Особенности статуса кр. татар в конституционном контексте Украин
01/15/2004 | line305b
Особенности статуса крымских татар в конституционном контексте Украины
Надир Бекиров, руководитель политико-правового управления
Меджлиса крымскотатарского народа
газета «Голос Крыма» #2 (530), 9 января 2004 года
Эта тема является давно уже наболевшей во взаимоотношениях между крымскотатарским народом и украинским государством. Причем ее болезненность растет обоюдно и нарастающими темпами.
Различия во взглядах и подходах к этой проблеме определяются не ее теоретической сложностью, а сугубо политическими факторами и прежде всего тем, что государственная воля все более и более направляется не на восстановление прав крымских татар (нарушенных прежними режимами), а на «интеграцию» их в украинское общество, которая без восстановления этих прав есть ни что иное, как ассимиляция. В реальном поведении тех или иных действующих лиц практической политики и соответственно обслуживающих их идеологов, разумеется, присутствуют различные векторы в восприятии крымских татар. Однако наблюдение динамики изменения официальной позиции позволяет сделать неутешительный вывод: чем дальше от эпохи борьбы за независимость Украины, тем слабее и неопределеннее становится перспектива урегулирования крымскотатарской проблемы нормальным рабочим законодательно-директивным путем.
Поскольку речь идет о правовом анализе, то действующее законодательство в области этнонациональной политики Украины запутано и противоречиво настолько, что каждый желающий найдет в нем обоснование едва ли не любой своей идее. Если к внутреннему законодательству добавить еще и международные договоры Украины, то картина становится еще горше.
Это не было бы бедой, если бы среди как теоретиков, так и практических политиков Украины принцип приоритета прав человека признавался безоговорочно не только на словах, но и на деле. Несмотря на концептуальную и терминологическую путаницу нормативных актов, было бы вполне возможно и реально разгрести ее, выстроив иерархию понятий и подходов в зависимости от того, укрепляют ли они права человека, в том числе и права этнических общностей, или ослабляют и вообще сводят на нет.
Однако ситуация такова, что по сей день в Украине не только органы власти, но, к сожалению, и представители гражданского общества и академические исследователи выбирают из всего массива нормативной информации лишь то, что соответствует их или их заказчиков утилитарным интересам. Еще более вольной является интерпретация такой информации, вплоть до распространения очередных ничем и ни на чем не основанных уток и баек.
Если очень коротко, то для абсолютного и, к сожалению, в настоящее время подавляющего большинства украинских исследователей и политиков крымские татары —«национальное меньшинство», иногда — «депортированный народ», который, тем не менее, в это же самое время—национальное меньшинство.
В целом употреблять термин «народ» в отношении кого-либо в Украине, за исключением этнических украинцев—табу, хотя до сих пор не отмененная Декларация прав национальностей Украины оперирует этим понятием в статьях 1, 3, 4, 5 применительно и в первую очередь к неукраинцам.
Но в сочетании с прилагательным «депортированный» слово «народ» использовать можно и даже очень хорошо, но обязательно, чтобы при этом наряду с крымскими татарами говорилось об армянах, греках, болгарах и немцах, депортированных из Крыма. Хотя широко известное «Соглашение по вопросам восстановления прав депортированных лиц, национальных меньшинств и народов», очевидно, подчеркивает разницу между этими субъектами права.
Конституционный термин «коренной народ» (статья 11) является наиболее заклятым в среде украинских политиков и экспертов — ему нет места даже в устных обсуждениях, не говоря уже об официальных документах. Верховная Рада Украины, закрепившая за собой в Конституции исключительное полномочие определять права коренных народов путем принятия законов (п.3 статьи 11) еще в 1996 году, по настоящее время не сочла нужным эти законы разработать и принять. Становится понятным, что это полномочие для того и было монополизировано, чтобы сидеть на нем, как собака на сене.
Под давлением как крымскотатарского национального движения, так и изменяющейся ситуации в мире, даже самые оголтелые противники термина «коренной народ» в условиях Украины время от времени начинают использовать либо его, либо аналогичные ему понятия, такие как «автохтонный» народ, этнос, этническая группа и т.п. Главное здесь то же самое, что и с «народом» вообще—не допустить его применения в отношении крымских татар в законодательных или директивно-политических документах.
Можно считать определенным достижением, что термин «коренной народ» нет-нет используют в последние годы в отношении караимов и крымчаков, хотя явно проглядывают и мотивы такой «широты взглядов»— оба эти народа слишком малочисленны, чтобы государство или местные власти ожидали каких-либо последствий этого признания.
Основными тактическими приемами, с которыми мне приходилось сталкиваться в ходе дискуссий о статусе крымских татар в различных властных или научных учреждениях, уводящих от рассмотрения вопроса по существу, являются:
— введение нового эксперта, незнакомого с материалом. Обычно это академик, профессор, глава какого-нибудь подходящего по названию отдела, который начинает долго и нудно излагать свои познания, не имеющие отношения к делу. В то же время он не знаком в сколько-нибудь достаточной мере ни с литературой, ни с практикой, ни с опытом других государств в области защиты прав коренных народов. Типичный его аргумент в обосновании своей позиции: «Я профессор международного права», из чего, видимо, следует, что кроме него никто в этом не разберется;
— введение представителя какого-либо национального меньшинства, который или имеет счеты, или думает, что имеет счеты с крымскотатарским народом. Логика этих участников обсуждения такова: «Вот и мы могли бы требовать для себя «привилегий». Но мы этого не делаем, а крымские татары со своими претензиями уже всем надоели». Расчет строится на том, что возражать публично, а тем более рассказывать элементарные вещи такому представителю, вроде бы тоже «проблемного» национального меньшинства, неловко. Особенно охотно для этого привлекают другие «депортированные народы», поскольку с караимами и крымчаками нам, в основном, кажется, удалось наладить взаимопонимание и взаимодействие.
Часто эти приемы совмещаются.
Аргументы же по существу сводятся к прямой лжи о том, что в международном праве нет определения понятию «коренной народ». Несмотря на то, что этим самым громко объявляют о своем невежестве, этот аргумент повторяется и в неформальных дискуссиях, и в официальных заключениях.
Вот чего действительно нет в международном праве, это фиксированных определений понятий «нация», «народ», «государство», «правительство», «национальное меньшинство», «власть» и ряда других, которые на каждом шагу используются всеми государствами, в том числе Украиной, при формулировании своих законов и в практической политике. Странным образом это не вызывает ни дискуссий, ни противодействия их использованию.
Понятие же «коренной народ» одно из немногих, точное определение которого содержится в действующем международном договоре — Конвенции МОТ №169: «Народы в независимых странах, которые рассматриваются как коренные, ввиду того, что они являются потомками тех, кто населял страну или географическую область, частью которой является данная страна, в период ее завоевания или колонизации или в период установления существующих государственных границ, и которые независимо от их правового положения сохраняют некоторые или все свои социальные, экономические, культурные и политические институты». Я уж и не знаю насколько точнее можно сказать о крымских татарах в Украине.
Скрытым мотивом этого терминологического жульничания является страх. Страх того, что признание естественного статуса крымскотатарского народа неизбежно повлечет за собой признание необходимости некоторых действий, а именно действий по восстановлению его прав, для определения объема которых также есть международно-правовые, да и конституционные критерии и обязательства государства. Есть и прецеденты, которые придется принять во внимание.
В начале своего восстановления украинское государство, борясь за признание международным сообществом своего статуса независимой демократической державы в лице своих дипломатов, само сформулировало эти проблемы. В первом отчете Украины Комитету по ликвидации расовой дискриминации ООН от 1992 года положение в Крыму оценивалось так: «В условиях усиливающегося политического противостояния в Крыму осложняется ситуация с возвращением крымских татар на историческую Родину, с решением вопросов, связанных с признанием за крымскотатарским народом права на самоопределение, предоставлением Крыму национальной государственности в составе Украины».
К счастью, независимость Украины состоялась, а политическое противостояние в Крыму ослабло. К несчастью, независимая Украина быстро забыла, каково это быть лишенным своих естественных прав.
Надир Бекиров, руководитель политико-правового управления
Меджлиса крымскотатарского народа
газета «Голос Крыма» #2 (530), 9 января 2004 года
Эта тема является давно уже наболевшей во взаимоотношениях между крымскотатарским народом и украинским государством. Причем ее болезненность растет обоюдно и нарастающими темпами.
Различия во взглядах и подходах к этой проблеме определяются не ее теоретической сложностью, а сугубо политическими факторами и прежде всего тем, что государственная воля все более и более направляется не на восстановление прав крымских татар (нарушенных прежними режимами), а на «интеграцию» их в украинское общество, которая без восстановления этих прав есть ни что иное, как ассимиляция. В реальном поведении тех или иных действующих лиц практической политики и соответственно обслуживающих их идеологов, разумеется, присутствуют различные векторы в восприятии крымских татар. Однако наблюдение динамики изменения официальной позиции позволяет сделать неутешительный вывод: чем дальше от эпохи борьбы за независимость Украины, тем слабее и неопределеннее становится перспектива урегулирования крымскотатарской проблемы нормальным рабочим законодательно-директивным путем.
Поскольку речь идет о правовом анализе, то действующее законодательство в области этнонациональной политики Украины запутано и противоречиво настолько, что каждый желающий найдет в нем обоснование едва ли не любой своей идее. Если к внутреннему законодательству добавить еще и международные договоры Украины, то картина становится еще горше.
Это не было бы бедой, если бы среди как теоретиков, так и практических политиков Украины принцип приоритета прав человека признавался безоговорочно не только на словах, но и на деле. Несмотря на концептуальную и терминологическую путаницу нормативных актов, было бы вполне возможно и реально разгрести ее, выстроив иерархию понятий и подходов в зависимости от того, укрепляют ли они права человека, в том числе и права этнических общностей, или ослабляют и вообще сводят на нет.
Однако ситуация такова, что по сей день в Украине не только органы власти, но, к сожалению, и представители гражданского общества и академические исследователи выбирают из всего массива нормативной информации лишь то, что соответствует их или их заказчиков утилитарным интересам. Еще более вольной является интерпретация такой информации, вплоть до распространения очередных ничем и ни на чем не основанных уток и баек.
Если очень коротко, то для абсолютного и, к сожалению, в настоящее время подавляющего большинства украинских исследователей и политиков крымские татары —«национальное меньшинство», иногда — «депортированный народ», который, тем не менее, в это же самое время—национальное меньшинство.
В целом употреблять термин «народ» в отношении кого-либо в Украине, за исключением этнических украинцев—табу, хотя до сих пор не отмененная Декларация прав национальностей Украины оперирует этим понятием в статьях 1, 3, 4, 5 применительно и в первую очередь к неукраинцам.
Но в сочетании с прилагательным «депортированный» слово «народ» использовать можно и даже очень хорошо, но обязательно, чтобы при этом наряду с крымскими татарами говорилось об армянах, греках, болгарах и немцах, депортированных из Крыма. Хотя широко известное «Соглашение по вопросам восстановления прав депортированных лиц, национальных меньшинств и народов», очевидно, подчеркивает разницу между этими субъектами права.
Конституционный термин «коренной народ» (статья 11) является наиболее заклятым в среде украинских политиков и экспертов — ему нет места даже в устных обсуждениях, не говоря уже об официальных документах. Верховная Рада Украины, закрепившая за собой в Конституции исключительное полномочие определять права коренных народов путем принятия законов (п.3 статьи 11) еще в 1996 году, по настоящее время не сочла нужным эти законы разработать и принять. Становится понятным, что это полномочие для того и было монополизировано, чтобы сидеть на нем, как собака на сене.
Под давлением как крымскотатарского национального движения, так и изменяющейся ситуации в мире, даже самые оголтелые противники термина «коренной народ» в условиях Украины время от времени начинают использовать либо его, либо аналогичные ему понятия, такие как «автохтонный» народ, этнос, этническая группа и т.п. Главное здесь то же самое, что и с «народом» вообще—не допустить его применения в отношении крымских татар в законодательных или директивно-политических документах.
Можно считать определенным достижением, что термин «коренной народ» нет-нет используют в последние годы в отношении караимов и крымчаков, хотя явно проглядывают и мотивы такой «широты взглядов»— оба эти народа слишком малочисленны, чтобы государство или местные власти ожидали каких-либо последствий этого признания.
Основными тактическими приемами, с которыми мне приходилось сталкиваться в ходе дискуссий о статусе крымских татар в различных властных или научных учреждениях, уводящих от рассмотрения вопроса по существу, являются:
— введение нового эксперта, незнакомого с материалом. Обычно это академик, профессор, глава какого-нибудь подходящего по названию отдела, который начинает долго и нудно излагать свои познания, не имеющие отношения к делу. В то же время он не знаком в сколько-нибудь достаточной мере ни с литературой, ни с практикой, ни с опытом других государств в области защиты прав коренных народов. Типичный его аргумент в обосновании своей позиции: «Я профессор международного права», из чего, видимо, следует, что кроме него никто в этом не разберется;
— введение представителя какого-либо национального меньшинства, который или имеет счеты, или думает, что имеет счеты с крымскотатарским народом. Логика этих участников обсуждения такова: «Вот и мы могли бы требовать для себя «привилегий». Но мы этого не делаем, а крымские татары со своими претензиями уже всем надоели». Расчет строится на том, что возражать публично, а тем более рассказывать элементарные вещи такому представителю, вроде бы тоже «проблемного» национального меньшинства, неловко. Особенно охотно для этого привлекают другие «депортированные народы», поскольку с караимами и крымчаками нам, в основном, кажется, удалось наладить взаимопонимание и взаимодействие.
Часто эти приемы совмещаются.
Аргументы же по существу сводятся к прямой лжи о том, что в международном праве нет определения понятию «коренной народ». Несмотря на то, что этим самым громко объявляют о своем невежестве, этот аргумент повторяется и в неформальных дискуссиях, и в официальных заключениях.
Вот чего действительно нет в международном праве, это фиксированных определений понятий «нация», «народ», «государство», «правительство», «национальное меньшинство», «власть» и ряда других, которые на каждом шагу используются всеми государствами, в том числе Украиной, при формулировании своих законов и в практической политике. Странным образом это не вызывает ни дискуссий, ни противодействия их использованию.
Понятие же «коренной народ» одно из немногих, точное определение которого содержится в действующем международном договоре — Конвенции МОТ №169: «Народы в независимых странах, которые рассматриваются как коренные, ввиду того, что они являются потомками тех, кто населял страну или географическую область, частью которой является данная страна, в период ее завоевания или колонизации или в период установления существующих государственных границ, и которые независимо от их правового положения сохраняют некоторые или все свои социальные, экономические, культурные и политические институты». Я уж и не знаю насколько точнее можно сказать о крымских татарах в Украине.
Скрытым мотивом этого терминологического жульничания является страх. Страх того, что признание естественного статуса крымскотатарского народа неизбежно повлечет за собой признание необходимости некоторых действий, а именно действий по восстановлению его прав, для определения объема которых также есть международно-правовые, да и конституционные критерии и обязательства государства. Есть и прецеденты, которые придется принять во внимание.
В начале своего восстановления украинское государство, борясь за признание международным сообществом своего статуса независимой демократической державы в лице своих дипломатов, само сформулировало эти проблемы. В первом отчете Украины Комитету по ликвидации расовой дискриминации ООН от 1992 года положение в Крыму оценивалось так: «В условиях усиливающегося политического противостояния в Крыму осложняется ситуация с возвращением крымских татар на историческую Родину, с решением вопросов, связанных с признанием за крымскотатарским народом права на самоопределение, предоставлением Крыму национальной государственности в составе Украины».
К счастью, независимость Украины состоялась, а политическое противостояние в Крыму ослабло. К несчастью, независимая Украина быстро забыла, каково это быть лишенным своих естественных прав.