11/12/2006 | Бё!

ОСОБАЯ КОМИССИЯ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ЗЛОДЕЯНИЙ БОЛЬШЕВИКОВ, СОСТОЯЩАЯ ПРИ
ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ НА ЮГЕ РОССИИ
СВЕДЕНИЯ
о злодеяниях большевиков на Южном побережье Крыма (Ялта и ее
окрестности)
13 января 1918 года г. Ялта и ее окрестности после четырехдневного
сопротивления со стороны вооруженных татарских эскадронов и офицерских
дружин были заняты большевиками, преимущественно командами матросов с
миноносцев "Керчь" и "Хаджибей" и транспорта "Прут".
Немедленно, закрепившись здесь, большевистский военно-революционный
штаб приступил к аресту офицеров. Последних доставляли на стоявшие в порту
миноносцы, с которых после краткого опроса, а часто и без такового,
отправляли или прямо к расстрелу на мол, или же помещали предварительно на
один-два дня в здание агентства Российского общества пароходства, откуда
почти все арестованные в конце концов выводились все-таки на тот же мол и
там убивалось матросами и красноармейцами.
Расследований о расстреливаемых никаких не производилось; пощады почти
никому не давалось; бывали два-три случая, когда заключенные, считавшие себя
обреченными, неожиданно освобождались, причем причина освобождения
оставалась столь же неизвестной, как и причина заключения. Так спаслись от
смерти генерал-лейтенант Смульский и барон Врангель87. Содержавшиеся же
вместе с ними генерал Ярцев, полковник Тропицын, ротмистр Стош, поручик
князь Мещерский и вольноопределяющийся Ловейко были выведены на мол и там
убиты. Между прочим, выяснилось, что отставному полковнику Тропицыну было
внесено в вину, будто он стрелял из окна, а ротмистру Стошу предъявлено
обвинение в том, что он выступил с удостоверением несправедливости обвинения
Тропицына. Полковник Ковалев был арестован по указанию члена Совета
солдатских и рабочих депутатов Берты Зеленской, будучи доставлен на
миноносец "Керчь", арестованный на пароходе [,шедшем по маршруту]
Ялта-Севастополь, был выброшен в открытое море. Утоплен полковник Ковалев за
то, что будто в 1905 году принимал участие в антисемитском движении в городе
Евпатории.
Не всегда задерживавшие матросы и красногвардейцы доставляли
арестованных офицеров на миноносцы. Нередко они убивали своих жертв на
улицах, на глазах жителей, и тут же ограбливали трупы. На улице был убит
прапорщик Петр Савченко, вышедший только что из обстреливаемого орудийным
огнем санатория Александра III, где он находился на излечении; убил его
матрос за то, что офицер не мог ответить, куда направились татарские
эскадроны. Оборвав труп убитого, матрос приколол убитому погоны на грудь и
стащил его затем на бойню. Из того же санатория был уведен красногвардейцами
офицер Поликарпов, которого расстреляли на молу, не представляя его на
миноносцы "Хаджибей" или "Керчь", где заседал какой-то комитет матросов. Ни
болезнь, ни раны, ни увечность не служили защитою против зверств
большевиков: в революционный штаб был доставлен несколько раз раненный в
боях с немцами юный офицер на костылях, его сопровождала сестра милосердия.
Едва увечный воин вошел в комнату, где сидел красноармеец Ванька Хрипатый,
как тот вскочил и на глазах сестры из револьвера всадил офицеру пулю в лоб;
смертельно раненный юноша упал, стоявший тут же другой большевик, Ян
Каракашида, стал бить несчастного страдальца прикладом тяжелого ружья по
лицу.
Всего в первые два-три дня по занятии Ялты было умерщвлено до ста
офицеров, не принимавших никакого участия в гражданской войне, проживавших в
Ялте для укрепления своего здоровья или лечившихся в местных лазаретах и
санаториях. Большинство убитых офицеров с привязанными к ногам тяжестями
бросались с мола в море. Трупы безвинно казненных были извлечены с морского
дна и похоронены в братской могиле через пять месяцев, когда Крым оказался
занятым германцами.
Кроме офицеров подвергались убийству и отдельные жители города.
Достаточно было крикнуть из толпы, что стреляют из такого-то дома, чтобы
красноармейцы и матросы немедленно открывали огонь по окнам указанного
помещения. По такому окрику были убиты домовладелец Константинов и его дочь.
Не удовольствовавшись пролитою неповинною кровью, убийцы разграбили
квартирное имущество Константиновых и часть мебели отвезли в дар своему
комиссару Биркенгофу.
Одновременно с арестовыванием офицеров военно-революционный штаб
предпринял повальный обыск квартир для отобрания оружия. Прикрываясь этой
целью, красноармейцы и матросы в действительности предались беззастенчивому
грабежу. Разграблению подвергались гостиницы, санатории, магазины, лавки,
склады, частные квартиры. Имущество расхищалось красноармейцами и толпою
преступников, их сопровождавших; стоимость уничтоженного, испорченного и
похищенного во время этих грабежей имущества по одному гор. Ялта достигла
цифры, превышающей миллион рублей. Перед разграблением санатория Александра
III таковой был сначала обстрелян орудийным огнем миноносца "Керчь", причем
на ходатайство главного врача санатория пощадить больных и раненых,
находившихся в ней, получился ответ: "В санатории одни контрреволюционеры,
санаторий должен быть уничтожен так, чтобы камня на камне не осталось".
Угроза, впрочем, до конца не была доведена, обстрел прекратился, но зато
приказано было администрации эвакуировать всех больных из санатория в
течение двух часов. После эвакуации и начался общий разгром всего имущества
этого ценного учреждения. Награбленное по гостиницам, магазинам, складам и
квартирам добро меньшею частью попадало в распоряжение комитета большевиков,
а в большей части присваивалось обыскивателями. Подобным разгромам, кроме
Ялты, подверглись Алушта, Алупка, Дерекой, Бахчисарай, Массандра и другие
близлежащие селения. Дерекой перед грабежом был обстрелян артиллерийским
огнем миноносца; население бежало в горы и, когда спустя сутки вернулось к
своим домам, то увидело, что матросами все их имущество уничтожено. Жители,
пользовавшиеся до того достатками, внезапно оказались бедняками.
После нескольких дней описанного разбойничества, производившегося без
письменного соизволения комитетов или красного штаба, начались новые обыски,
якобы легализованные коммунистическою властью, т[о] е[сть] обыски по
мандатам большевистской власти. Мандаты эти выдавались, однако, без разбора
и подписывались, начиная с председателя комитета и кончая помощником
секретаря. Целью этих обысков было поставлено отобрание в распоряжение
власти драгоценностей у богатых "буржуев". В действительности, и эти обыски
были маскированным разбоем. Забирались при обыске не только драгоценности,
наличные деньги, но и всякое другое имущество, дорогостоящее и легко
сбываемое. Бoльшая часть драгоценностей, отбираемая у "буржуев", не попадала
в кассы советской власти, ибо грабители предпочитали продавать их в
уцелевшие почему-то ювелирные лавки или даже дарить их своим любовницам.
Обыски производились во всякое время дня и ночи, сопровождались они всегда
угрозами "расстрелять", "отвести на мол", "засадить в тюрьму". Малейшая
лишняя просьба или возражение -- и дуло револьвера у виска, штык у груди,
приклад над головой. Обыскивалась одна и та же квартира разными группами по
два-три раза. Бывали случаи, когда одно и то же лицо было обыскиваемо семь
раз. Обыскиватели ничем не стеснялись, шарили повсюду, снимали одежду,
раздевали женщин. Узаконенные грабители не могли допустить того, чтобы обыск
на дал результата. Нет драгоценностей -- отнимались деньги, нет денег --
отбиралось платье, белье. Население изо дня в день нищало. Такой
легализованный грабеж длился все время большевистского властвования в Ялте и
захватил он все ее окрестности, нигде не было спокойной жизни, день и ночь
население было в тревоге. Убытки от обысков исчисляются миллионами рублей.
Пополняя свою кассу грабительскими способами, коммунистический комитет
не упустил и обложения "буржуев" контрибуцией в 20 000 000 рублей. Неуплата
контрибуции, как объявил комиссар Батюков, должна повлечь расстрел по
приговору военно-революционного трибунала. Встревоженное до последних
пределов население образовало в Ялте, Алуште и Алупке из состоятельных лиц
комиссии, которые приняли на себя добровольно сбор контрибуционных взносов.
В состав лиц, подлежащих обложению комиссии, включали тех, кто определял
свое имущество в сумме не менее 10 000 рублей. По Ялте таких имущих
оказалось около 600 человек. Естественно, громадная цифра контрибуции не
могла быть собрана. Удалось в продолжение трех месяцев внести в казначейство
большевиков около 2 000 000 рублей. Хотя взыскание и производилось путем
самообложения через особую комиссию, но оно все-таки было сопровождаемо со
стороны большевистских комиссаров вечными угрозами расстрела или заключения
в тюрьме. Едва происходила какая-либо задержка в поступлении денег, как
тотчас же комиссары распоряжались насильственно отобрать у таких-то и
таких-то лиц все находящиеся при них деньги. Если денег не оказывалось или
сумма была недостаточно велика, то следовало новое распоряжение -- засадить
в тюрьму, пока не будет заплачена назначенная сумма. Подобные аресты длились
иногда три-четыре дня, а иногда и недели, пока арестованному не удавалось
найти за себя выкуп. Был случай, когда одна дама, у которой насильственно
было отобрано 100 000 рублей, все-таки подверглась заключению в тюрьме в
течение трех недель.
Не ограничиваясь указанными способами увеличения средств своего
казначейства, большевики сделали распоряжение по всем банкам снять с текущих
счетов "буржуев" все суммы, превышающие 10 000 рублей, и перечислить их на
текущий счет комитета в Народный банк.
Проведена была также большевиками национализация имений и домов,
сопровождавшаяся распродажею, расхищением работ и прежде всего захватом всех
оборотных хозяйственных денежных сумм, находившихся на руках у владельцев
или же лежавших на текущих счетах в банке. Результатами национализации
явились полный упадок и полное расстройство культурного хозяйства с
убытками, исчисляемыми сотнями тысяч рублей.
Наконец, перед бегством из Крыма в последних числах апреля большевики
вооруженною силою похитили всю денежную наличность в сумму 1 200 000 рублей
из кассы Ялтинского отделения Государственного банка.
Властвование коммунистического комитета привело и достаточное, и
недостаточное население Южного берега Крыма к паническому бегству. Так как
разрешение выезда было обусловлено представлением доказательств исполнения
"гражданского долга перед советской властью", т[о] е[сть] уплаты каких-либо
сборов, то многие малоимущие жители Ялты вносили в Комиссию по сбору
контрибуций мелкие суммы в 5-10-15 рублей, хотя к тому по своей
несостоятельности и не были обязаны, лишь бы заручиться каким-либо
удостоверением об исполнении повинности, скорее получить возможность выехать
за пределы Крыма и вырваться из-под гнета ялтинского коммунизма.
Прекратившиеся одно время расстрелы вновь возобновились ко времени
приближения германцев88. Так, в Ялте без какого-либо разбирательства были
схвачены два торговца-татарина, Осман и Мустафа Велиевы, отвезены на
автомобилях в Ливадию и там на шоссе убиты. Ограбленные трупы брошены в
виноградники. У Османа Велиева оказалось несколько штыковых ран и была
вырезана грудь, а у брата его Мустафы голова была раздроблена ударами
приклада. Один из убийц, красноармеец Меркулов, на вопрос сестры убитых, где
увезенные братья, ответил: "Мы их убили, как собак".
Приближение немцев и украинских частей к Ялте от Симферополя вызвало
надежды у населения Ялтинского побережья на скорое избавление от
большевистского ига и вместе с тем толкнуло татарскую молодежь, сумевшую
скрыть оружие, образовать отряд и выступить к Алуште наперерез уходившим
красным частям. Отряд образовался слабый, всего в 100--120 бойцов. Плохо
организованный, он выступил преждевременно. Украинцы и немцы были еще не
близко, помощи не успели прислать, и потому после первого же столкновения
отряд рассеялся по горам. Выступление это оказалось роковым для татарского
населения Гурзуфа, Алушты, Кизильташа и других мелких сопредельных поселков.
Красноармейцы, сознавая, что дни их власти в Крыму сочтены, принялись с
особенною злобою уничтожать имущество этих селений и убивать попадавших в их
руки татар, не успевших скрыться вместе с молодежью в горах. Поселки
поджигались, и когда хозяева прибегали из своих горных убежищ, чтобы
попытаться спасти остатки последнего достояния, большевики устраивали засады
и убивали несчастных погорельцев целыми партиями, заставляя затем кого-либо
из оставшихся татар зарывать трупы, даруя за этот труд жизнь.
Трем братьям Муратам в Алуште пришлось под угрозою винтовок зарыть 19
трупов своих соплеменников. В Гурзуфе было убито более 60 стариков-татар,
трупы брошены незарытыми, на дорогах, улицах, в виноградники. Родственникам,
решавшимся разыскивать своих убитых близких, нередко приходилось прекращать
поиски из-за угроз красноармейцев. Совершение погребений было опасным, не
было пощады даже духовным лицам: в Гурзуфе и Никите были убиты во время
погребального богослужения два муллы.
В селе Кизильташ, подожженном с нескольких сторон, были перебиты
вернувшиеся из гор татары, преимущественно старики. Последние в числе 15
человек собрались у дома Аджешира с тем, чтобы попытаться упросить
гурзуфский Совет солдатских и рабочих депутатов о прекращении дальнейших
поджогов. Собравшиеся были окружены красными злодеями, четверо: Аджешир,
Джемиль, Али-Усейн и Али-Бекар были тут же сожжены в подожженном доме, а
остальные, связанные попарно, были погнаны красноармейцами по шоссе, а затем
в поле перебиты. У двоих убитых оказались отрезанными уши и нос. После
бегства большевиков из Крыма была образована Крымско-татарским парламентом
следственная комиссия с участием двух юристов, которая в течение месяца
произвела краткое обследование апрельских злодейств большевиков, совершенных
на Южном побережье Крыма. Протоколами этой следственной парламентской
комиссии устанавливается, что в районе обследования за два-три дня апреля
месяца убито мирных жителей более 200, уничтожено имущества, точно
зарегистрированного, на 2 928 000 рублей. Общий же ущерб, причиненный
большевиками татарскому населению Алушты, Кизильташа, Дерекоя, Алупки, более
мелких поселков по приблизительному подсчету превышает 8 000 000 рублей.
Тысячи жителей оказались нищими.
Управление Южного побережья Крыма во время властвования там большевиков
с конца января по апрель 1918 года сосредоточивалось в исполнительном
комитете Совета рабочих и солдатских депутатов, в военно-революционном
комитете, штабе и следственной комиссии, причем мероприятия советских
учреждений проводились в жизнь через комиссаров, заведовавших отделами
военным, внутренних дел, юстиции, финансов, домовым и квартирным,
здравоохранительным и продовольственным и т. п. Комиссары входили в состав
комитета. Управителями, заставившими население выстрадать тяжкое иго
преступной советской власти были: Булевский, Жадановский, Брискин, Слуцкий,
Гуревский, Гуров, Сосновский, Озолин, Станайтис, Ткач, Гук, Григорьев,
Попов, Малыкин, Плотников, Григорович, Проценко, Биргенгоф, Бобновский,
Друскин, Сахаров, Тененбойм, Захаров, Иерайльштенко, Игнатенко, Гарште,
Федосеев, Гробовский, Козлов, Тынчеров, Аконджанов, Алданов, Александров,
Харченко, Пустовойтов, Альтшуллер, Драчук, Батюк и Ванька Хрипатый.
Установить личности перечисленных правителей не удалось. Известно, что почти
все, если не все, получили лишь начальное образование не выше
четырехклассного городского училища и состояли нижними чинами в армии или
флоте.
Настоящий акт расследования основан на данных, добытых Особой комиссией
с соблюдением правил, изложенных в Уставе уголовного судопроизводства.
Подлинный за подписями председателя Особой комиссии мирового судьи г.
Мейнгарда, товарищей председателя и членов Особой комиссии.
С подлинным верно:
секретарь Особой комиссии (подпись)
председатель Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков,
состоящей при главнокомандующем вооруженными силами на Юге России (подпись)
члены Особой комиссии (подписи)

http://www.lib.ru/HISTORY/FELSHTINSKY/krasnyjterror1.txt
Осторожно: текст достаточно увесистый!