XIX века профессора и академики подросли в чинах и достигли полковничьего и даже генеральского рангов. Ректор университета имел право претендовать на чин действительного статского советника, что соответствовало чину генерал-майора. И обращались к нему соответственно: «Ваше превосходительство». К концу XIX века заслуженный профессор мог дослужиться уже до чина тайного советника. Однако еще в середине XIX века университетские профессора не воспринимались как люди, принадлежащие к «хорошему обществу». Вспомним то нескрываемое презрение, с которым князь Раменский, персонаж «Тысячи душ» Писемского, трактует профессоров: для аристократа они были людьми неотесанными и малокультурными. Даже после того как дворянство утратило свою прежнюю роль в обществе, сила инерции была столь велика, что и в пореформенной России представитель хорошей дворянской фамилии продолжал чуждаться профессорской карьеры. Граф Витте вспоминал, что когда он после окончания курса в университете в 1870 году захотел остаться на кафедре чистой математики для приготовления к профессорскому званию, его родня, мать и дядя-генерал — кстати, очень культурные и образованные люди — воспротивились этому желанию. «Главный их довод заключался в том, что это занятие мне не соответствует, так как это не дворянское дело». Не помогла даже ссылка на тот непреложный факт, что известные московские профессора Кавелин и Чичерин происходили из родовитых дворянских фамилий. Этот аргумент не был воспринят родней будущего премьер-министра. Ситуация изменилась лишь в конце XIX века. Вспомним знаменитые чеховские пьесы. Профессор Серебряков, чье незнатное происхождение было ненавязчиво подчеркнуто в пьесе «Дядя Ваня», взял в жены дочь сенатора, и мыслившая себя «прогрессисткой» теща боготворила зятя, а брат первой жены профессора посвятил всю свою жизнь бескорыстному и жертвенному служению «светилу науки». Однако высокий социальный статус профессора не гарантировал материальной независимости: после выхода в отставку Серебряков, как мы хорошо помним, чтобы свести концы с концами, решил продать имение, которое принесла ему в приданое покойная жена. Героини драмы «Три сестры» сестры Прозоровы мечтали о переезде в Москву, где их брат Андрей станет профессором университета. Три генеральские дочки уже мечтали о том, что еще недавно воспринималось как нонсенс. Наиболее чуткие среди первых зрителей чеховских пьес должны были уловить эти выразительные приметы времени, ускользающие от нашего внимания. Однако этот период относительного материального благополучия и социальной стабильности продолжался очень недолго — до октября 1917 года.
...
________________________________________________________________
http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Literat/Fed/06.php
Степени и звания в науке
Тут много сходства с нынешними, но есть и различия, которые могут привести к ложному восприятию. Студент, с отличием окончивший курс, становился КАНДИДАТОМ без какой-либо аспирантуры и защиты диссертации. К степени добавляли название области наук или университета, где кандидат оставался работать: например, кандидат прав и кандидат Московского университета. Неотличившиеся выпускники довольствовались званием действительного студента. Так, в «Отцах и детях» Николай Петрович Кирсанов, так же как и его брат Аркадий, вышел из университета кандидатом. В отличие от них Паншин в «Дворянском гнезде» вышел из университета со званием «действительного студента». Степень кандидата носили герои произведений Л. Толстого Федя Протасов («Живой труп») и Кознышев («Крейцерова соната»).
Вторая ученая степень в царской России, а после 1884 года первая – МАГИСТР. Она примерно соответствовала нынешнему кандидату наук. Для получения этой степени следовало защитить магистерскую диссертацию. Магистром является молодой ученый Коврин в рассказе Чехова «Черный монах», он даже получает самостоятельную кафедру.
В 1884 году степени кандидата и действительного студента были упразднены.
Высшей степенью, как и ныне, был ДОКТОР. Герои романа Чернышевского «Что делать?», окончив университет, решили держать экзамен прямо на степень доктора медицины. «Дали Кирсанову докторство, дали года через полтора кафедру».
В «Скучной истории» Чехова выведен «молодой жрец науки», о котором профессор, герой «истории», говорит, что «в этом году он выдержал экзамен на докторанта и что ему остается теперь только написать диссертацию». Профессор размышляет о том, что докторант напишет «никому не нужную диссертацию, с достоинством выдержит скучный диспут и получит ненужную ему ученую степень». ДОКТОРАНТАМИ назывались люди, готовящиеся к защите докторской диссертации.
Из ученых званий для нашего современника непонятно звание ПРИВАТ-ДОЦЕНТА, отмененное после революции. От обычного доцента приват-доцент отличался тем, что был нештатным преподавателем высшей школы.
АКАДЕМИКОМ в старину назывался не только член какой-либо академии – научного учреждения, но и учащийся (или окончивший курс) высшего учебного заведения, носящего название академии, например военной, духовной. В этой связи большинство современных читателей неправильно понимает строки из «Евгения Онегина»:
Не дай мне Бог сойтись на бале
Иль при разъезде на крыльце
С семинаристом в желтой шале
Иль с академиком в чепце!
Речь идет о немолодых дамах, скрупулезно знающих русскую грамматику, которые здесь уподобляются людям, окончившим духовную семинарию или духовную академию, – ревнителям устарелых норм русского языка.
В повести Л. Толстого «Фальшивый купон» выведен гимназический законоучитель (преподаватель основ религии) Введенский, который был «вдовец, академик и человек очень самолюбивый». Академиком в современном смысле он, конечно, не был: просто окончил духовную академию.
Коль скоро затронуты термины, связанные с образованием, поясним заодно понятия КАЗЕННОКОШТНЫЙ и СВОЕКОШТНЫЙ студент. Обучение в высших учебных заведениях было платным, и только небольшое число студентов неимущих (по тогдашнему выражению НЕДОСТАТОЧНЫХ) получало право учиться на казенный счет, по-старому кошт. Отсюда оба выражения.
Среднее образование давали ГИМНАЗИИ и реальные училища. Если гимназии уделяли главное внимание гуманитарным предметам, то РЕАЛЬНЫЕ УЧИЛИЩА (с 1864 по 1872 год – реальные гимназии) отдавали преимущество естественно-математическим дисциплинам. Ученики их назывались РЕАЛИСТАМИ. ПРОГИМНАЗИЯМИ именовались неполные гимназии, соответствовавшие четырем классам гимназии.
Чеховская Душечка рассуждала о том, «что все-таки классическое образование лучше реального, так как из гимназии всюду открыта дорога: хочешь – иди в доктора, хочешь – в инженеры».
____________________________________________________________________
http://magazines.russ.ru/oz/2002/7/2002_07_24.html
По мере появления в русском обществе расширяющейся образованной прослойки и роста ее самосознания Петербургская академия наук, со своим своеобразным обликом и порядками, начала привлекать к себе все более пристальное внимание. К тому же, хотя она и продолжала оставаться привилегированным, «правительственным» научным учреждением, ее относительный вес в русской науке неуклонно падал по мере развития университетов. Устав 1836 года определял членов Академии как «первенствующее научное сословие в Российской Империи». Но установленная численность «сословия», состоявшего из 31 человека, уже не шла в сравнение с численностью профессоров и преподавателей 7 государственных университетов Империи, в каждом из которых полагалось иметь по35, а позднее — по 53 профильные кафедры. Пребывая наряду с университетами в системе Министерства просвещения, Академия расходовала около половины его скудного научно-исследовательского бюджета — при том, что государственная целесообразность этих затрат вызывала усиливающиеся сомнения даже управительства. Не надо думать, кстати сказать, что члены Академии наук пользовались какими-то особенными привилегиями. Их служебные оклады примерно соответствовали окладам университетских профессоров, а в некоторые эпохи бывали даже меньше. Те и другие считались государственными служащими, и их продвижение по ступенькам Табели о рангах имело общий предел — чин статского советника (простого, а не «действительного»). Не было в Академии и особенной внутренней демократии. Административная власть над ее членами находилась в руках назначаемого президента и непременного ученого секретаря, которым принадлежало и право высказываться от лица Академии. В общем, институт как институт, сученым секретарем и директором...
__________________________________________________________________
http://content.mail.ru/arch/19140/1288274.html
Саврасов, выходец из разночинной среды, начинал с того, что
мальчиком продавал свои рисунки торговцам на Никольской улице и у
Ильинских ворот - те охотно брали их, так как эти рисунки никогда
не залеживались на прилавках, и это многое говорит о том, в какой
манере они были исполнены. Конец жизни художника тоже накрепко
связан с "ночлежками", кабаками, рынками. С "низовой"
культурой.
Один из знакомцев, встречавших его в это время, свидетельствовал,
что Саврасов попал в кабалу к некоему торговцу, покупавшему его
произведения за цену, чуть ли не вдесятеро меньшую их реальной
стоимости. Но и то сказать - заслуженный академик живописи в эти
годы часто работал, что называется, "на потребу", попросту
"тиражируя" свои прежние произведения или, во всяком случае, их
мотивы. "Тиражируя", разумеется, с потерей качества - тут
сказывались и спешка, и "измененное" состояние сознание, и
элементарные болезни.