Полная хохлома!
12/23/2007 | Isoлято
Конец пропагандиста
Аристарх Неонович был в отчаянии. Он сидел за своим крепким дубовым письменным столом, обхватив руками большую косматую голову, и время от времени принимался дёргать себя за густую рыжую бородёнку, изрядно поредевшую после нескольких таких операций.
Среди коллег-евразийцев Аристарх Неонович издавна выделялся неортодоксальностью и живостью мысли. Его проекты Евразийской Империи поражали смелостью и размахом. Он не ограничивал себя "осью Берлин-Москва-Токио", ему было мало и российско-китайского союза, простиравшегося от Северного до Жёлтого моря. Аристарх Неонович рассуждал прагматично и здраво: если в нашем распоряжении вся Евразия — почему мы должны отворачиваться от северной Африки, с нефтяными полями Ливии, курортами Туниса, древними сокровищами Египта? А от северной Африки до южной — совсем рукой подать… И, обосновавшись для верности ещё и в Антарктиде, могучий континентальный союз вынудит наконец-то последний оплот атлантистов — американский континент — к позорной капитуляции…
Всё в этом плане было красиво и логично, радовало и вдохновляло, но не антарктический холод и не Берингов пролив (засыпание которого являлось обязательной частью плана) непреодолимыми препятствиями лежали на пути к его осуществлению. Препятствие оказалось совершенно нематериальным, но именно поэтому Аристарх Неонович долго не представлял, с какой стороны к нему подступиться. Проблема выражалась коротким и жёстким словом «менталитет», причём не какой-нибудь расплывчатый «африканский», а менталитет арабских народов, принявших ислам и оттого категорически отказывающихся есть свинину, говорить на великом русском языке и считать В.В.Путина единственным достойным вождём всего евразийского движения, а Кремль — главным сакральным центром Великой Континентальной Империи.
* * *
Завеса тайны приоткрылась, когда Аристарх Неонович по ходу дела углубился в изучение нейро-лингвистического программирования. Пожалуй, только оно и могло быть единственным возможным объяснением: когда-то давно, на заре формирования континентального и океанического блока, в эпоху Великой Орды агентами атлантизма в фундамент евразийского единства была заложена мина замедленного действия. Сейчас уже трудно сказать, каким образом это было сделано… Бесспорно одно: услыхав малейшим краем уха пение муэдзина, подвергшийся суровой психологической обработке мусульманин становился неспособным воспринимать какую бы то ни было идею, не подкреплённую непосредственно сурами Корана. Вот где таилась коварная, через века тянущаяся программа поведения мусульман! Сложными сплетениями арабских букв она вплеталась в мозги, подсознательно направляя мысли и действия своих носителей, побуждая передавать её из поколения в поколение, бдительно отсеивать слабых в вере, мало восприимчивых… Аристарх Неонович уже нисколько не сомневался, что подобная программа заложена и в православной доктрине, только, к сожалению, действие её слабее — возможно, потому, что кириллический алфавит похож на латинский значительно больше, чем арабская вязь. И не зря ведь Ататюрк, пожелав сделать Турцию светским государством, повелел своим подданным перейти на западный алфавит! И что в итоге? Турция — верный член НАТО, просит принять её в Европейский Союз…
* * *
Да, дело не в словах и звуках — дело в буквах, в картинках, это же в буквальном смысле очевидно, зрительно человек получает почти 90% информации! Знаки и символы, как дырки на перфоленте в старых компьютерах, задают человеку программу, и лишь немногие способны это осознать и удержаться от её безусловного выполнения…
Аристарх Неонович поразился неожиданной догадке. Всё оказывалось простым и понятным, всё становилось на свои места. Вот, например, малороссы. Почему они — неотъемлемая часть русского народа, непременные участники всех имперских проектов, евразийцы до мозга костей — продолжают считать себя «особенными», косятся в сторону атлантического Запада и католической церкви, постоянно изобретают какую-то «мову» и время от времени заводят разговоры о переходе на латинский алфавит? Что подталкивает их к таким странным, иррациональным действиям? Ибо же не может быть для истинно русского человека (которым на самом деле каждый «малоросс» испокон веков является) ничего более рационального, чем строительство Великой Континентальной Империи и пестование единственно истинной Веры Православной Московского Патриархата!
Но посмотрите, как они одеваются по праздникам. Посмотрите на их «рушники» и «вышиванки», на бесхитростный, а на самом деле — исключительно сложный узор, искусство воспроизведения которого якобы передаётся из поколения в поколение с древнейших времён… Всё это бред. «Из поколения в поколение» передаётся подсознательная реакция на сочетание красных и чёрных фигурок, включающая, в том числе, и определение как «чужих» всех тех, кто на эти фигурки реагирует неправильно. Вот он, корень русофобии, источник зла, вечный искус малоросса. Однако же, чёрт побери, ОТКОЛЕ?
* * *
…Наверное, со времён воссоединения в едином Государстве Российском великорусского и малорусского народов, разорванных некогда между континентальной Золотой Ордой и океанической Речью Посполитой. Многим, ох, многим «западникам» не понравилось возрождение мощи Руси, долго думали они, чем бы подорвать эту мощь, и не смогли они этого сделать сразу, наскоком, но приняли меры и на будущее, с дальним, так сказать, прицелом. Тогда и были подброшены на территорию нынешней Украины все эти «вышиванки», запущены в оборот «народные песни», тогда было положено начало «украинской культуре» — хотя ведь любому разумному человеку ясно, что никакой «украинской культуры» в конце XVII века не существовало и существовать не могло. И пока Феофан Прокопович учил исконно евразийские северные народы великому русскому языку, добрых и доверчивых малороссов обрабатывали западные идеологи, внушая: вот она какая на самом деле, ваша «культура», она здесь существует издревле, а «они» — великороссы то есть — ничего этого не имели, они всю жизнь были некультурными, дикими, недостойными вас, нехорошими, вредными… И удалось-таки супостатам вбить первый клин между братскими народами, а дальше его уже расшатывали Орлик и Мазепа, Котляревский и Шевченко, Леся с красноречивым псевдонимом «Украинка» и Иван с диктаторской фамилией «Франко». Но крепок был монолит славянского единства, и только интернационалисты-большевики с их «украинизацией», пришедшие к власти за деньги немецкого кайзера, нанесли по этому монолиту решающий удар. Здоровые русские силы ослабели настолько, что не смогли противиться «незалежности». Вышиванки, колядки и шаровары вступили в свои права.
* * *
Но до чего же, чёрт побери, всё хорошо спланировано, как тонко всё рассчитано! Стоило лишь немного упасть мировым ценам на нефть, а советской имперской верхушке — слегка растеряться в наступающих реалиях нового информационного общества… Нет, здесь не могло быть случайного совпадения! Имел место какой-то сигнал, тайный знак, запускающий скрытые подсознательные программы. Что это было? Кто выпустил джинна из бутылки, и как эта бутылка вообще выглядела?
Промучившись несколько часов над этими непростыми вопросами, Аристарх Неонович вдруг отчётливо понял: ведь если «кому-то» удалось столь изощрённым образом расколоть такие близкие братские народы, как велико- и малорусский — значит, может этот загадочный «кто-то» воздействовать на каждый из этих народов по отдельности. Ведь было же, однозначно было! «Защитники Белого Дома», приступ массового преклонения перед Западом, сдача всего и вся недавним злейшим врагам, полубезумное избрание на второй срок недееспособного Президента… А делов-то всего ничего: в эфире одной из «свободных радиостанций» прозвучало кодовое слово… Или в одном из многочисленных репортажей о жизни «цивилизованных стран» мелькнула на экране нужная картинка…
Тщетно бился Аристарх Неонович в попытке просеять сквозь сито памяти редеющие впечатления от жутких смутных времён. Многих волос лишилась в эти часы его благородная борода. И вдруг пришло озарение. Касалось оно, правда, не ключа к запуску подсознательных разрушительных программ, а всего лишь метода их внедрения в головы русских людей — но и это было уже немало.
* * *
Нажав кнопку на электрочайнике, Аристарх Неонович откинулся в кресле и с непривычной ненавистью произнёс давно знакомое слово.
ХОХЛОМА.
Сволочи. Проклятые хохло-масоны. Даже не потрудились замаскироваться, назвали всё почти открытым текстом! А может, так всё и задумано? Поступит с Запада тайный сигнал, дойдёт, размноженный электронными сетями, до каждого телеэкрана, до каждого компьютерного монитора — и все как есть русские люди вдруг поймут, словно всю жизнь об этом знали: так это же наше, родное! Такое хохляцкое и масонское, милое и удобное, как по мерке сшитое! И не останется больше места истинному Православию на Русской земле, разве что продержится оно в монастырях и обителях, пока живы последние крепкие в вере монахи да послушники, да и они, не ровен час, падут жертвой бесовской программы, заложенной в завитки «древней народной росписи». А ну как народ первым делом пойдёт громить церкви да храмы, сбрасывать попов с колоколен? Ведь было уже, было!
И понимал Аристарх Неонович, что запрещать хохломские узоры давно уже бесполезно. Оставался один путь: найти загадочную «чёрную метку», активирующую коварное оружие атлантистов…
* * *
…В тот день отец привёл маленького Аристарха на Красную площадь. Светило ласковое апрельское солнышко, блестело на забавных луковках Покровского собора, мелодично отмечали время куранты на Спасской башне, ладно чеканили шаг часовые. Аристарх был в новеньком красном галстуке, а в руке держал красный флажок с серпом и молотом. Вторая рука уютно устроилась в широкой ладони отца.
Новоиспечённый пионер украдкой взглянул на отца и поначалу испугался: вместо знакомого сурового лица, в любую погоду затенённого козырьком фуражки, на Аристарха смотрела добрая улыбающаяся физиономия Владимира Ильича Ленина. При виде ленинской улыбки испуг быстро прошёл. Владимир Ильич тем временем характерным широким жестом указал в сторону Мавзолея.
«Непорядок, — мелькнула мысль у Аристарха, — как же Ленин может быть здесь, когда он должен быть в Мавзолее?» Но все сомнения быстро рассеялись: на фоне монументальных гранитных плит высились строительные леса, которые загораживали три из пяти всемирно известных букв. На трибуне виднелась одинокая фигурка Президента. Он внимательно наблюдал за действиями рабочих, густо усеявших леса. Маленькому Аристарху очень хотелось привлечь его внимание — помахать ему флажком, подпрыгнуть… но он почему-то был уверен, что пионерам так вести себя на Красной площади не положено, и Президент может обидеться. Следовало спросить разрешения у Ленина, и Аристарх поднял голову… и встретился взглядом с Владимиром Вольфовичем, который, впрочем, тоже указывал на Мавзолей характерным ленинским жестом. И тоже улыбался.
И тут Аристарха пронзила страшная догадка. Он понял, чем занимаются рабочие, деловито снующие по лесам. Они расписывали красный гранит под хохлому. Это было нелепо и неуместно, и хотелось крикнуть, чтобы они перестали… и в этот момент Аристарха наконец-то заметил Президент, кивнул ему с уважением, как это всегда делал при встрече, а потом поднял вверх руку с дирижёрской палочкой…
«Нееет! Не надо! Это же не тот Президент! Он не может… не имеет права…» — но палочка уже опускалась, и жутким было её медленное движение, нарочито медленное, таким медленным, наверное, казалось бы приговорённому падение ножа гильотины, если бы мог он его видеть сквозь мешок на голове… И Аристарх Неонович уже выныривал из тяжёлого сна, но почему-то знал, что нужно ещё задержаться, чтобы заметить нечто важное и рассказать… что рассказать? кому рассказать?
* * *
Из предрассветного сумрака вылетали и бились в стекло последние весенние снежинки, освещённые снизу приятным оранжевым светом фонарей. Стряхнув остатки наваждения, Аристарх Неонович уселся поудобнее в кресле, стараясь ухватиться за какую-то очень существенную мысль, посетившую его среди ночного кошмара. Но мысль оказалась вёрткой и вырвалась-таки, оставив лишь смутное ощущение своей важности.
Наклонившись к столу, Аристарх Неонович небрежно перелистал стопку бумаги, исписанной странно знакомым почерком. «Кто ж сейчас на бумаге пишет? Уже давно пора компьютером обзавестись…» — подумал он с оттенком лёгкой досады. На сероватых тонких листах была изложена откровенная чушь. Их следовало бы отправить в мусорное ведро, но оно и так уже было переполнено.
Аристарх Неонович взял со стола чашку, подошёл к окну, открыл форточку и выплеснул остывший чай в снежную мглу. В такие мрачные утренние часы он особенно остро чувствовал, как он ненавидит эту огромную холодную страну с её кошмарным народом, вечно влюблённым в очередного вождя и готовым разорвать на части всех, кто этого вождя любит недостаточно сильно. Жить здесь было тяжело, но придавало мужества осознание величия миссии, возложенной… неважно, кем возложенной.
Следовало привести себя в порядок и основательно подготовиться к выступлению. Это ничего, что не прямой эфир. То, что нужно, всё равно будет сказано и найдёт своего адресата.
Почва созрела. Осталось бросить зёрна.
(V.O., ноябрь 2007)
Аристарх Неонович был в отчаянии. Он сидел за своим крепким дубовым письменным столом, обхватив руками большую косматую голову, и время от времени принимался дёргать себя за густую рыжую бородёнку, изрядно поредевшую после нескольких таких операций.
Среди коллег-евразийцев Аристарх Неонович издавна выделялся неортодоксальностью и живостью мысли. Его проекты Евразийской Империи поражали смелостью и размахом. Он не ограничивал себя "осью Берлин-Москва-Токио", ему было мало и российско-китайского союза, простиравшегося от Северного до Жёлтого моря. Аристарх Неонович рассуждал прагматично и здраво: если в нашем распоряжении вся Евразия — почему мы должны отворачиваться от северной Африки, с нефтяными полями Ливии, курортами Туниса, древними сокровищами Египта? А от северной Африки до южной — совсем рукой подать… И, обосновавшись для верности ещё и в Антарктиде, могучий континентальный союз вынудит наконец-то последний оплот атлантистов — американский континент — к позорной капитуляции…
Всё в этом плане было красиво и логично, радовало и вдохновляло, но не антарктический холод и не Берингов пролив (засыпание которого являлось обязательной частью плана) непреодолимыми препятствиями лежали на пути к его осуществлению. Препятствие оказалось совершенно нематериальным, но именно поэтому Аристарх Неонович долго не представлял, с какой стороны к нему подступиться. Проблема выражалась коротким и жёстким словом «менталитет», причём не какой-нибудь расплывчатый «африканский», а менталитет арабских народов, принявших ислам и оттого категорически отказывающихся есть свинину, говорить на великом русском языке и считать В.В.Путина единственным достойным вождём всего евразийского движения, а Кремль — главным сакральным центром Великой Континентальной Империи.
* * *
Завеса тайны приоткрылась, когда Аристарх Неонович по ходу дела углубился в изучение нейро-лингвистического программирования. Пожалуй, только оно и могло быть единственным возможным объяснением: когда-то давно, на заре формирования континентального и океанического блока, в эпоху Великой Орды агентами атлантизма в фундамент евразийского единства была заложена мина замедленного действия. Сейчас уже трудно сказать, каким образом это было сделано… Бесспорно одно: услыхав малейшим краем уха пение муэдзина, подвергшийся суровой психологической обработке мусульманин становился неспособным воспринимать какую бы то ни было идею, не подкреплённую непосредственно сурами Корана. Вот где таилась коварная, через века тянущаяся программа поведения мусульман! Сложными сплетениями арабских букв она вплеталась в мозги, подсознательно направляя мысли и действия своих носителей, побуждая передавать её из поколения в поколение, бдительно отсеивать слабых в вере, мало восприимчивых… Аристарх Неонович уже нисколько не сомневался, что подобная программа заложена и в православной доктрине, только, к сожалению, действие её слабее — возможно, потому, что кириллический алфавит похож на латинский значительно больше, чем арабская вязь. И не зря ведь Ататюрк, пожелав сделать Турцию светским государством, повелел своим подданным перейти на западный алфавит! И что в итоге? Турция — верный член НАТО, просит принять её в Европейский Союз…
* * *
Да, дело не в словах и звуках — дело в буквах, в картинках, это же в буквальном смысле очевидно, зрительно человек получает почти 90% информации! Знаки и символы, как дырки на перфоленте в старых компьютерах, задают человеку программу, и лишь немногие способны это осознать и удержаться от её безусловного выполнения…
Аристарх Неонович поразился неожиданной догадке. Всё оказывалось простым и понятным, всё становилось на свои места. Вот, например, малороссы. Почему они — неотъемлемая часть русского народа, непременные участники всех имперских проектов, евразийцы до мозга костей — продолжают считать себя «особенными», косятся в сторону атлантического Запада и католической церкви, постоянно изобретают какую-то «мову» и время от времени заводят разговоры о переходе на латинский алфавит? Что подталкивает их к таким странным, иррациональным действиям? Ибо же не может быть для истинно русского человека (которым на самом деле каждый «малоросс» испокон веков является) ничего более рационального, чем строительство Великой Континентальной Империи и пестование единственно истинной Веры Православной Московского Патриархата!
Но посмотрите, как они одеваются по праздникам. Посмотрите на их «рушники» и «вышиванки», на бесхитростный, а на самом деле — исключительно сложный узор, искусство воспроизведения которого якобы передаётся из поколения в поколение с древнейших времён… Всё это бред. «Из поколения в поколение» передаётся подсознательная реакция на сочетание красных и чёрных фигурок, включающая, в том числе, и определение как «чужих» всех тех, кто на эти фигурки реагирует неправильно. Вот он, корень русофобии, источник зла, вечный искус малоросса. Однако же, чёрт побери, ОТКОЛЕ?
* * *
…Наверное, со времён воссоединения в едином Государстве Российском великорусского и малорусского народов, разорванных некогда между континентальной Золотой Ордой и океанической Речью Посполитой. Многим, ох, многим «западникам» не понравилось возрождение мощи Руси, долго думали они, чем бы подорвать эту мощь, и не смогли они этого сделать сразу, наскоком, но приняли меры и на будущее, с дальним, так сказать, прицелом. Тогда и были подброшены на территорию нынешней Украины все эти «вышиванки», запущены в оборот «народные песни», тогда было положено начало «украинской культуре» — хотя ведь любому разумному человеку ясно, что никакой «украинской культуры» в конце XVII века не существовало и существовать не могло. И пока Феофан Прокопович учил исконно евразийские северные народы великому русскому языку, добрых и доверчивых малороссов обрабатывали западные идеологи, внушая: вот она какая на самом деле, ваша «культура», она здесь существует издревле, а «они» — великороссы то есть — ничего этого не имели, они всю жизнь были некультурными, дикими, недостойными вас, нехорошими, вредными… И удалось-таки супостатам вбить первый клин между братскими народами, а дальше его уже расшатывали Орлик и Мазепа, Котляревский и Шевченко, Леся с красноречивым псевдонимом «Украинка» и Иван с диктаторской фамилией «Франко». Но крепок был монолит славянского единства, и только интернационалисты-большевики с их «украинизацией», пришедшие к власти за деньги немецкого кайзера, нанесли по этому монолиту решающий удар. Здоровые русские силы ослабели настолько, что не смогли противиться «незалежности». Вышиванки, колядки и шаровары вступили в свои права.
* * *
Но до чего же, чёрт побери, всё хорошо спланировано, как тонко всё рассчитано! Стоило лишь немного упасть мировым ценам на нефть, а советской имперской верхушке — слегка растеряться в наступающих реалиях нового информационного общества… Нет, здесь не могло быть случайного совпадения! Имел место какой-то сигнал, тайный знак, запускающий скрытые подсознательные программы. Что это было? Кто выпустил джинна из бутылки, и как эта бутылка вообще выглядела?
Промучившись несколько часов над этими непростыми вопросами, Аристарх Неонович вдруг отчётливо понял: ведь если «кому-то» удалось столь изощрённым образом расколоть такие близкие братские народы, как велико- и малорусский — значит, может этот загадочный «кто-то» воздействовать на каждый из этих народов по отдельности. Ведь было же, однозначно было! «Защитники Белого Дома», приступ массового преклонения перед Западом, сдача всего и вся недавним злейшим врагам, полубезумное избрание на второй срок недееспособного Президента… А делов-то всего ничего: в эфире одной из «свободных радиостанций» прозвучало кодовое слово… Или в одном из многочисленных репортажей о жизни «цивилизованных стран» мелькнула на экране нужная картинка…
Тщетно бился Аристарх Неонович в попытке просеять сквозь сито памяти редеющие впечатления от жутких смутных времён. Многих волос лишилась в эти часы его благородная борода. И вдруг пришло озарение. Касалось оно, правда, не ключа к запуску подсознательных разрушительных программ, а всего лишь метода их внедрения в головы русских людей — но и это было уже немало.
* * *
Нажав кнопку на электрочайнике, Аристарх Неонович откинулся в кресле и с непривычной ненавистью произнёс давно знакомое слово.
ХОХЛОМА.
Сволочи. Проклятые хохло-масоны. Даже не потрудились замаскироваться, назвали всё почти открытым текстом! А может, так всё и задумано? Поступит с Запада тайный сигнал, дойдёт, размноженный электронными сетями, до каждого телеэкрана, до каждого компьютерного монитора — и все как есть русские люди вдруг поймут, словно всю жизнь об этом знали: так это же наше, родное! Такое хохляцкое и масонское, милое и удобное, как по мерке сшитое! И не останется больше места истинному Православию на Русской земле, разве что продержится оно в монастырях и обителях, пока живы последние крепкие в вере монахи да послушники, да и они, не ровен час, падут жертвой бесовской программы, заложенной в завитки «древней народной росписи». А ну как народ первым делом пойдёт громить церкви да храмы, сбрасывать попов с колоколен? Ведь было уже, было!
И понимал Аристарх Неонович, что запрещать хохломские узоры давно уже бесполезно. Оставался один путь: найти загадочную «чёрную метку», активирующую коварное оружие атлантистов…
* * *
…В тот день отец привёл маленького Аристарха на Красную площадь. Светило ласковое апрельское солнышко, блестело на забавных луковках Покровского собора, мелодично отмечали время куранты на Спасской башне, ладно чеканили шаг часовые. Аристарх был в новеньком красном галстуке, а в руке держал красный флажок с серпом и молотом. Вторая рука уютно устроилась в широкой ладони отца.
Новоиспечённый пионер украдкой взглянул на отца и поначалу испугался: вместо знакомого сурового лица, в любую погоду затенённого козырьком фуражки, на Аристарха смотрела добрая улыбающаяся физиономия Владимира Ильича Ленина. При виде ленинской улыбки испуг быстро прошёл. Владимир Ильич тем временем характерным широким жестом указал в сторону Мавзолея.
«Непорядок, — мелькнула мысль у Аристарха, — как же Ленин может быть здесь, когда он должен быть в Мавзолее?» Но все сомнения быстро рассеялись: на фоне монументальных гранитных плит высились строительные леса, которые загораживали три из пяти всемирно известных букв. На трибуне виднелась одинокая фигурка Президента. Он внимательно наблюдал за действиями рабочих, густо усеявших леса. Маленькому Аристарху очень хотелось привлечь его внимание — помахать ему флажком, подпрыгнуть… но он почему-то был уверен, что пионерам так вести себя на Красной площади не положено, и Президент может обидеться. Следовало спросить разрешения у Ленина, и Аристарх поднял голову… и встретился взглядом с Владимиром Вольфовичем, который, впрочем, тоже указывал на Мавзолей характерным ленинским жестом. И тоже улыбался.
И тут Аристарха пронзила страшная догадка. Он понял, чем занимаются рабочие, деловито снующие по лесам. Они расписывали красный гранит под хохлому. Это было нелепо и неуместно, и хотелось крикнуть, чтобы они перестали… и в этот момент Аристарха наконец-то заметил Президент, кивнул ему с уважением, как это всегда делал при встрече, а потом поднял вверх руку с дирижёрской палочкой…
«Нееет! Не надо! Это же не тот Президент! Он не может… не имеет права…» — но палочка уже опускалась, и жутким было её медленное движение, нарочито медленное, таким медленным, наверное, казалось бы приговорённому падение ножа гильотины, если бы мог он его видеть сквозь мешок на голове… И Аристарх Неонович уже выныривал из тяжёлого сна, но почему-то знал, что нужно ещё задержаться, чтобы заметить нечто важное и рассказать… что рассказать? кому рассказать?
* * *
Из предрассветного сумрака вылетали и бились в стекло последние весенние снежинки, освещённые снизу приятным оранжевым светом фонарей. Стряхнув остатки наваждения, Аристарх Неонович уселся поудобнее в кресле, стараясь ухватиться за какую-то очень существенную мысль, посетившую его среди ночного кошмара. Но мысль оказалась вёрткой и вырвалась-таки, оставив лишь смутное ощущение своей важности.
Наклонившись к столу, Аристарх Неонович небрежно перелистал стопку бумаги, исписанной странно знакомым почерком. «Кто ж сейчас на бумаге пишет? Уже давно пора компьютером обзавестись…» — подумал он с оттенком лёгкой досады. На сероватых тонких листах была изложена откровенная чушь. Их следовало бы отправить в мусорное ведро, но оно и так уже было переполнено.
Аристарх Неонович взял со стола чашку, подошёл к окну, открыл форточку и выплеснул остывший чай в снежную мглу. В такие мрачные утренние часы он особенно остро чувствовал, как он ненавидит эту огромную холодную страну с её кошмарным народом, вечно влюблённым в очередного вождя и готовым разорвать на части всех, кто этого вождя любит недостаточно сильно. Жить здесь было тяжело, но придавало мужества осознание величия миссии, возложенной… неважно, кем возложенной.
Следовало привести себя в порядок и основательно подготовиться к выступлению. Это ничего, что не прямой эфир. То, что нужно, всё равно будет сказано и найдёт своего адресата.
Почва созрела. Осталось бросить зёрна.
(V.O., ноябрь 2007)