Как известно, великий английский физик П. А. М. Дирак отличался крайней молчаливостью и избегал всякой публичности. Он даже хотел из-за этого отказаться от Нобелевской премии, но его убедили, что отказ повлечёт за собой ещё большую публичность (привет Перельману). Гейзенберг рассказывал, что когда они с Дираком плыли на корабле из Америки в Японию и стояли на палубе, то к ним подошёл корреспондент какой-то газеты и сказал, что он никак не может найти Дирака, у которого хотел бы взять интервью. Гейзенберг ответил, что он очень хорошо знает Дирака и может ответить вместо него. Корреспондент воспользовался этим предложением и Гейзенберг при полном молчании стоявшего рядом Дирака подробнейшим образом ответил на все вопросы. Но не всегда Дираку удавалось избежать настырных журналистов. В 1928 году уже знаменитый 26-летний Дирак читал лекции в Америке и когда он приехал с лекцией в Висконсинский университет, то местная газета решила взять интервью у знаменитости и послала к нему журналиста, ведшего в газете юмористическую колонку. Вот что из этого получилось.
"Я прослышал о парне, заехавшем в наш Университет - математическом физике или как там его называют - как об интеллектуале, который спихивает с первой полосы сэра Исаака Ньютона, Эйнштейна и всех прочих. Поэтому я подумал, что для блага читателей нашей газеты стоит сходить к нему и взять интервью, как я делаю это и с другими важными шишками. Зовут его Дирак и он англичанин. Он читал лекции умникам с математического и физического отделений и ещё нескольким ребятам, зашедшим в аудиторию по ошибке.
Так что на днях я постучал в дверь кабинета д-ра Дирака в Стерлинг Холле и приятный голос ответил мне: "Входите". Сразу хочу сказать, что это выражение "входите" было, пожалуй, самым длинным, которое я услышал во время интервью. Он делает всё для доходчивости беседы. Мне это нравится. Не люблю болтунов.
Доктор оказался высоким совсем молодым мужчиной, и когда я увидел искорку в его глазах, я понял, что мы с ним найдём общий язык. Его друзья в университете говорили, что он парень что надо и очень хорош в дальних прогулках - конечно, если только вы не потеряете его из виду.
Мне бросилось в глаза, что доктор совсем не казался занятым человеком. Почему же, если я прихожу взять интервью у американского учёного такого же класса - допустим, я найду такого - то мне приходится не меньше часа слоняться около дверей в его ожидании. Потом он врывается с огромным портфелем в руках и, пока мы разговариваем, всё время вытаскивает из него книги, оттиски, препринты, рукописи и всё остальное. Но Дирак не такой. Кажется, что времени у него навалом и что самая трудная его работа - это беззаботно смотреть в окошко. Если он типичный англичанин, то следующий отпуск проведу в Англии.
Потом мы сели и интервью началось.
- Профессор, я заметил несколько букв перед вашей фамилией. Они означают что-нибудь особенное?
- Нет.
- Вы имеете в виду, что я могу их расшифровать как мне заблагорассудится?
- Да.
- Ничего, если я напишу, что П. А. М. обозначают Пуанкаре Алоизий Муссолини?
- Да.
- Отлично, - сказал я. - У нас здорово получается! Теперь, доктор, не могли бы Вы дать мне полную информацию о ваших исследованиях?
- Нет.
- Хорошо, - сказал я. - Можно я напишу об этом так: "Профессор Дирак решил все проблемы математической физики, но не в состоянии придумать способ вычисления средней меткости бейсболиста Малыша Рута?"
- Да.
- Что Вам больше всего понравилось в Америке?
- Картошка.
- Мне тоже, - сказал я. - Какой спорт Вы любите?
- Китайские шахматы.
Это сшибло меня с ног! Я о таких и не слышал! Потом я продолжил:
- Вы ходите в кино?
- Да.
- Когда? - спросил я.
- В 1920-м. Возможно, также в 1930-м.
- Вы любите читать воскресные комиксы?
- Да, - сказал он с несколько большей теплотой в голосе.
- Это самое важное, доктор, - сказал я, - ибо показывает, что мы больше похожи друг на друга, чем я подумал сначала. И теперь я хочу спросить ещё об одном. Мне сказали, что Вы и Эйнштейн - единственные два супер-пупер гения, которые по-настоящему понимают друг друга. Я хотел бы спросить об этом, но знаю, что Вы слишком скромны, чтобы признать такое. Поэтому я спрошу по-другому: попадался ли Вам человек, которого даже Вы не могли понять?
- Да.
- Это будет очень интересно узнать нашим читателям, - сказал я. - Но не могли бы Вы открыть нам имя этого человека?
- Вейль.
В этот момент интервью неожиданно закончилось, так как доктор вытащил из кармана свои часы таким движением, что я едва увернулся, отскочив к двери. Но он улыбнулся мне на прощанье и я уверен, что всё время, пока мы разговаривали, он решал такую задачу, к которой другие и прикоснуться не могут.
А если этот профессор Вейль приедет когда-нибудь в наш город, то я наверняка попытаюсь поговорить с ним! Надо же иногда проверять свой ум."
Відповіді
2012.01.24 | stryjko_bojko
Dirak
Американский юморист берёт интервью у ДиракаКамчатнов
http://kamchatnov.livejournal.com/50095.html#cutid1
Как известно, великий английский физик П. А. М. Дирак отличался крайней молчаливостью и избегал всякой публичности. Он даже хотел из-за этого отказаться от Нобелевской премии, но его убедили, что отказ повлечёт за собой ещё большую публичность (привет Перельману). Гейзенберг рассказывал, что когда они с Дираком плыли на корабле из Америки в Японию и стояли на палубе, то к ним подошёл корреспондент какой-то газеты и сказал, что он никак не может найти Дирака, у которого хотел бы взять интервью. Гейзенберг ответил, что он очень хорошо знает Дирака и может ответить вместо него. Корреспондент воспользовался этим предложением и Гейзенберг при полном молчании стоявшего рядом Дирака подробнейшим образом ответил на все вопросы. Но не всегда Дираку удавалось избежать настырных журналистов. В 1928 году уже знаменитый 26-летний Дирак читал лекции в Америке и когда он приехал с лекцией в Висконсинский университет, то местная газета решила взять интервью у знаменитости и послала к нему журналиста, ведшего в газете юмористическую колонку. Вот что из этого получилось.
"Я прослышал о парне, заехавшем в наш Университет - математическом физике или как там его называют - как об интеллектуале, который спихивает с первой полосы сэра Исаака Ньютона, Эйнштейна и всех прочих. Поэтому я подумал, что для блага читателей нашей газеты стоит сходить к нему и взять интервью, как я делаю это и с другими важными шишками. Зовут его Дирак и он англичанин. Он читал лекции умникам с математического и физического отделений и ещё нескольким ребятам, зашедшим в аудиторию по ошибке.
Так что на днях я постучал в дверь кабинета д-ра Дирака в Стерлинг Холле и приятный голос ответил мне: "Входите". Сразу хочу сказать, что это выражение "входите" было, пожалуй, самым длинным, которое я услышал во время интервью. Он делает всё для доходчивости беседы. Мне это нравится. Не люблю болтунов.
Доктор оказался высоким совсем молодым мужчиной, и когда я увидел искорку в его глазах, я понял, что мы с ним найдём общий язык. Его друзья в университете говорили, что он парень что надо и очень хорош в дальних прогулках - конечно, если только вы не потеряете его из виду.
Мне бросилось в глаза, что доктор совсем не казался занятым человеком. Почему же, если я прихожу взять интервью у американского учёного такого же класса - допустим, я найду такого - то мне приходится не меньше часа слоняться около дверей в его ожидании. Потом он врывается с огромным портфелем в руках и, пока мы разговариваем, всё время вытаскивает из него книги, оттиски, препринты, рукописи и всё остальное. Но Дирак не такой. Кажется, что времени у него навалом и что самая трудная его работа - это беззаботно смотреть в окошко. Если он типичный англичанин, то следующий отпуск проведу в Англии.
Потом мы сели и интервью началось.
- Профессор, я заметил несколько букв перед вашей фамилией. Они означают что-нибудь особенное?
- Нет.
- Вы имеете в виду, что я могу их расшифровать как мне заблагорассудится?
- Да.
- Ничего, если я напишу, что П. А. М. обозначают Пуанкаре Алоизий Муссолини?
- Да.
- Отлично, - сказал я. - У нас здорово получается! Теперь, доктор, не могли бы Вы дать мне полную информацию о ваших исследованиях?
- Нет.
- Хорошо, - сказал я. - Можно я напишу об этом так: "Профессор Дирак решил все проблемы математической физики, но не в состоянии придумать способ вычисления средней меткости бейсболиста Малыша Рута?"
- Да.
- Что Вам больше всего понравилось в Америке?
- Картошка.
- Мне тоже, - сказал я. - Какой спорт Вы любите?
- Китайские шахматы.
Это сшибло меня с ног! Я о таких и не слышал! Потом я продолжил:
- Вы ходите в кино?
- Да.
- Когда? - спросил я.
- В 1920-м. Возможно, также в 1930-м.
- Вы любите читать воскресные комиксы?
- Да, - сказал он с несколько большей теплотой в голосе.
- Это самое важное, доктор, - сказал я, - ибо показывает, что мы больше похожи друг на друга, чем я подумал сначала. И теперь я хочу спросить ещё об одном. Мне сказали, что Вы и Эйнштейн - единственные два супер-пупер гения, которые по-настоящему понимают друг друга. Я хотел бы спросить об этом, но знаю, что Вы слишком скромны, чтобы признать такое. Поэтому я спрошу по-другому: попадался ли Вам человек, которого даже Вы не могли понять?
- Да.
- Это будет очень интересно узнать нашим читателям, - сказал я. - Но не могли бы Вы открыть нам имя этого человека?
- Вейль.
В этот момент интервью неожиданно закончилось, так как доктор вытащил из кармана свои часы таким движением, что я едва увернулся, отскочив к двери. Но он улыбнулся мне на прощанье и я уверен, что всё время, пока мы разговаривали, он решал такую задачу, к которой другие и прикоснуться не могут.
А если этот профессор Вейль приедет когда-нибудь в наш город, то я наверняка попытаюсь поговорить с ним! Надо же иногда проверять свой ум."