Репортаж из несуществующего крымского села
05/03/2007 | Бё!
Прощание с Заречьем
Юрий ПОЛЯКОВ
Четверг, 03 Мая 2007
Корреспондент «КВ» побывал в крымском селе, которого уже нет на карте Украины
Житель села Павловка Белогорского района Сейдамет Шатаев почти каждый день приходит за речку Малая Карасевка пасти деревенское стадо. Говорит, что лучше места для пастбища не найти — ни людей, ни машин. Простора много, разнотравье… Пока коровы, бычки да барашки жуют траву, он подолгу смотрит на развалины домов, высохшие сады, заросшие буйной растительностью частоколы огородов.
— Хорошее село было, — рассказывает местный пастух. — Вон в том доме жила моя сестра с тестем…
Сейдамет тяжело вздыхает и удрученно машет рукой в сторону разобранного дома.
Сейчас здесь ни души. Постепенно из села Заречье исчезали люди. Потом один за другим стали исчезать дома. В конце концов и само село исчезло.
На новых картах отыскать Заречье не пытайтесь. 22 марта этого года депутаты Верховного Совета Автономной Республики Крым приняли решение о снятии его с учета «как населенного пункта, из которого выехали жители». Последних стариков, не желавших покидать родные места, родственники уговорили оставить свои дома в 2000 году.
До 1946 года село Заречье носило название Манай. Никто в Васильевском сельском совете так и не смог сказать точно, когда оно возникло. Самое старое сохранившееся захоронение на кладбище в Заречье датировано 1912 годом. Однако говорят, что еще в 1783 Екатерина Великая отдала эти земли русским переселенцам.
Сейдамет Шатаев приехал сюда в 1990 году: тогда в селе оставалось чуть более десятка жилых домов. Обосновался в соседней Павловке, а прописался на первых порах, пока решал вопрос с обустройством, в Заречье, у сестры. Здесь же нашел себе работу.
— На этом самом месте была площадка для тракторной стоянки, — проводит экскурсию по умершему селу пастух Сейдамет. — Здесь и я работал до развала колхоза. Каждое утро приходил сюда, получал разнарядку и выезжал на колхозном тракторе.
Сейдамет ведет меня к развалинам клуба. Старожилы рассказывали, что когда-то в Заречье на танцы молодежь даже из центральной усадьбы бегала. А в самом центре села, как положено, находился магазин. Хлеб привозили, муку, консервы… В общем, жить можно было.
— Воду подавали из колодцев, — продолжает пастух. — Тут насосы мощные стояли, а трубы по всему селу шли. А потом сломалось что-то, воды не стало. Воду, пока тракторная бригада не распалась, я на тракторе в бочках возил. Для питья люди-то ее в емкости наберут. А как же огороды, скотина, птица? Летом стирать белье и мыться к Малой Карасевке ходили. А зимой? Потом и без света остались: кто-то провода срезал. Наверное, на металлолом сдали. Не помню, сколько без электричества сидели, но долго это длилось. Тогда большинство жителей и съехало. Моя сестра перебралась ко мне в Павловку. Продать дом было невозможно — кому он тут нужен? Поснимали, что можно было увезти, — и уехали. Один фундамент остался.
Все брошенное прежними обитателями Заречья, что в хозяйстве могло сгодиться, жители окрестных сел уже давно растащили. Оставшиеся без присмотра колодцы, в которых давно нет воды, огородили, как могли, камнями и ветками, чтобы случайно не провалился никто.
— Недавно в одном из колодцев труп нашли, — делится Сейдамет деревенскими новостями, — говорят, бомжи кого-то забили и тут бросили. Милиция приезжала, расспрашивала, кто что видел или знает…
По иронии судьбы в паспорте у нынешнего Васильевского сельского головы Владимира Франгопулова записано: «Место рождения — с. Заречье Белогорского района Крымской области». Тут прошли его детские и юношеские годы. Покинул он родное село после окончания школы, уехал учиться в город. Назад уже не вернулся: через несколько лет его родители переехали в центральную усадьбу.
Мог ли Франгопулов предположить, что когда-то ему придется принимать решение о ликвидации своей малой родины?
— В конце шестидесятых — начале семидесятых годов вокруг села рос большой колхозный сад, работала садоводческая бригада, колхозная кузня, содержались птичник и отара, — вспоминает сельский голова. — Была даже начальная школа, которую при мне расформировали. Тогда в селе проживало человек восемьдесят. Нас, детей, было всего пятеро. В те годы в Советском Союзе вели политику по укрупнению населенных пунктов. Село Заречье попало в число бесперспективных. В развитие инфраструктуры средств вкладывалось мало. Накапливались проблемы, которые не решались десятилетиями. Понятно, что люди покидали насиженные места и перебирались в более развитые населенные пункты.
Самое главное, что уезжала, не видя перспектив, молодежь. Некому стало строить новые дома и рожать детей.
В начале девяностых, в период экономического кризиса, сельские регионы вообще остались без поддержки. Что говорить о забытом Богом Заречье, когда в крупных городах останавливались заводы, а былую экономическую и военную мощь державы продавали на аукционах, а то и вовсе распиливали на металлолом. Обломки нашей общей большой Родины погребли под собой и маленькое Заречье. Оставшиеся на месте села развалины стали памятником эпохе ушедшего относительного благополучия.
Сколько таких, медленно умирающих, уголков можно отыскать на карте Крыма? На территории того же Васильевского сельсовета есть еще одно село, которое в скором времени может постичь та же участь. В Некрасово, или, как называют село местные жители, Некрасовке, осталось одиннадцать дворов. В домах у жителей Некрасова, к счастью, пока есть электричество и вода. Худо-бедно, но ведется сельскохозяйственное производство. Местные власти, как меня уверяли в Васильевском сельском совете, поддерживают людей, как могут. Даже ради нескольких ребятишек отправляют каждый день автобус, чтобы доставить их в школу. Дети подрастают, а значит, есть еще слабая надежда, что село будет жить.
Вот уже семь лет, как в Заречье приезжают люди разве что на кладбище — поклониться умершим. Приедет кто-то на могилку к близкому человеку — обязательно к соседям заглянет. А как же иначе? Тут ведь все друг друга знали, с детства росли вместе, радости и горести делили. Всем селом собирались на праздники, всем селом провожали усопших в последний путь. Но с каждым годом все больше становится заброшенных могил.
«Травой порастают могилы, давностью зарастает боль…» — так, кажется, у Шолохова. Все, что осталось от Заречья сейчас, — память живых и скромные могильные плиты, изрезанные буквами, которые незаметно сглаживает время.
http://time4news.org/index.php?option=com_content&task=view&id=630&Itemid=31
Юрий ПОЛЯКОВ
Четверг, 03 Мая 2007
Корреспондент «КВ» побывал в крымском селе, которого уже нет на карте Украины
Житель села Павловка Белогорского района Сейдамет Шатаев почти каждый день приходит за речку Малая Карасевка пасти деревенское стадо. Говорит, что лучше места для пастбища не найти — ни людей, ни машин. Простора много, разнотравье… Пока коровы, бычки да барашки жуют траву, он подолгу смотрит на развалины домов, высохшие сады, заросшие буйной растительностью частоколы огородов.
— Хорошее село было, — рассказывает местный пастух. — Вон в том доме жила моя сестра с тестем…
Сейдамет тяжело вздыхает и удрученно машет рукой в сторону разобранного дома.
Сейчас здесь ни души. Постепенно из села Заречье исчезали люди. Потом один за другим стали исчезать дома. В конце концов и само село исчезло.
На новых картах отыскать Заречье не пытайтесь. 22 марта этого года депутаты Верховного Совета Автономной Республики Крым приняли решение о снятии его с учета «как населенного пункта, из которого выехали жители». Последних стариков, не желавших покидать родные места, родственники уговорили оставить свои дома в 2000 году.
До 1946 года село Заречье носило название Манай. Никто в Васильевском сельском совете так и не смог сказать точно, когда оно возникло. Самое старое сохранившееся захоронение на кладбище в Заречье датировано 1912 годом. Однако говорят, что еще в 1783 Екатерина Великая отдала эти земли русским переселенцам.
Сейдамет Шатаев приехал сюда в 1990 году: тогда в селе оставалось чуть более десятка жилых домов. Обосновался в соседней Павловке, а прописался на первых порах, пока решал вопрос с обустройством, в Заречье, у сестры. Здесь же нашел себе работу.
— На этом самом месте была площадка для тракторной стоянки, — проводит экскурсию по умершему селу пастух Сейдамет. — Здесь и я работал до развала колхоза. Каждое утро приходил сюда, получал разнарядку и выезжал на колхозном тракторе.
Сейдамет ведет меня к развалинам клуба. Старожилы рассказывали, что когда-то в Заречье на танцы молодежь даже из центральной усадьбы бегала. А в самом центре села, как положено, находился магазин. Хлеб привозили, муку, консервы… В общем, жить можно было.
— Воду подавали из колодцев, — продолжает пастух. — Тут насосы мощные стояли, а трубы по всему селу шли. А потом сломалось что-то, воды не стало. Воду, пока тракторная бригада не распалась, я на тракторе в бочках возил. Для питья люди-то ее в емкости наберут. А как же огороды, скотина, птица? Летом стирать белье и мыться к Малой Карасевке ходили. А зимой? Потом и без света остались: кто-то провода срезал. Наверное, на металлолом сдали. Не помню, сколько без электричества сидели, но долго это длилось. Тогда большинство жителей и съехало. Моя сестра перебралась ко мне в Павловку. Продать дом было невозможно — кому он тут нужен? Поснимали, что можно было увезти, — и уехали. Один фундамент остался.
Все брошенное прежними обитателями Заречья, что в хозяйстве могло сгодиться, жители окрестных сел уже давно растащили. Оставшиеся без присмотра колодцы, в которых давно нет воды, огородили, как могли, камнями и ветками, чтобы случайно не провалился никто.
— Недавно в одном из колодцев труп нашли, — делится Сейдамет деревенскими новостями, — говорят, бомжи кого-то забили и тут бросили. Милиция приезжала, расспрашивала, кто что видел или знает…
По иронии судьбы в паспорте у нынешнего Васильевского сельского головы Владимира Франгопулова записано: «Место рождения — с. Заречье Белогорского района Крымской области». Тут прошли его детские и юношеские годы. Покинул он родное село после окончания школы, уехал учиться в город. Назад уже не вернулся: через несколько лет его родители переехали в центральную усадьбу.
Мог ли Франгопулов предположить, что когда-то ему придется принимать решение о ликвидации своей малой родины?
— В конце шестидесятых — начале семидесятых годов вокруг села рос большой колхозный сад, работала садоводческая бригада, колхозная кузня, содержались птичник и отара, — вспоминает сельский голова. — Была даже начальная школа, которую при мне расформировали. Тогда в селе проживало человек восемьдесят. Нас, детей, было всего пятеро. В те годы в Советском Союзе вели политику по укрупнению населенных пунктов. Село Заречье попало в число бесперспективных. В развитие инфраструктуры средств вкладывалось мало. Накапливались проблемы, которые не решались десятилетиями. Понятно, что люди покидали насиженные места и перебирались в более развитые населенные пункты.
Самое главное, что уезжала, не видя перспектив, молодежь. Некому стало строить новые дома и рожать детей.
В начале девяностых, в период экономического кризиса, сельские регионы вообще остались без поддержки. Что говорить о забытом Богом Заречье, когда в крупных городах останавливались заводы, а былую экономическую и военную мощь державы продавали на аукционах, а то и вовсе распиливали на металлолом. Обломки нашей общей большой Родины погребли под собой и маленькое Заречье. Оставшиеся на месте села развалины стали памятником эпохе ушедшего относительного благополучия.
Сколько таких, медленно умирающих, уголков можно отыскать на карте Крыма? На территории того же Васильевского сельсовета есть еще одно село, которое в скором времени может постичь та же участь. В Некрасово, или, как называют село местные жители, Некрасовке, осталось одиннадцать дворов. В домах у жителей Некрасова, к счастью, пока есть электричество и вода. Худо-бедно, но ведется сельскохозяйственное производство. Местные власти, как меня уверяли в Васильевском сельском совете, поддерживают людей, как могут. Даже ради нескольких ребятишек отправляют каждый день автобус, чтобы доставить их в школу. Дети подрастают, а значит, есть еще слабая надежда, что село будет жить.
Вот уже семь лет, как в Заречье приезжают люди разве что на кладбище — поклониться умершим. Приедет кто-то на могилку к близкому человеку — обязательно к соседям заглянет. А как же иначе? Тут ведь все друг друга знали, с детства росли вместе, радости и горести делили. Всем селом собирались на праздники, всем селом провожали усопших в последний путь. Но с каждым годом все больше становится заброшенных могил.
«Травой порастают могилы, давностью зарастает боль…» — так, кажется, у Шолохова. Все, что осталось от Заречья сейчас, — память живых и скромные могильные плиты, изрезанные буквами, которые незаметно сглаживает время.
http://time4news.org/index.php?option=com_content&task=view&id=630&Itemid=31