Казачья поєзія
08/15/2007 | Tatarchuk
Владимир СВЕТЛОСАНОВ (Новосибирск) — поэт, переводчик. Родился в 1957 году в Новосибирске. Окончил филологический факультет Новосибирского государственного педагогического института. Автор двух книг: сборника собственных стихотворений и сборника переводов лирики грузинского поэта Терентия Гранели.
Стихотворения были опубликованы в журнале "Дети Ра" (№3 (7), 2005 г.).
Не куриная слепота — дрок испанский.
Не татарская слобода — форт Алупка.
Приезжай-ка ты сюда, друг Назанский,
У меня на берегу, в скалах, шлюпка.
Кого хочешь привози, но знай меру,
Не резиновый же дом, деревянный.
Для тебя, как педагог пионеру,
Хочешь, выделю полдома, что с ванной?
Не какой-нибудь сарай с капителью,
А почти Бахчисарай: ханом станешь...
Семь татарок с восьмиспальной постелью...
Только ты ведь не приедешь, обманешь.
У тебя, поди, плацкарта на Торунь,
Европейские в глазах семафоры.
Плюнь на них и приезжай в эту пору
В этот райский уголок крымской флоры.
Иль дороже краковчанок презенты?
Ну, тогда, не обессудь, прошу пани.
А с турчанками на здешней фазенде
Мы уж как-нибудь управимся сами.
Стихотворения были опубликованы в журнале "Дети Ра" (№3 (7), 2005 г.).
Не куриная слепота — дрок испанский.
Не татарская слобода — форт Алупка.
Приезжай-ка ты сюда, друг Назанский,
У меня на берегу, в скалах, шлюпка.
Кого хочешь привози, но знай меру,
Не резиновый же дом, деревянный.
Для тебя, как педагог пионеру,
Хочешь, выделю полдома, что с ванной?
Не какой-нибудь сарай с капителью,
А почти Бахчисарай: ханом станешь...
Семь татарок с восьмиспальной постелью...
Только ты ведь не приедешь, обманешь.
У тебя, поди, плацкарта на Торунь,
Европейские в глазах семафоры.
Плюнь на них и приезжай в эту пору
В этот райский уголок крымской флоры.
Иль дороже краковчанок презенты?
Ну, тогда, не обессудь, прошу пани.
А с турчанками на здешней фазенде
Мы уж как-нибудь управимся сами.
Відповіді
2007.08.15 | И. С.
Re: Казачья поєзія
А что, не плохо! Породия на Горация и на Бродского.Есть еще более замечательная пародия на "Письма римскому другу" Бродского:
Письма третьеримскому другу
(Игорь Южанин)
Нынче ветрено и волны бьют о сваи,
Всё иначе здесь, совсем не так, как прежде.
Листья падают, почти не вызывая
Аналогии с падением одежды.
Зелень лавра, доходящая до дрожи,
Над челом моим колышется от ветра.
Плед накину, утеплённые калоши
И сапожки из тарентинского фетра.
Скоро осень, не ревут уже тюлени,
До весны затихли крики пеликаньи.
Только мух вокруг согласное гуденье,
Но отмахиваться сил нет, ни желанья.
*
Коротаю вечер с амфорою джина,
Да бутылкою бордосского сотерна.
Гляну в зеркало и вижу лишь руины,
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
Приезжай, до декабря успеешь, Постум,
Постелю тебе в саду, ведь мы не баре,
Будешь сливами питаться, как опоссум,
Про Васильевский повоешь под гитару.
Я слыхал, у вас с гитарами гетеры
Стих уродуют мой двенадцатисложный.
Здесь, в Валенсии, какие адюльтеры,
Мне от мах уже отмухиваться тошно.
*
Что в престольной? Мягко стелют? Спать не жёстко?
Слышал я, сидит купец у вас толковый.
Он тирана, бают, гладил против шёрстки,
Недоимок утаивши на целковый.
Погулял он - на свои вернулся круги,
Не в Тюмени восседает, а в темнице.
Говорят, что олигархи все ворюги,
Но ворюги мне милей. Родные лица.
*
Как там Цезарь новый? Снова интригует?
Ты здоров ли, друг мой, как твой Инситатус*?
В Думу въехать бы на нём в парчёвой сбруе,
Там пора восстановить и кво и статус.
Кто в Кремле, в Колонном зале чьи портреты
На стенах висят, кого в премьеры прочат?
Как на юге, в Дагестане или где там,
Неужели до сих пор в сортирах мочат?
*
Впрочем, что мне, я отшельник и затворник.
Будут книги, будет день и будет пища.
Я пошлю тебе засиженный свой сборник,
Мухи редко ошибаются, дружище.
Понт волнами камни точит у барьера,
Судно бьётся о скалу на горизонте,
На скамейке - тени Плиния с Гомером
Обсуждают книгу Бродского "О понте".
Хорошо, мой друг, до середины прожив,
Впасть в неслыханную ересь гекзаметра.
Зелень лавра, доводящая до дрожи,
Шевелюру защищает мне от ветра.
2007.08.15 | Брат-1
Шутники. На самом деле письма с Понта писал Овидий Назон
И. С. пише:> А что, не плохо! Породия на Горация и на Бродского.
Для меня это вообще загадка, - письма с поддёвками друзьям в столице, мнимо бодрясь и храбрясь, писал сосланный во Фракию Публий Овидий Назон.
Почему Бродский называет свои подражания именно Марциалу, отлично зная, что это Овидий? И почему И.С. с не меньшим юмором, - я даже не сомневаюсь, - продолжает традицию, называя уже Горация, который никогда в ссылке не был?
Я не литературовед, - так что, если будет у кого-то желание, то объясните мне, "в чём прикол".
Письма римскому другу (из Марциала)
Нынче ветрено и волны с перехлестом.
Скоро осень, все изменится в округе.
Смена красок этих трогательней, Постум,
чем наряда перемена у подруги.
Дева тешит до известного предела --
дальше локтя не пойдешь или колена.
Сколь же радостней прекрасное вне тела:
ни объятья невозможны, ни измена!
___
Посылаю тебе, Постум, эти книги.
Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?
Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
Все интриги, вероятно, да обжорство.
Я сижу в своем саду, горит светильник.
Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого и сильных --
лишь согласное гуденье насекомых.
___
Здесь лежит купец из Азии. Толковым
был купцом он -- деловит, но незаметен.
Умер быстро -- лихорадка. По торговым
он делам сюда приплыл, а не за этим.
Рядом с ним -- легионер, под грубым кварцем.
Он в сражениях империю прославил.
Сколько раз могли убить! а умер старцем.
Даже здесь не существует, Постум, правил.
___
Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря.
И от Цезаря далёко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники -- ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.
___
Этот ливень переждать с тобой, гетера,
я согласен, но давай-ка без торговли:
брать сестерций с покрывающего тела --
все равно что драхму требовать от кровли.
Протекаю, говоришь? Но где же лужа?
Чтобы лужу оставлял я -- не бывало.
Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,
он и будет протекать на покрывало.
___
Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Как там в Ливии, мой Постум, -- или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
___
Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще... Недавно стала жрица.
Жрица, Постум, и общается с богами.
Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.
___
Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
там немного, но на похороны хватит.
Поезжай на вороной своей кобыле
в дом гетер под городскую нашу стену.
Дай им цену, за которую любили,
чтоб за ту же и оплакивали цену.
___
Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное оконце,
стул покинутый, оставленное ложе.
Ткань, впитавшая полуденное солнце.
Понт шумит за черной изгородью пиний.
Чье-то судно с ветром борется у мыса.
На рассохшейся скамейке -- Старший Плиний.
Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.
март 1972
(Бродский)
2007.08.15 | И. С.
Re: Шутники. На самом деле письма с Понта писал Овидий Назон
В каждой шутке есть доля шутки, но шутил Иосиф Бродский (нобелиат, блин!). Вот из исследовательской статьи:Адресуя письмо Постуму, Бродский делает заявку на большую тему Горация, но обрабатывает он ее в стиле Марциала. Стиль Горация – высокий стиль золотого века римской поэзии, эпохи Августа, эпохи утверждения Империи. Бродский выбирает для своей задачи более земной „острый, едкий” стиль Марциала, творчество которого приходится на эпоху Флавия, более подходящую для имперских ассоциаций Бродского» (Михаил Сегаль. «По поводу статьи З. Бар-Селлы „Поэзия и правда”», [журнал] 22. 61 (1988). С. 219)».
З.Ы. Насчет Овидия тоже правда.
2007.08.15 | Брат-1
Re: Овидий Назон
Овидий - едва ли не отец иронии в лирической литературе, за что я его очень люблю, - не меньше БродскогоВот как он описывает свою биографию:
Нежное сердце имел я; противиться стрелам Эрота
Долго не мог, и меня повод пустой распалял.
Вот когда был я таким и влюблялся направо, налево,
Имя мое не вплетал в римские сплетни никто.
В детстве почти вступив в брак с недостойной, негодной
особой,
70 Прожил, однако, я с ней очень недолго потом.
Той, что сменила ее, хоть была безупречной супругой,
Тоже судьба не дала долго со мною прожить.
Третья осталась со мной и до старости самой лет поздних,
С мужем изгнанье делить не отказавшись притом.
75 Дочь моя в юных годах меня дважды уж сделала дедом;
Внуков же тех не с одним мужем она прижила.
А вот это - самокритика своих произведений:
Если погрешности есть - да и будут - в моих сочиненьях,
Вспомнив, когда я писал, их мне, читатель, прости.
В ссылке я был и не славы искал, а лишь роздыха чаял,
Я лишь отвлечься хотел от злоключений моих.
5 Так, волоча кандалы, поет землекоп-каторжанин,
Песней простецкой своей тяжкий смягчая урок;
Лодочник тоже, когда, согбенный, против теченья
Лодку свою волоча, в илистом вязнет песке.
Так, равномерно к груди приближая упругие весла,
10 Ровным движеньем волну режет гребец - и поет,
Так и усталый пастух, опершись на изогнутый посох
Или на камень присев, тешит свирелью овец.
2007.08.15 | Литературовед
Казачья поєзія - материал для психоаналитика
Наблюдается зацикленность на теме турко-татарских подруг: три упоминания на короткий стишок.Совершенно не подлежит сомнению, что именно это место у автора по какой-то причине сильно побаливает.
2007.08.16 | И. С.
Овидий Назон
Я, конечно, многогрешен, но доподлинно признаю за собой только грех обмана милых дев. Так вот Овидий Назон снимает с нашего брата этот грех. Соответствующих строк сейчас не помню, искать недосуг.2007.08.16 | И. С.
О Бродском
О Бродском хорошо (ИМХО) сказано кем-то, что стихи его гениальны, но сам он не гений.