03/16/2007 | Дмитрий Савицкий ©

Письмо из Парижа #4

Дмитрий Савицкий ©

На фешенебельной Тильзитской улице, напротив Триумфальной арки, прямо на асфальте сидит седовласый старик в малость потертой, но дорогой шубе. Ноги под себя он поджать не может, поэтому они вытянуты и прохожие через них перешагивают. Тут же на асфальте лежит его пыжиковая шапка. Пустая. Прохожие не могут поверить, что старик в твидовом костюме-тройке, с галстуком-бабочкой, в шубе, собирает на жизнь. Каждый десятый думает, что старик упал и пытается его поднять. Старик молча, устало отбивается.

На прошлой неделе там же на, дугой идущей, Тильзитской, банда магрибинцев прикончила своего же, алжирца или марокканца. Сначала врезали металлическим прутом по голове, а потом - ножом в спину. По ТВ показали плохо отмытый асфальт.

Елисейские поля, или как их гордо называют французы, «самое прекрасное авеню в мире», давно перестали быть и самым безопасным в столице районом. Банды пригородных подростков, часто из знаменитых «зон беззакония», приезжают сюда развлечься. И если раньше им было трудно найти кафе или бар по одёжке или карману, то теперь и на Елисейских появились дешевые «МакдО» - Макдональды. Ливанцы, клану которых практически принадлежит вся левая сторона Полей, недовольны, район выходит из-под их контроля и на месте магазинов мехов открываются бутики спортивной одежды: спрос обязывает! Богатый покупатель все равно двинет за угол: на Франсуа Премьер или авеню Жорж Санк и Марсо. Там самые дорогие в городе бутики и охраняют их ребята, напоминающие гарлемских баскетболистов.. А может это они и есть.

Изменились не только Елисейские поля, меняется вообще вся жизнь в Лютеции. Редко кто отправляется теперь на четыре недели в отпуск. Отпуска, если вам они полагаются, укорачивают и часть из них проводят дома: так оно дешевле. И здесь виной не только терроризм, не только переход с франка на евро, при котором потеряли все, кроме коммерсантов, виной вообще весь социально-экономический климат. Жить стало труднее и чтобы шея не, дай бог, не вытянулась, все экономят.

Дешевые супермаркеты «Эд» отныне полны народа. Домохозяйка предпочтет пройти еще квартала и дотащиться до «Эда», чтобы не покупать практически тот же йогурт и апельсины в соседнем «Франпри». Тот, кому не жалко уикенда и те, у кого нет уикендов, а их много, отправляются за покупками за город, в гигантские супермаркеты. Моя приятельница Катрин раз в месяц заезжает за мной и мы катим на ее «рено» куда-нибудь в Иври, чтобы закупить самое необходимое и самое в Париже дорогое, практически за полцены.

Катрин почти двадцать лет проработала на лучшем в стране радио – «Франс Кюльтюр». Без контракта. Вкалывая 8 дней в неделю. Сорокаметровая квартира возле Республики, которую она снимала в восьмидесятых за три двести (вернемся к старым добрым франкам), нынче обходится ей почти в семь тысяч. Причем крыша дважды протекала и все ее книги сгнили. Два года она ждала пока синдикат решится на ремонт. Теперь дело за электропроводкой. Инспектор EDF, сети электроснабжения, сказал, что пожар возможен в любое время. За свой счет поменять проводку ей не по карману. Когда раскошелится синдикат – неизвестно. Катрин давит на синдикат через свою страховку. Если, не дай бог, случится пожар, все что ей возместят составит процентов 30 от потерь; а интеллектуальные ценности вообще не компенсируются. Так погиб мой пленочный радиоархив, когда сантехники, менявшие трубы в моем доме, затопили мою студию и вода держалась на уровне электророзеток почти три дня. Забавное было зрелище: паркет вставший дыбом… Катрин нынче, когда хочет устроить стирку, тянет провод удлинителя на лестницу – там есть не совсем гнилая розетка. К тому же – бесплатная.

Катрин, как и я, как Марко, дающий уроки тенниса малышне в Люксембургском саду, как и тьма наших общих друзей, лет десять не была в отпуску. Служащие в этой стране в целом, если приплюсовать «мосты», то есть продленные недели, сомкнувшиеся с праздниками, имеют восемь недель отпусков в году. Но это – служащие. Вся страна разделена на служащих и secteur privé, частный сектор, который сам себе платит пенсию и оплачивает отпуска. И чаще всего не первого, не второго не делает…

Забастовки, кстати, это служащие. Те, кого забастовщики берут в заложники, чаще всего – частный сектор.

Мой сосед-китаец, сапожник, вкалывающий до 11 вечера. Он - secteur privé. Официально он обязан закрыть крошечную мастерскую в семь. Но окно горит почти до полуночи. На самом деле ему нужен подручный, но это ему не по карману.

Не по карману же и большинству моих приятелей, наше любимое времяпровождение: сидение на террасах кафе. Когда-то это было нашим любимым спортом. С книгой, или блокнотом, с чашкой кофе или бокалом ронского… Поезд этот ушел.

На террасах сидят туристы и, смешно сказать, безработные. Те, кто всей семьей сидят на пособии, те, кто знают, как выбивать дешевые госквартиры... Мне предлагали тоже. Две тысячи евриков. Никакой гарантии. Показали двух девиц, три года назад прикативших из Совка. У них уже эти самые «ашалемы», госквартиры. Квартплата – до смешного низка, а если ты потерял работу – почти не существует. Это еще одна категория парижан: умеющих выбивать все, до последнего сантима, из мощной сети социального обеспечения. Там – зуб, здесь бесплатные учебники для дочки; еще где-то: скидку на зимние пальто, газированную воду, туалетную бумагу, щипцы для грецких орехов. Всего не перечислишь. Нужно быть профессионалом.

Я знаю другого старика, без шубы. Он живет в небольшой нише на улице Арбалет. Лежит в спальном мешке. Иногда сидит. Пьет чай из термоса. Он знает больше иностранных языков, чем покойный Генка Шмаков. Он учитель чего-то. Его где-то сократили. Он переехал к дяде, у которого был небольшой домик возле Кламара. Дядя врезал дуба. По нашим законам от наследства тебе оставляют лишь половину. В смысле на наследство – 50% налога. Проклятый дядя оставил старику дом. Дом нужно было срочно продать, потому что как только открыли завещание, нужно уже было платить эти 50%. Как поступают люди? Продают дом и платят эти проклятые проценты. Но дом никто не покупал. Без ремонта в нем можно было жить, но на него было страшно смотреть. Тем более изнутри. Проклиная дядю, бывший преподаватель начал пить, а потом двинул в народ, оказался на улице… Иногда он хватает прохожих за рукава и орет: - Но дядя ведь платил налоги! Дом он купил на свои! Оставшиеся от налогов! Почему же опять? Народ валит дальше. В городе и так хватает сумасшедших. Чаще – молчаливых. Я всегда здороваюсь со стариком. Иногда приношу банку пива, сандвич.. Зовут его Мишель-Андре. Ему нет и сорока…

Герб Лютеции – кораблик. В последние годы я все чаще думаю, что это корабль дураков. Отсюда надо валить и срочно. Но неизвестно куда. Здесь нет работы, то есть, но лишь для своих, для кланов, по блату и лишь – в госсекторе. Это город гоголевских чиновников, не знающих по-русски. Они против любым реформ, против любых перемен, потому что любая перемена может лишить их пожизненных гарантий. Поэтому за не-перемены расплачиваются другие. Работающие сезонно, время от времени, сидящие на жалком пособии… И не дай им бог потерять квартиру! Им уже никогда и не куда не въехать. Разве что мордой в забор! Я помнится снял мою предпоследнюю квартиру за 20 минут. Увидел объявление, зашел в контору, перешел с хозяином через площадь, поднялся на второй этаж, посмотрел полторы комнатки и выписал чек… Теперь нужен чемодан документов. Три «платилки» с работы, три квитанции об оплате старой квартиры. Карта медстраховки. Анализ мочи и сканнерный снимок простаты… Хочешь найти работу в Париже? Ищи ее откуда-нибудь еще…!

Короче, праздник который… Бедный папа Хем! Его сюда бы и не пустили…

http://dsavicky.narod.ru/