Проблемы регионов, центр–региональные отношения являются одним из ключевых компонентов современной политической ситуации на Украине. Несмотря на то, что в отличие от многих своих соседей (в частности Молдавии и Грузии) Украине удалось избежать территориального раскола, проблемы возможного локального «сепаратизма» не сходят с повестки дня.

Они обостряются всякий раз, как только политическая система Украины переживает очередной кризис, что ярко показали события «оранжевой революции». Причина в том, что хотя Украина и представляет собой классическое «государство регионов» - т.е. страну, где региональные идентичности, интересы и элиты играют очень важную роль, дело с выработкой оптимальной государственной стратегии, обстоит достаточно плохо.

С другой стороны, украинский регионализм носит своеобразный - «не проявленный» характер, из-за чего его позиции в диалоге с официальным Киевом представляются часто слабыми и ущербными. Всё это создаёт специфическую атмосферу непонимания, чреватую потенциальным конфликтом...

Новейшая история «регионал-сепаратизма» в Украине

Локальный «сепаратизм» (берём в кавычки, потому что эти движения скорее являлись проявлением автономизма) в новейшей истории Украины играл весьма заметную роль. В первую очередь это связано с ситуацией в Крыму, где в январе 1991 г. был проведён региональный референдум, результатом которого стало воссоздание на полуострове упразднённой после Второй мировой войны автономной республики. В попытках развязать «Крымский узел» прошли первые годы становления независимого украинского государства: 90% всех западных публикаций об Украине в начале 90-х годов были так или иначе связаны с крымской проблемой. Однако еще до этих событий три западноукраинских области объявили о создании «Галицкой ассамблеи», а создатель Народного Руха Украины В.Черновол, предвидя трудности, которые будут сопровождать диалог старых «советских» и новых прозападных и националистических элит, выступил с идеей федерализации Украины.

В начале 90-х об автономии заговорили в Донбассе, Одессе и Закарпатье, где был даже проведён референдум, подтвердивший популярность этих идей, результаты которого так и не приобрели законодательной силы. «Потряся как грушу» независимую украинскую державу, к середине 90-х эти движения, отчасти под давлением центра, отчасти из-за внутренних противоречий, сходят на нет. Даже главный крымский сепаратист, президент автономной республики, «импичминтированный» местным парламентом и оставленный своим народом, вынужден был искать лучшей доли за пределами полуострова. Конституция 1996 года закрепила унитарный характер украинского государства.

Тем не менее, это не стало концом украинского регионализма. Автономистские лозунги сворачиваются на Юго-востоке, элиты которого получает широкий доступ к управлению (или разграблению, как утверждают злые языки) унитарной Украины. Что же касается запада - прежде всего Галиции, то здесь идеи автономизации, вплоть до сепарации маленькой «европейской Галиции» от большой постсоветской Украины, получают второе дыхание и активно обсуждаются в обществе, встречая при этом ледяной приём в Киеве. В будущем историки, несомненно, дадут ответ на вопрос о той роли, которую сыграл уязвлённый украино-галицийский патриотизм в развитии духа «оранжевой революции», но верно и то, что «второе пришествие Кучмы» вытеснило тему автономизма, самоуправления и свободы регионов в интеллектуальное и политическое подполье, пока события украинского «оранжа» вновь не сделали «сепаратизм» темой номер один на страницах печати и в телевизионных новостях.

«Оранжевая революция» породила бурную дискуссию о федерализации, а также привела к ослаблению прямого влияния центра на региональные элиты. В этих условиях вопрос о «сепаратизме» вновь стал актуальным.

При ближайшем рассмотрении, те, кто склонен видеть повсюду опасность сепаратизма, будут разочарованы: несмотря на бурные словесные проявления, процесс этот нигде не вступил в стадию «явочной» автономизации, не взирая на явное стремление новой власти к усилению бюрократической централизации. Ющенко в Донбассе и Крыму позволяет себе оценки региональной власти, которые не позволяли себе ни Кучма, ни Кравчук, но никаких признаков «восстания в провинции» не замечается. В чём же дело? Почему же «Украинская Вандея» так и не всадила свой нож в спину «Оранжевой революции»? И есть ли какие-либо перспективы локальных «сепаратизмов» в будущем посторанжевой Украине? Рассмотрим это на примере двух локальных украинских «сепаратизмов» - крымского и галицийского.

„Крымский сон"

Крым спит после бурных 90-х, многолетнее «бодание» автономии с Киевом отняло у политиков последние силы вместе с реальными полномочиями республики. Все главные достижения эпохи «бури и натиска» оказались утраченными - одноканальный бюджет, право распоряжаться собственностью, официальный статус русского языка. Тем не менее, элита не протестует - она удовлетворилась статусом, который даёт лично ей существование автономной республики.

Следует признать, что Киеву удаётся здесь «разделять и властвовать», не препятствуя, а зачастую и прямо поощряя выдвижению требований и претензий одной части населения полуострова - крымских татар - к другой - крымским славянам. Расчет понятен: пока они разбираются друг с другом - им не до новых наскоков на центр. Третья (по порядку, но не по значению!) причина упадка автономистской активности - разочарование народа в элите, стремящейся использовать общие достижения лишь в собственных корыстных интересах.

И, наконец, устоявшаяся внешнеполитическая конъюнктура. Крымский «сепаратизм» всегда имел пророссийский вектор. После же 1998 года стало ясно, что Россия не испытывает интереса к поддержке сецессионизма у соседей, а вопрос о российско-украинской границе закрыт. Именно поэтому заявленный в Северодонецке на исходе 2004 г. «большой федералистский поход» встретил сдержанную реакцию в Крыму, который, по выражению его тогдашних лидеров Б.Дейча и С.Куницына, уже «переболел сепаратизмом» и на радикальные действия не пойдёт.

Крымская реакция на Северодонецк, безусловно, является наивысшей оценкой многолетних киевских усилий по приручению, адаптации и интеграции Крыма, своего рода «Проекта «Автономная республика Крым» - несомненно, самого удачного украинского политического проекта за все годы независимости Украины.

«Салонный сепаратизм» Галиции

В отличие от крымского, галицкий «сепаратизм» никогда не имел серьёзной политической составляющей, оставаясь своеобразной забавой львовских интеллектуалов. В таком качестве он породил несколько интересных текстов, собранных под обложкой журнала «Ї» и отразился в современной художественной литературе (например, «Моя последняя территория» Ю.Андруховича). В отличие от крымского «сепаратизма», галицкий был порождён не надежной, а разочарованием в недостаточной одухотворённости, националистичности и «европейскости» проекта «Большая Украина». Крымчане не хотели быть украинцами, галичане желали быть ими в превосходной степени. Уже само это делало галицкий «сепаратизм» «квазисепаратизмом». Он был и остаётся фрондой не против украинского государства как такового, а против «реальной» постсоветской Украины, унаследовавшей от советской империи всё то, против чего так активно в своё время выступала именно Галиция.

В поисках альтернативы такому прискорбному положению дел галицкие интеллигенты обратились к воспоминаниям о славном прошлом «королевства Галиции и Лодимерии», истории ЗУНР, в общем, создали довольно интересный миф, благодаря которому виртуальный «галицийский сепаратизм» и воспринимется сегодня как нечто значимое.

Итак, несмотря на то, что история, направленность и  характер двух  украинских локальных «сепаратизмов» - крымского и галицкого - различны, обе они укоренены, прежде всего, в «культурно-историческом слое», опрокинуты в прошлое. Им не хватает современного социально-экономического содержания, неокапиталистического дерзновения. Из-за этого местные элиты демонстрируют равнодушие к автономистским движениям и неохотно поддерживают их.

Второй аспект - незрелость элит и сообществ. Автономизм предполагает ответственность и высокий уровень развития демократии, местные же элиты, как правило, отсталы, продажны и привыкли, в большей степени, подчинятся, нежели формировать стратегии. С сообществами дело обстоит еще сложнее. Осознанию приоритета местных интересов и ценностей мешает пресловутый конфликт идентичностей, который в новейшей истории Украины приобрёл просто фантасмагорические формы. Крымчане всё еще никак не могут понять кто они: бывшие советские люди, русские, представители местной, локальной общности, граждане Украины.

Похожее происходит и в Галичине, где конкурируют украинская, галицкая, а иногда и более локальная идентичность, - субэтническая или территориальная, например, «бойки» или жители Львова.

Что день грядущий нам готовит?

То, что локальные «сепаратизмы» переживают сегодня не лучшие времена, не свидетельствует о том, что их можно рассматривать как маргинес, периферию общественных процессов. Не следует думать, что государству удалось найти долговременный рецепт строительства взаимоотношений с регионами и последние удовлетворились этим.

Локальные сообщества продолжают существовать, локальные элиты затаили обиды и просто не знают, как действовать. Это означает, что при благоприятном стечении обстоятельств, проблематика установления новых - «более справедливых» взаимоотношений между центром и регионами возникнет с новой силой.

Главным здесь станет реализация заявленного новым украинским руководством «европейского вектора» в развитии государства. Интеграция страны в Европу автоматически повлечёт за собой пересмотр установившейся системы центр-региональных отношений в духе субсидиарности. Это значит, что по мере «возвращения» Украины в Европу, отчётливо переживающую сейчас то, что называется кризисом национального государства, украинские регионы всё отчётливее будут требовать автономии и справедливого перераспределения ресурсов и средств между собой и центральной властью.

Как же могут выглядеть на этом фоне новые крымский и галицийский «сепаратизмы»?

Крым

Славянская и крымско-татарская элиты наконец-то поняли, что Крым является для них общим домом и, что реализация только узко-национальных политических проектов здесь попросту невозможна. От недоверия и конфронтации они перешли к сотрудничеству и увидели, что та форма организации крымского сообщества, которая была создана в 1991 г. в виде территориальной автономии, открывает весьма широкие возможности. Столкнувшись с консолидированной позицией крымского сообщества, официальный Киев пошел на существенное расширение полномочий АРК, закрепив их специальным договором. Крым получил одноканальный бюджет, налоговую автономию, культурные свободы. Вопреки многочисленным предостережениям, это не привело к его дальнейшему «дрейфу» в сторону России. Местной элите оказалась более выгодна украинская юрисдикция, обеспечивающая стопроцентное пребывание «в Европе» и защиту от агрессивного российского капитала.

Галиция

Традиционная для галичан дилемма: оставаться «украинским  Пьемонтом» или стать автономией - потеряла свою актуальность. Новое поколение галицких интеллектуалов предложило обществу новый лозунг: остаться Пьемонтом - значит добиваться более высокого статуса.

К западноукраинской автономной территории присоединились две волынские области и Буковина (при решительном отказе Закарпатья, образовавшем собственную самоуправляемую область). Вместе с восточными провинциями Польши, Словакии и Румынии Западная Украина составила обширный Еврорегион «Карпаты», выступивший с амбициозными планами превращения в один из «моторов» нового Евросоюза. Противоречивой и по-прежнему амбивалентной национально-культурной политике Киева новая локальная столица - Львов - противопоставила строгое культивирование «украинскости» в её западном варианте.

Федеральная столица Киев и его политика больше не вызывает такого раздражения на местах, как это было прежде. Зато большинство новых региональных элит - одесская, харьковская, западноукраинская, крымская, закарпатская - озабочены попытками явного доминирования со стороны автономного Донбасса. Пользуясь финансовыми и силовыми рычагами, в своё время именно Донбасс спас Киев от окончательной утраты контроля над периферией, получив взамен преимущества в определении внутренней экономической и социальной политики. Его финансово-промышленные группы не преминули этим воспользоваться для наращивания своего влияния. Впоследствии ситуация видоизменилась и именно необходимость сдерживания финансовой и экономической экспансии Донбасса во многом и обеспечивает внутреннее единство соборного украинского государства.

Довідка ZAXID.NET

Андрій Мальгін -  політолог.

Народився 1965 року в  Сімферополі.

Автор політологічних книг «Крымский узел. Очерки политической истории Крыма» (1989-2000) та «Украина: соборность и регионализм» (2006).

Відповіді

• 2007.08.08 | Лозина-Лозинский

  Наш Фукуяма. Просим новых трудов!

  Андрей Мальгин пише:
  - Как же могут выглядеть на этом фоне новые крымский и галицийский «сепаратизмы»?
  
  Вообще то то, что хотел описать в будущем Мальгин называется "кантонизацией" от щвейцарского термина "кантон". Есть мысли, что вся будущая Европа будет состоять из таких кантонов - Бавария, Прованс, Андорра, и проч. а не из франций, германий, испаний.
  
  Крым может занять там свое место, почему нет? Но это дело будущего.
  
  А вообще говоря, у всех какая то повальная болезнь футурологии - все себе что представляют, прогнозируют. Вот российские генералы даже не верят, что после 17 года уберутся из Севаста

• 2007.08.08 | Дневной дозор

  с Пьемонтом мимо

  Упоминание Пьемонта (сепаратистской провинции Италии) в связи с Галиччиной - явный гвоздь, засевший у практически всех "украиноведов". Трудно найти такую слабую аналогию, как, впрочем, и такое голословное утверждение, как сепаратизм галицийцев.
  
  У одного древнекитайского автора есть замечательное описание Рима. Оно - первое в истории, из известных.
  "На далеком западном материке есть 7 морей, а в них - 7 материков, и в центре - восьмой. Каждый материк имеет семь городов, и посередине - восьмой. Этот восьмой город состоит из 7 холмов, и посередине - восьмой холм. Там живут удивительные люди, которые сначала мою ноги, и только потом - руки".
  
  Не хуже описание древним грекоримлянином Китая. "Далеко на востоке живут серы. В их стране множество муравьев. Эти муравьи по ночам собирают алмазы, а население им поклоняется. Говорят, что они сами похожи на муравьев цветом кожи".
  
  Мальгин живет совсем в другую эпоху, и до Галиччины, которую он представляет себе "не хуже" древних авторов, два дня комфортного путешествия или полсуток быстрой езды.
  Где он увидел среди львовян, тернопольчан и иванофранковцев стремление называться Галиччиной-Галицией, иметь там свою автономию или, как вариант, стать столицей Украины?
  
  Необразованность такого внешне культурного человека, даже очки у него на носу, и повадки интеллигентские, вызывает вопросы. С кем он общается с "Галиччины"? Явно не с типичными жителями, и не с местной тусовкой интеллектуалов тоже.
  
  Мое сравнение с древними авторами, однако, не делает никакой чести Мальгину. У них не было не только интернета, но и парохода. А у Мальгина ... у Мальгина нет чего-то совсем другого.