04/18/2007 | Left Initiative

Сексуальная революция и контрреволюция в жизни трудящихся

Наталья Агнищенко («Левая инициатива», Минск),

http://www.lab.org.ua/article/1247/

доклад на конференцию «Історія трудового народу»

История трудового народа (полагая совместный труд основным признаком говорящей, т.е. человеческой общности) неполна без описания политик народной репродукции и сексуальной регламентации. Эти политики являются, с одной стороны, базовыми при построении экономики, а с другой – наиболее репрезентативными для имиджа наличного государственного порядка. По мере развития национальных государств и средств идеологического воздействия на трудовые массы развивается репрессивный аппарат регулирования сексуального поведения. Как следствие, нарастает необходимость сексуальной революции.

Что понимается под этим термином? Освобождение человеческой сексуальности от диктата товарно-денежных отношений. Человеческой – т.е. женской и мужской, детской и взрослой, пролетарской и крестьянской, украинской и еврейской, европейской и африканской и т.д. Список параметров разделения человечества только подчеркивает эффективности высказывания «разделяй и властвуй». И парадокс ситуации в том, что идеологическая отмена упомянутых групп является возможностью ужесточения контроля над ними.

Феодальное регулирование сексуально-трудовых прав большей частью ограничивалось тем, что принято называть патриархатом, т.е. биологически очевидным делением на женщин, вынашивающих и кормящих детей и потому привязанных к домашнему хозяйству, и мужчин, которых в силу незначительного по затратам участия в народной репродукции можно использовать для войны. Возрастное деление было соответственно биологически обусловленным и минимальным. Идеологическая рациональная составляющая касалась имущественных сословий (внутрисословные браки), а иррациональная – зачатка национального вопроса – религиозных войн и преследования жидов.

С ростом национальных государств возросла потребность в численности населения и, как следствие, возникла политика контроля рождаемости. Семнадцатый век, заря капитализма, ознаменовался введением не только крепостного права, но и смертной казни за аборт в отблесках костров для потенциальных абортизаторов - «ведьм». Одновременно с этим на полотнах художников неожиданно появились пухлые младенцы мужского рода, знаменуя начало политики сексуальной инфантилизации населения. Появились закрытые школы для мальчиков и политика контроля над детской мастурбацией и мужским гомосексуализмом.

Буржуазная мораль призвала к бескорыстной романтической любви участников нового брачного рынка. Возвышение женщин и детей как объектов любви и гарантов «здоровья нации» давало и дает неограниченные возможности контроля над всеми группами населения плюс уменьшение стоимости рабочей силы мужчин-пролетариев за счет неоплачиваемого женского обслуживающего труда. Сексуальность стала мощнейшим регулятором рынка наемного труда, намертво спаяв его с брачным рынком.

Большевики, придя к власти, попытались создать предпосылки освобождения сексуальных потребностей от рыночного диктата. В 1917-18 гг. женщины были полностью уравнены в правах с мужчинами во всех сферах общественной и личной жизни, включая брачно-семейные отношения. Женщины получили право выбирать свою фамилию, местожительство и гражданский статус. Вовлечение в производительный труд должно было гарантировать им экономическую независимость от мужчин. В 1920 году Советская власть первой в Европе узаконила искусственные аборты, заменив нелегальный и потому крайне опасный аборт легальным и относительно безопасным. Беременность давала право на оплачиваемый отпуск. Чтобы разгрузить женщин от тяжкого “домашнего рабства”, государство стало создавать систему ясель, детских домов и пунктов общественного питания. Расширялось и совершенствовалось медицинское обслуживание матери и ребенка, причем все это было бесплатным. .. Но в условиях экономической разрухи, бедности и бескультурья многие прекрасные начинания были невыполнимы, приходилось откладывать их осуществление на потом. А «свято место», как говорят, пусто не бывает.

На смену сексуальной революции постепенно нарастала реакция. Первые сигналы сексуальной контрреволюции прозвучали еще в 1923-24 годах.

Ссылаясь на слова Ленина: „Хотя я меньше всего мрачный аскет, но мне так называемая новая половая жизнь молодежи, а иной раз и взрослых, довольно часто кажется чисто буржуазной, кажется разновидностью доброго буржуазного дома терпимости. У буржуя, ненавистного нам типа, есть два отношения к женщине: как к жене, его домашней рабыне, и как к проститутке, с которой он сошелся, и ему горя мало, ему не важно, что с ней сталось дальше. И когда какой-нибудь наш комсомолец или коммунист говорит: знаете, я ведь не буржуй, я не стану вам буржуазную семью основывать, я придерживаюсь теории стакана воды, то он попадает в такое положение, при котором он чисто по буржуазному относится ко всем женщинам на свете, относится как к проституткам» - так вот, ссылаясь на это совершенно справедливое замечание, официальный защитник сексуальной революции Александра Коллонтай стала призывать к немедленной высокой любовной культуре и сексуальному аскетизму в случае ее отсутствия. Три главных принципа новых любовно-брачных отношений очерчены в знаменитой работе «Дорогу крылатому Эросу!» (1923):

равенство во взаимных отношениях (без мужского самодавления и рабского растворения личности в любви со стороны женщины);

взаимное признание прав другого, без претензии владеть безраздельно сердцем и душой другого (чувство собственности, взращенное буржуазной культурой);

товарищеская чуткость, умение прислушаться и понять работу души близкого и любимого человека (буржуазная культура требовала эту чуткость в любви только со стороны женщины).

Как видим, вместо развития диалектического подхода к тонким человеческим потребностям и непростым социальным условиям их реализации товарищ Александра пошла по пути псевдолибертарной идеализации сексуальности, подчеркивая ее образом буржуазного эротика, появившегося в широком употреблении, как уже было упомянуто, на заре капитализма.

Официальный оппонент Коллонтай Арон Залкинд, опубликовавший в 1924 году «Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата», перенес ударение с психологического на организационный аспект. «Коллективизм, организация, активизм, диалектический материализм – вот четыре основных мощных столба, подпирающие собою строящееся сейчас здание пролетарской этики… Наша же точка зрения может быть лишь революционно-классовой, строго деловой. Если то или иное половое проявление содействует обособлению человека от класса, уменьшает остроту его научной (т. е. материалистической) пытливости, лишает его части производственно-творческой работоспособности, необходимой классу, понижает его боевые качества, долой его».

Это «ДОЛОЙ» было подхвачено на «ура»! На смену социальной помощи женсоветов проституткам пришли административно-бюрократические и милицейские репрессии 30-х годов. На смену легализации пришел запрет на аборты 1936 года. На смену невмешательства в сексуальную ориентацию граждан пришла охота на гомосексуалистов под девизом: «Гомосексуализм = фашизм! Уничтожьте гомосексуализм – фашизм исчезнет сам собой!» (М.Горький, 1934г., ст. «Пролетарский гуманизм».)

Как отмечает сексолог Игорь Кон (ст. «Сексуальное поведение россиян в хх веке»), в 1930-1950-х гг. всякая научная и художественная сексуальная культура была практически элиминирована, а сексуальность, низведенная до уровня полового инстинкта, загнана в подполье. Поставленные цели роста рождаемости и укрепления семьи, естественно, достигнуты не были, но был нанесен большой ущерб здоровью населения. Политически сексофобия была нацелена на обеспечение тотального контроля над личностью, но фактически она имела мощный эффект бумеранга: замалчиваемая и отрицаемая сексуальность стала убежищем от тоталитарного режима и знаком социального протеста против него.

Большевистская сексуальная революция захлебнулась в сталинистской контрреволюции. Термин «левые» на постсоветском пространстве стал однозначно восприниматься синонимом пуританства, крестового похода против сексуальности наравне с клерикалами. Это было бы комично, если бы не было так вредно для будущей сексуальной революции, невозможной без осознанного марксистского подхода, без анализа социально-экономических причин сексуальной репрессивности государства. Ситуация осложняется не только тем, что украинское левое движение все еще дискриминируется образом КПСС, но и тем, что западная революционная мысль практически не представлена в народном сознании, знакомом в лучшем случае лишь с правозащитниками либерального толка. Украинский народ также мало знает о захлебнувшейся мировой революции 60-ых и «новых левых», как и о большевиках и преданной сталинистами революции 17 года.

Основная проблема здесь не в недостатке информации, а в сложности ее восприятия.

«На всей Земле — где в более, где в менее благоприятной ситуации — люди борются за переустройство общественной жизни. Они ведут свою борьбу не только в тяжелейших общественных и экономических условиях. Их усилия тормо¬зятся их же собственной психической структурой. Эта струк¬тура, одинаковая с психической структурой тех, против кого они борются, запутывает людей и подвергает их опасности. Цель культурной революции заключается в создании подлинно человеческих структур характера, способных обеспечить са¬морегулирование. Те, кто сегодня борется за достижение, за завоевание этой цели, часто живут в соответствии с принци¬пами, выводимыми из названной цели, проникнутой стрем¬лением к свободе, но дело в том, что это действительно не более чем “принципы”. Важно отдавать себе отчет в том, что, так как на всех нас влияла авторитарная, религиозная, от¬вергающая сексуальность машина системы воспитания, се¬годня еще нет людей с тренированной, спокойно развивав¬шейся структурой характера, которые признавали бы сексу¬альность». (Вильгельм Райх, «Сексуальная революция», 1929).

Чтобы подтвердить для себя эти слова Райха, подумайте, как вы отнесетесь к мастурбирующему ребенку? Сложно, неправда ли, в наших условиях сложно воспринять реальную сексуальность и не ангажировать ее в экономику и культуру. У большевиков не было четкой теории сексуальной революции, и лишь у Ленина и Троцкого наблюдалось понимание сложности и тонкости этого вопроса. Вульгарность победила культуру, страну захлестнула реакция. Те же самые процессы наблюдаются повсеместно в Европе и Америке. Разработанной в деталях теории сексуальной революции по-прежнему нет, как нет ее и в политической, экономической, социальной и культурной областях. Я призываю бороться с политическим, экономическим, культурным и сексуальным вульгаризмом и не снимать задачи с повестки дня, какой бы неразрешимой в периоды реакции она не казалась.