Предчувствие гражданской войны
05/08/2007 | Бё!
Предчувствие гражданской войны
|
Дуло Калашникова и яркий столп света от фонарика упёрлись мне в лицо.
— Подъём!
Такого не может быть. Всего два года назад меня также разбудил замкомвзвода Белоусов, когда я уснул в наряде по штабу. Я ещё, помнится, с перепугу подумал: «Немцы!». Служил-то в Германии. Но сейчас я — лаборант Археологической лаборатории СГУ. На соседней полке купе — мой научный руководитель Сергей Юрьевич Монахов. Мы благополучно отработали сезон в Борисфене на острове Березань, потом в Ольвии, а теперь вот на ночном поезде перебираемся в Херсонес. Там меня дожидается керамика из дореволюционных раскопок Костюшко-Валюженича и предвоенных изысканий Белова. Их полевые дневники и отчёты я тщательно вычитал чуть менее года назад в архиве Эрмитажа.
— Предъявить документы!
Монахов, подслеповато щурясь, даёт дюжему молодцу в краповом берете свою доцентскую книжку. Я протягиваю студенческий билет и разрешение на въезд в пограничную зону. У Монахова такого разрешения нет, поэтому нас ссаживают с поезда и закрывают в кутузке ж/д-станции.
— Ничего не понимаю, — в очередной раз говорит Монахов, осматривая «шубу» на стенах камеры предварительного заключения. — Раньше спокойно проезжали от Симферополя до Севастополя. А тут какие-то патрули, милиционеры с автоматами, пограничники в «полёвке», какие-то береты! Что-то случилось.
Волнение доцента кафедры Истории Древнего мира СГУ понять было можно. Он первый раз в заключении. Я — второй. Впервые оказался за решёткой гаупвахты, когда дал в морду всё тому же старшему сержанту Белоусову.
Научрук Монахов и его дипломант Абросимов достали недосмотренный ментами карманный приёмник «Нева» с прикрученной к нему изолентой большой квадратной батарейкой и настроили радио. Принимало плохо, так как пол, на который мы уселись за неимением мебели, был железный. Всё же удалось разобрать сквозь треск помех: «Горбачёв… ГКЧП… Фарос…». То есть генеральный секретарь ЦК КПСС, он же первый президент Советского Союза Михаил Сергеевич Горбачёв заболел где-то здесь возле Севастополя, на своей даче на мысе Фарос. Члены высшего руководства СССР — вице-президент, премьер-министр, председатель парламента, министр обороны, министр внутренних дел, руководитель КГБ, его заместители, члены высшего руководства КПСС пытаются восстановить порядок в стране так, как они его, этот порядок, понимают. Они выражают озабоченность отсутствием этого порядка.
Коммунист Монахов и демократ Абросимов сидели на железном полу, за железной дверью и смотрели друг на друга. Наши извечные дискуссии в Лаборатории обрели вид государственного переворота и бритых детин с автоматами. Я отчётливо вспомнил увиденную однажды в Германии картину Сальвадора Дали «Предчувствие гражданской войны».
— Я возьму в руки автомат, — сказал Монахов.
Ему было тогда около сорока. Двое детей и кооперативная трёхкомнатная квартира в панельном доме, оформленная на жену.
— Я не хочу воевать с Вами, Сергей Юрьевич. — ответил я. — Мы эмигрируем.
У меня вообще ничего не было, кроме жены — такой же нищей студентки, как и я.
Милиционеры посадили нас на обратный поезд и отправили в Симферополь. На следующей станции, в Бахчисарае, мы сошли и партизанскими тропами пробрались в Херсонес через Крымские горы. По дороге мы опять яростно спорили до Сахары в глотке. Севастополь встретил нас обилием патрулей самых разных родов войск и цветов беретов. Кто-то из них был за ГКЧП, кто-то — за Ельцина. Автоматчики проверяли документы и не советовали без дела высовывать нос из дому.
Мы заперлись на археологической базе, где вместе с другими археологами пили водку, за которой меня, как самого молодого, посылали в кооперативный магазинчик «Арго». Вместе с тёплой водкой я приносил вести с улиц. «Младшие офицеры соседней с нами части погранцов — за демократию. Они захватили оружейку». «Старшие офицеры за ГКЧП. Они сами вышли в наряд и велели младшим очистить помещение. Те подчинились, но рассыпали все патроны и стащили затворы». «Морпехи подрались с десантурой. Из-за чего — неизвестно, но ларёк с водкой разорили»… Ощущение было, как будто мы — в романе Булгакова «Белая гвардия».
Все знают, что победил тогда демократ Ельцин. Не все знают, что после его победы сократили всех лаборантов, почти всех мэнээсов и многих старших научных сотрудников. Я остался без работы и без средств к существованию. Пришлось бросать науку и идти в бизнес.
Гражданская война всё же вспыхнула через два года. Она шла три дня в Москве, в октябре 1993-го. Офис нашей фирмы был рядом с Белым домом, и мне поневоле пришлось стать участником того, что саратовцы видели только по телевизору. Уже в ноябре я уехал в Лондон.
В 1994-м, когда мы с женой и ребёнком жили на Мальте, гражданская война в России приняла национальную окраску и перебралась в горы Кавказа. В 1996-м, когда генерал Лебедь подписал мирное Хасавьюртовское соглашение с президентом Чечни Масхадовым, мы отчасти позволили себе вернуться из эмиграции. Пока только в Киев. В 1999-м война вспыхнула с новой силой, её называют вторая чеченская, но воюют федералы и сепаратисты, то есть война, по сути, гражданская.
В последние годы война снова утихла. Мы вернулись в Россию. Жить на авось. Теперь уже я сам — сорокалетний отец двух детей, которые обитают в кооперативной трёхкомнатной квартире в панельном доме, оформленной на жену. Кто там победил на Кавказе? Не знаю. По телевизору — вроде как, федералы. Но в реальной жизни русскому человеку находиться в Чечне ли, в Ингушетии ли и т. п. — опасно для жизни. А нерусскому столь же опасно находиться в Петербурге, в Москве, в Воронеже и т. д. Такая вот Федерация. Впрочем, судя по зверствам ОМОНа в Благовещенске и на Маршах несогласных, русские люди тоже не могут чувствовать себя безмятежно даже в своих городах. Частичная стабилизация, как осетрина второй свежести.
Я пишу эти строки в часы, когда хоронят первого президента России Бориса Ельцина. По государственным и оппозиционным каналам массовой информации сейчас итожат одинаково: «Вместе с Ельциным уходит целая историческая эпоха».
Эпоха-то, может, и уходит, а предчувствие гражданской войны остаётся.
Эдуард Абросимов
http://www.sarinform.ru/articles/detail.php?ID=18150
|
Дуло Калашникова и яркий столп света от фонарика упёрлись мне в лицо.
— Подъём!
Такого не может быть. Всего два года назад меня также разбудил замкомвзвода Белоусов, когда я уснул в наряде по штабу. Я ещё, помнится, с перепугу подумал: «Немцы!». Служил-то в Германии. Но сейчас я — лаборант Археологической лаборатории СГУ. На соседней полке купе — мой научный руководитель Сергей Юрьевич Монахов. Мы благополучно отработали сезон в Борисфене на острове Березань, потом в Ольвии, а теперь вот на ночном поезде перебираемся в Херсонес. Там меня дожидается керамика из дореволюционных раскопок Костюшко-Валюженича и предвоенных изысканий Белова. Их полевые дневники и отчёты я тщательно вычитал чуть менее года назад в архиве Эрмитажа.
— Предъявить документы!
Монахов, подслеповато щурясь, даёт дюжему молодцу в краповом берете свою доцентскую книжку. Я протягиваю студенческий билет и разрешение на въезд в пограничную зону. У Монахова такого разрешения нет, поэтому нас ссаживают с поезда и закрывают в кутузке ж/д-станции.
— Ничего не понимаю, — в очередной раз говорит Монахов, осматривая «шубу» на стенах камеры предварительного заключения. — Раньше спокойно проезжали от Симферополя до Севастополя. А тут какие-то патрули, милиционеры с автоматами, пограничники в «полёвке», какие-то береты! Что-то случилось.
Волнение доцента кафедры Истории Древнего мира СГУ понять было можно. Он первый раз в заключении. Я — второй. Впервые оказался за решёткой гаупвахты, когда дал в морду всё тому же старшему сержанту Белоусову.
Научрук Монахов и его дипломант Абросимов достали недосмотренный ментами карманный приёмник «Нева» с прикрученной к нему изолентой большой квадратной батарейкой и настроили радио. Принимало плохо, так как пол, на который мы уселись за неимением мебели, был железный. Всё же удалось разобрать сквозь треск помех: «Горбачёв… ГКЧП… Фарос…». То есть генеральный секретарь ЦК КПСС, он же первый президент Советского Союза Михаил Сергеевич Горбачёв заболел где-то здесь возле Севастополя, на своей даче на мысе Фарос. Члены высшего руководства СССР — вице-президент, премьер-министр, председатель парламента, министр обороны, министр внутренних дел, руководитель КГБ, его заместители, члены высшего руководства КПСС пытаются восстановить порядок в стране так, как они его, этот порядок, понимают. Они выражают озабоченность отсутствием этого порядка.
Коммунист Монахов и демократ Абросимов сидели на железном полу, за железной дверью и смотрели друг на друга. Наши извечные дискуссии в Лаборатории обрели вид государственного переворота и бритых детин с автоматами. Я отчётливо вспомнил увиденную однажды в Германии картину Сальвадора Дали «Предчувствие гражданской войны».
— Я возьму в руки автомат, — сказал Монахов.
Ему было тогда около сорока. Двое детей и кооперативная трёхкомнатная квартира в панельном доме, оформленная на жену.
— Я не хочу воевать с Вами, Сергей Юрьевич. — ответил я. — Мы эмигрируем.
У меня вообще ничего не было, кроме жены — такой же нищей студентки, как и я.
Милиционеры посадили нас на обратный поезд и отправили в Симферополь. На следующей станции, в Бахчисарае, мы сошли и партизанскими тропами пробрались в Херсонес через Крымские горы. По дороге мы опять яростно спорили до Сахары в глотке. Севастополь встретил нас обилием патрулей самых разных родов войск и цветов беретов. Кто-то из них был за ГКЧП, кто-то — за Ельцина. Автоматчики проверяли документы и не советовали без дела высовывать нос из дому.
Мы заперлись на археологической базе, где вместе с другими археологами пили водку, за которой меня, как самого молодого, посылали в кооперативный магазинчик «Арго». Вместе с тёплой водкой я приносил вести с улиц. «Младшие офицеры соседней с нами части погранцов — за демократию. Они захватили оружейку». «Старшие офицеры за ГКЧП. Они сами вышли в наряд и велели младшим очистить помещение. Те подчинились, но рассыпали все патроны и стащили затворы». «Морпехи подрались с десантурой. Из-за чего — неизвестно, но ларёк с водкой разорили»… Ощущение было, как будто мы — в романе Булгакова «Белая гвардия».
Все знают, что победил тогда демократ Ельцин. Не все знают, что после его победы сократили всех лаборантов, почти всех мэнээсов и многих старших научных сотрудников. Я остался без работы и без средств к существованию. Пришлось бросать науку и идти в бизнес.
Гражданская война всё же вспыхнула через два года. Она шла три дня в Москве, в октябре 1993-го. Офис нашей фирмы был рядом с Белым домом, и мне поневоле пришлось стать участником того, что саратовцы видели только по телевизору. Уже в ноябре я уехал в Лондон.
В 1994-м, когда мы с женой и ребёнком жили на Мальте, гражданская война в России приняла национальную окраску и перебралась в горы Кавказа. В 1996-м, когда генерал Лебедь подписал мирное Хасавьюртовское соглашение с президентом Чечни Масхадовым, мы отчасти позволили себе вернуться из эмиграции. Пока только в Киев. В 1999-м война вспыхнула с новой силой, её называют вторая чеченская, но воюют федералы и сепаратисты, то есть война, по сути, гражданская.
В последние годы война снова утихла. Мы вернулись в Россию. Жить на авось. Теперь уже я сам — сорокалетний отец двух детей, которые обитают в кооперативной трёхкомнатной квартире в панельном доме, оформленной на жену. Кто там победил на Кавказе? Не знаю. По телевизору — вроде как, федералы. Но в реальной жизни русскому человеку находиться в Чечне ли, в Ингушетии ли и т. п. — опасно для жизни. А нерусскому столь же опасно находиться в Петербурге, в Москве, в Воронеже и т. д. Такая вот Федерация. Впрочем, судя по зверствам ОМОНа в Благовещенске и на Маршах несогласных, русские люди тоже не могут чувствовать себя безмятежно даже в своих городах. Частичная стабилизация, как осетрина второй свежести.
Я пишу эти строки в часы, когда хоронят первого президента России Бориса Ельцина. По государственным и оппозиционным каналам массовой информации сейчас итожат одинаково: «Вместе с Ельциным уходит целая историческая эпоха».
Эпоха-то, может, и уходит, а предчувствие гражданской войны остаётся.
Эдуард Абросимов
http://www.sarinform.ru/articles/detail.php?ID=18150
Відповіді
2007.05.08 | Tatarchuk
Re: Предчувствие гражданской войны
А це не Синиця теж писав? Чомусь схоже.> я — лаборант Археологической лаборатории СГУ. На соседней полке купе — мой научный руководитель Сергей Юрьевич Монахов.
> Волнение доцента кафедры Истории Древнего мира СГУ понять было можно.
Хто це взагалі такі? Історія (принаймні нещодавна) їх не знає.
2007.05.08 | Брат-1
Re: Предчувствие гражданской войны
Tatarchuk пише:> А це не Синиця теж писав? Чомусь схоже.
> > я — лаборант Археологической лаборатории СГУ. На соседней полке купе — мой научный руководитель Сергей Юрьевич Монахов.
> > Волнение доцента кафедры Истории Древнего мира СГУ понять было можно.
>
> Хто це взагалі такі? Історія (принаймні нещодавна) їх не знає.
И Археологической лаборатории в СГУ, - современном ТНУ, - никогда не было. Мухлёж, такой же, как и кафедра Истории Древнего мира. Средние Века куда дели?
Писали бы сразу, - кафедра старинной истории