Как Сан Саныч "башмака" Пашу из камеры вызволял
08/20/2007 | Wrangler
Арест, или Кушай, кушай, деточка
В 2000 году приключилась со мною пренеприятнейшая история. Я являлся совладельцем салона игровых автоматов...
...на Караваевых дачах. Доход был не очень, больше геморроя, местечко криминальное насквозь - вокзал, Радиорынок, рядом Чоколовка наркоманско-босяцкая. Но какие-то пару-тройку сотен вечнозеленой валюты приносило, поэтому не плюнул на все через месяц после открытия, после дважды выбитых стекол и четырежды смененных маркеров (проигрывали не только свою зарплату, но и в мой карман залазили, кассу всаживая в железные ящики с кнопочками и лампочками). У меня на «прикорме» состояли ребята - ППСники (патрульно-постовая служба), поэтому в моем заведении драки случались редко, но кое-что бывало...
Часов в десять вечера захожу в павильон и вижу человек пять огромных, устрашающего вида молодых людей в черной форме с надписью «Беркут» на спине. Спрашиваю: «В чем дело?» Они спрашивают меня: «А ты кто?» Объясняю, что владелец. После этого падаю на пол от удара в область солнечного сплетения. Хватаю ртом воздух, аки рыба, в это время на запястьях защелкиваются наручники. Горилоподобный лейтенант одним рывком поднимает меня на ноги и толкает к выходу.
Напротив Радиорынка находится отделение милиции, туда меня и ведут мимо троллейбусной остановки, сквозь толпу любопытных. Заводят в кабинет, пристегивают наручниками к батарее отопления. Я перебираю в голове все свои грехи. Судя по задержанию, дело плохо...
В кабинет заходят трое в штатском. Лицо одного смутно знакомо... Вспомнил! Он завсегдатай салона, игрок, я его видел несколько раз, увлеченно клацающего по кнопкам, матерящегося, проигрывающего.
- Ну что? Сам все расскажешь? - без предисловий начинает сморчок типичного оперского вида.
- Что рассказывать? - я очумело смотрю на опера.
- О том, как ты ограбил Сашу, - сморчок кивает на игрока-матершинника.
Вот вам здрасьте! Уж чего-чего, а этого не делал... «Казань брал, Астрахань брал, Сашу - не брал...»
- Да я его знать не знаю! Вы что? А ты чего молчишь? Я тебя грабил?! - я смотрю на Сашу. Тот скромно тупит глаза и лопочет о том, что меня, мол, среди грабителей не было, но это я им «приказал» снять с него куртку и туфли.
Я понял. Вероятно, Саша, являясь игроманом, выпросил у маркера кредит, а потом «потерялся». Двое совладельцев салона - оторванные на всю голову спортсмены, боксеры. Ребята его где-то увидели возле павильона, накостыляли, сняли куртку, обувь и отправили искать деньги. А он далеко в носках не ушел - на улице февраль. Прямиком в милицию направился.
Да вот только ребят, с ним так не по-христиански обошедшихся, уже след простыл, а я сейчас сидел в кабинете, к батарее пристегнутый. Да, попал... Ситуация - не очень. Плохая, скажем прямо, ситуация. Этот клоун сейчас заявление напишет на меня, а был я при грабеже, не был - дело десятое. Начинают меня расспрашивать:
- Толя, ну ты же умный парень, зачем сидеть, жизнь себе портить, скажи - кто, и иди с миром...
Во-первых, откуда тебе известно, что я умный, мы знакомы-то десять минут, и я тебе строения атома за это время не объяснил. Во-вторых, меня с детства в школе учили, что предавать товарищей нехорошо... Как бы они не правы не были. Потому - молчу.
- Колю знаешь?
- Какого такого Колю? - делаю большие глаза. Знаю, конечно.
- Диму знаешь?
- Я много Дим знаю...
- Короче, хочешь «паровозом» пойти, - к беседе подключается совсем молодой опер. В наступление пошли...
- Да что с ним говорить?! Пусть в РОВД пока едет, а потом пойдет, как миленький, по разбою в СИЗО!
- Э, вы что, ребята?! Да вот потерпевший стоит! - я приподнимаюсь с обшарпанного стула. - Ты меня видел? Я с тебя снимал что-то? - это уже к Саше.
Тот продолжает с ноги на ногу переминаться, как гимназистка стыдливая, глаза на меня не поднимает. На возмущение мое у оперов - ноль эмоций, привыкли к такому... В кабинет входит еще один человек. Этот - благоухает одеколоном, набриолинен, отмечаю очень хорошую обувь, костюм дорогой. «Туз» какой-то. Оказалось - налоговик. Зашел на огонек. Предложил к моей статье нехорошей еще одну, экономическую, присовокупить.
- Вы что творите? Вы меня ни за что посадить хотите? - я растерян.
- Эх, был бы человек - статья найдется! - набриолиненый широко улыбается...
Около одиннадцати вечера меня привезли в РОВД на улице Смилянской. Забрали деньги (по описи - что да, то да), цепь (желтого металла), шнурки и ремень.
- Позвонить? - усталый прапор поднимает красные глаза. - Звони, - показывает на телефон. Я подношу трубку к уху - гудок отсутствует.
- Не работает? - во взгляде прапора сочувствие. - А это что - мои проблемы? Я тебе позвонить дал! - смеется.
Шутка избитая, но воспринимается «стражами порядка» на ура. Повеселил, значит...
Вхожу в камеру со стеной из оргстекла. «Обезьянник». Моментально - рвотный рефлекс. Вонь такая, что, кажется, здесь и минуты пробыть нельзя. И людишки на первый взгляд недобрые какие-то. Все больше бомжеватого вида. Сидят по углам, на полу лежат. «Зырят» заинтересованно.
Постепенно привыкаю к полутьме. К вони, кажется, привыкнуть невозможно (и к этому человек приспосабливается со временем). Вижу на полу молодого парнишку лет 23, в дорогом спортивном костюме, со стрижкой аккуратной, плечами литыми да лицом продувным. «Свой». Знакомимся. На следующий день уже болтаем вовсю, не боимся, что один из нас - «наседка». Мне-то особо нечего бояться, я на самом деле ничего не делал, а вот паренек (Паша) натворил дел... Он из Симферополя. Бывший «Башмаковец». В Киев приехал с другом «получить тут с одного», но перестарались ребята, устроили должнику камеру пыток в квартире. А тот так орал, что соседи вызвали милицию. Теперь «вымогателям» большой срок «светил». Но Паша не расстраивался ничуть, рассчитывал на приезд какого-то Александра Александровича из Крыма, говорил, что все будет хорошо. Постепенно я узнал небольшие истории обитателей камеры.
Рома. Попал в «обезьянник» за то, что отказался предъявить документы милицейскому патрулю. Начал «умничать», говорить про то, что у нас «не чрезвычайное положение, чтобы паспорт с собой таскать»... Сидел теперь, понурив буйную голову. У Ромы жена на 9-м месяце беременности. Позвонить ему не дали. Отняли курицу, что купил домой. Рома очень переживал, и я могу его понять - жена на сносях, а муж пропал без вести. Но больше всего его почему-то волновала судьба курицы: «Испортится ведь», - со слезами на глазах. Шок, наверное...
Славик. Раскопал какой-то кабель. Перерубил лопатой, отнес цветной металл в пункт приема. Там его и «взяли». С поличным. Славик второй раз будет сидеть за подобное. То, что будет сидеть, не сомневается. Фаталист какой-то...
«Чушка». Он и есть «Чушка» - немытый, вонючий. Если нужно было убрать территорию, прилегающую к зданию РОВД, брали его. Милиционеры так и кричали: «Чушка! На уборку!».
«Солженицын». Вылитый! Уж не знаю - за сходство ли поразительное так его прозвали или за то, что 287 дней прошедшего года прошли для него здесь и на Ремонтной (там сидят пятнадцатисуточники).
Бомж. Просто БОМЖ. Забился в угол, накрылся тряпками какими-то. Голова торчит. С сединой. Присматриваюсь... Блин, да это не седина! Вши!!!
Становится тоскливо... Больше всего давит неизвестность - сколько сидеть? Повезут на Лукьяновку? Сообщил ли кто-то родственникам?
Сообщил. Маркер сразу же после моего ареста позвонил всем, кому надо. И вот я вижу через мутное оргстекло, через маленькое окошко, отделяющее помещение перед «обезьянником» от коридора, за которым - выход отсюда, знакомые черты. Мама. Принесла мне поесть и сигарет. В камере РОВД не кормят, вопреки распространенному заблуждению. Поэтому угощаю своими пельменями из кулька (уже научили - в банке нельзя, чтоб не «вскрыться» стеклом) всю камеру. Мама передала бутылку «Колы». Я отвлекаюсь на мгновение и, повернувшись, вижу, как к бутылке присасывается бомж. Все понятно. Бомж непонимающе смотрит на меня, когда я отказываюсь пить после него. Сигарет в передаче не обнаружено. Паша смеется: «Да менты себе забирают! И жрачку половинят, давятся потом...» Представляю сидящего напротив камеры прапора с немытой шеей и отросшими ногтями, форсящего перед своей женой моим «Парламентом». Смешно...
Нас выводят в туалет по двое, выдают по 2 сигареты «Прима» без фильтра раз в день. Сигареты настолько вонючие, что ядовитый дым режет глаза.
Наша камера не единственная. Возле туалета еще две - одна из них «женская». Обе переполнены. Мы выходим на перекур с Пашей. Он перекрикивается с кем-то.
Оказывается, в камере его друг-подельник, с которым потерпевшего пытали. Паша хочет попасть в камеру к другу. Просится поговорить с прапором. Я тоже слышу знакомый голос. Это наркоман Миша с Караваевых дач.
- Справедливость восторжествует! - с пафосом восклицает Миша из-за стены.
Паша договорился с прапором, и его перевели в камеру возле туалета. Все - говорить не с кем...
На третий день привезли убийцу. Его «взяли» возле трупа женщины на заброшенной стройке. Долговязый, худой, с нездоровыми блестящими глазами. Начал «косить». Всю ночь нес не своим голосом какую-то ахинею типа «абстракция не заключается в невидимом абсурде космоса перестановка сил отходящих деградирует аудиторию...».
- Заткнись, сволочь! - первым реагирует из-за стены наркоман Миша.
- Закрой хлеборезку!!! - взрывается фальцетом женская камера.
Убийцу пристегивают наручниками к батарее в коридоре возле туалета.
- Головная диффузия несовершенства по сути разлагает атавизмы... - орет псевдосумасшедший.
- Я тебя сейчас разложу, гад! - орут из-за стены. Так проходит ночь...
Наутро в камеру вталкивают двоих малолеток. Они кричат, что завтра никто из ментов тут работать не будет, что они напишут в газету «Факты». Когда малолетки начинают стучать в дверь, менты устраивают «газовую атаку». В приоткрытую дверь выбрызгиваются два баллончика «Черемухи». И тишина... Пространство закрытое, маленькое, поэтому эффект - ошеломительный. Все надрывно кашляют, я закутываю голову курткой, но это не особо помогает. «Стражи правопорядка» довольно ухмыляются...
Четверг. Если сегодня не повезут на суд - значит дело плохо. Значит, все-таки СИЗО на Лукьяновке. За все время меня никто так и не вызвал на допрос. Темное дело...
Наблюдаю картину. Прапорщик сидит за столом перед прозрачной стеной нашей камеры и уплетает за обе щеки наши передачи. Без тени смущения. Почти демонстративно. Достает из кульков всякие вкусности и запихивается. Я завороженно смотрю на трапезу. Ведь это насколько надо ни во что не ставить нас, задержанных, чтобы не стесняясь жрать наши продукты на наших же глазах?
- Кушай, кушай, деточка... - почти ласково произносит кто-то за спиной. Оглядываюсь - бомж. Он молчал все время, ни слова не произнес. А теперь стоял, смотрел абсолютно осмысленным, умным взглядом на обезьяну, одетую в мундир.
- Кушай, маленький... - отворачивается и уходит в свой угол.
В час дня меня посадили в автобус и повезли на суд. Судом это действо можно было назвать с большой натяжкой - в кабинете сидела тетка за столом.
- Вы признаете то-то, то-то... - пробубнила она.
- Я не услышал, извините, - произношу я.
Женщина неопределенного возраста не скрывает раздражения. Мне кажется, она специально провоцирует в себе это раздражение, она культивирует его.
- Вы что - глухой? - и с ненавистью в глаза.
Повторяет. Оказывается, я обвиняюсь в неповиновении милиции и распитии алкогольных напитков в общественном месте. Я думал, у нас уже и статьи такой нет...
- Не признаю. Я пять лет даже пиво не пью.
- 158 гривен штрафа. Свободен.
Свободен? Я не верю своим ушам! Взяли за разбой, а отделался штрафом по какой-то «алкоголической» статье. Полный абсурд... На улице под зданием суда встречаю Пашу. Он рассказывает, что перевод в камеру к другу стоил ему 100 долларов.
- Мы еще ментам заказали батон с колбасой за 150 баксов, - смеется он.
Оказывается, список изъятого переписывали несколько раз, и каждый раз Паша подписывался за меньшую сумму.
- Дорогой, блин, санаторий! - вымогатель заливается хохотом.
Из припаркованной неподалеку машины Пашу окликают.
«Александр Александрович», - подмигивает мне Паша. Александр Александрович приехал вызволять ребят на «Maserati». Серьезный дядька. Вызволил, не подвел...
Счастливый, бегу в РОВД за вещами (благо, суд возле КИСИ, недалеко бежать). Поддерживаю спадающие штаны. Толстяки, безуспешно ведущие борьбу с лишним весом! Вам бы посидеть в «обезьяннике» чуть-чуть...
Прапорщик выдает мне цепочку «желтого металла», шнурки и ремень. Рядом со мной получает кулек с тухлой курицей Рома. Его жена с огромным животом ждет на улице. Чего ей стоила трехдневная пытка неизвестностью? Скольких лет жизни? Прапорщик недоволен. Мы отвлекли его от поедания чужих продуктов.
Кушай, деточка, а мне пора. Бросаю последний взгляд на камеру. За мутным стеклом новые обитатели. Пусть вам повезет, как мне повезло, ребята... Пока!
Анатолий Шарий
http://www.from-ua.com/crime/573f4742290ca.html
В 2000 году приключилась со мною пренеприятнейшая история. Я являлся совладельцем салона игровых автоматов...
...на Караваевых дачах. Доход был не очень, больше геморроя, местечко криминальное насквозь - вокзал, Радиорынок, рядом Чоколовка наркоманско-босяцкая. Но какие-то пару-тройку сотен вечнозеленой валюты приносило, поэтому не плюнул на все через месяц после открытия, после дважды выбитых стекол и четырежды смененных маркеров (проигрывали не только свою зарплату, но и в мой карман залазили, кассу всаживая в железные ящики с кнопочками и лампочками). У меня на «прикорме» состояли ребята - ППСники (патрульно-постовая служба), поэтому в моем заведении драки случались редко, но кое-что бывало...
Часов в десять вечера захожу в павильон и вижу человек пять огромных, устрашающего вида молодых людей в черной форме с надписью «Беркут» на спине. Спрашиваю: «В чем дело?» Они спрашивают меня: «А ты кто?» Объясняю, что владелец. После этого падаю на пол от удара в область солнечного сплетения. Хватаю ртом воздух, аки рыба, в это время на запястьях защелкиваются наручники. Горилоподобный лейтенант одним рывком поднимает меня на ноги и толкает к выходу.
Напротив Радиорынка находится отделение милиции, туда меня и ведут мимо троллейбусной остановки, сквозь толпу любопытных. Заводят в кабинет, пристегивают наручниками к батарее отопления. Я перебираю в голове все свои грехи. Судя по задержанию, дело плохо...
В кабинет заходят трое в штатском. Лицо одного смутно знакомо... Вспомнил! Он завсегдатай салона, игрок, я его видел несколько раз, увлеченно клацающего по кнопкам, матерящегося, проигрывающего.
- Ну что? Сам все расскажешь? - без предисловий начинает сморчок типичного оперского вида.
- Что рассказывать? - я очумело смотрю на опера.
- О том, как ты ограбил Сашу, - сморчок кивает на игрока-матершинника.
Вот вам здрасьте! Уж чего-чего, а этого не делал... «Казань брал, Астрахань брал, Сашу - не брал...»
- Да я его знать не знаю! Вы что? А ты чего молчишь? Я тебя грабил?! - я смотрю на Сашу. Тот скромно тупит глаза и лопочет о том, что меня, мол, среди грабителей не было, но это я им «приказал» снять с него куртку и туфли.
Я понял. Вероятно, Саша, являясь игроманом, выпросил у маркера кредит, а потом «потерялся». Двое совладельцев салона - оторванные на всю голову спортсмены, боксеры. Ребята его где-то увидели возле павильона, накостыляли, сняли куртку, обувь и отправили искать деньги. А он далеко в носках не ушел - на улице февраль. Прямиком в милицию направился.
Да вот только ребят, с ним так не по-христиански обошедшихся, уже след простыл, а я сейчас сидел в кабинете, к батарее пристегнутый. Да, попал... Ситуация - не очень. Плохая, скажем прямо, ситуация. Этот клоун сейчас заявление напишет на меня, а был я при грабеже, не был - дело десятое. Начинают меня расспрашивать:
- Толя, ну ты же умный парень, зачем сидеть, жизнь себе портить, скажи - кто, и иди с миром...
Во-первых, откуда тебе известно, что я умный, мы знакомы-то десять минут, и я тебе строения атома за это время не объяснил. Во-вторых, меня с детства в школе учили, что предавать товарищей нехорошо... Как бы они не правы не были. Потому - молчу.
- Колю знаешь?
- Какого такого Колю? - делаю большие глаза. Знаю, конечно.
- Диму знаешь?
- Я много Дим знаю...
- Короче, хочешь «паровозом» пойти, - к беседе подключается совсем молодой опер. В наступление пошли...
- Да что с ним говорить?! Пусть в РОВД пока едет, а потом пойдет, как миленький, по разбою в СИЗО!
- Э, вы что, ребята?! Да вот потерпевший стоит! - я приподнимаюсь с обшарпанного стула. - Ты меня видел? Я с тебя снимал что-то? - это уже к Саше.
Тот продолжает с ноги на ногу переминаться, как гимназистка стыдливая, глаза на меня не поднимает. На возмущение мое у оперов - ноль эмоций, привыкли к такому... В кабинет входит еще один человек. Этот - благоухает одеколоном, набриолинен, отмечаю очень хорошую обувь, костюм дорогой. «Туз» какой-то. Оказалось - налоговик. Зашел на огонек. Предложил к моей статье нехорошей еще одну, экономическую, присовокупить.
- Вы что творите? Вы меня ни за что посадить хотите? - я растерян.
- Эх, был бы человек - статья найдется! - набриолиненый широко улыбается...
Около одиннадцати вечера меня привезли в РОВД на улице Смилянской. Забрали деньги (по описи - что да, то да), цепь (желтого металла), шнурки и ремень.
- Позвонить? - усталый прапор поднимает красные глаза. - Звони, - показывает на телефон. Я подношу трубку к уху - гудок отсутствует.
- Не работает? - во взгляде прапора сочувствие. - А это что - мои проблемы? Я тебе позвонить дал! - смеется.
Шутка избитая, но воспринимается «стражами порядка» на ура. Повеселил, значит...
Вхожу в камеру со стеной из оргстекла. «Обезьянник». Моментально - рвотный рефлекс. Вонь такая, что, кажется, здесь и минуты пробыть нельзя. И людишки на первый взгляд недобрые какие-то. Все больше бомжеватого вида. Сидят по углам, на полу лежат. «Зырят» заинтересованно.
Постепенно привыкаю к полутьме. К вони, кажется, привыкнуть невозможно (и к этому человек приспосабливается со временем). Вижу на полу молодого парнишку лет 23, в дорогом спортивном костюме, со стрижкой аккуратной, плечами литыми да лицом продувным. «Свой». Знакомимся. На следующий день уже болтаем вовсю, не боимся, что один из нас - «наседка». Мне-то особо нечего бояться, я на самом деле ничего не делал, а вот паренек (Паша) натворил дел... Он из Симферополя. Бывший «Башмаковец». В Киев приехал с другом «получить тут с одного», но перестарались ребята, устроили должнику камеру пыток в квартире. А тот так орал, что соседи вызвали милицию. Теперь «вымогателям» большой срок «светил». Но Паша не расстраивался ничуть, рассчитывал на приезд какого-то Александра Александровича из Крыма, говорил, что все будет хорошо. Постепенно я узнал небольшие истории обитателей камеры.
Рома. Попал в «обезьянник» за то, что отказался предъявить документы милицейскому патрулю. Начал «умничать», говорить про то, что у нас «не чрезвычайное положение, чтобы паспорт с собой таскать»... Сидел теперь, понурив буйную голову. У Ромы жена на 9-м месяце беременности. Позвонить ему не дали. Отняли курицу, что купил домой. Рома очень переживал, и я могу его понять - жена на сносях, а муж пропал без вести. Но больше всего его почему-то волновала судьба курицы: «Испортится ведь», - со слезами на глазах. Шок, наверное...
Славик. Раскопал какой-то кабель. Перерубил лопатой, отнес цветной металл в пункт приема. Там его и «взяли». С поличным. Славик второй раз будет сидеть за подобное. То, что будет сидеть, не сомневается. Фаталист какой-то...
«Чушка». Он и есть «Чушка» - немытый, вонючий. Если нужно было убрать территорию, прилегающую к зданию РОВД, брали его. Милиционеры так и кричали: «Чушка! На уборку!».
«Солженицын». Вылитый! Уж не знаю - за сходство ли поразительное так его прозвали или за то, что 287 дней прошедшего года прошли для него здесь и на Ремонтной (там сидят пятнадцатисуточники).
Бомж. Просто БОМЖ. Забился в угол, накрылся тряпками какими-то. Голова торчит. С сединой. Присматриваюсь... Блин, да это не седина! Вши!!!
Становится тоскливо... Больше всего давит неизвестность - сколько сидеть? Повезут на Лукьяновку? Сообщил ли кто-то родственникам?
Сообщил. Маркер сразу же после моего ареста позвонил всем, кому надо. И вот я вижу через мутное оргстекло, через маленькое окошко, отделяющее помещение перед «обезьянником» от коридора, за которым - выход отсюда, знакомые черты. Мама. Принесла мне поесть и сигарет. В камере РОВД не кормят, вопреки распространенному заблуждению. Поэтому угощаю своими пельменями из кулька (уже научили - в банке нельзя, чтоб не «вскрыться» стеклом) всю камеру. Мама передала бутылку «Колы». Я отвлекаюсь на мгновение и, повернувшись, вижу, как к бутылке присасывается бомж. Все понятно. Бомж непонимающе смотрит на меня, когда я отказываюсь пить после него. Сигарет в передаче не обнаружено. Паша смеется: «Да менты себе забирают! И жрачку половинят, давятся потом...» Представляю сидящего напротив камеры прапора с немытой шеей и отросшими ногтями, форсящего перед своей женой моим «Парламентом». Смешно...
Нас выводят в туалет по двое, выдают по 2 сигареты «Прима» без фильтра раз в день. Сигареты настолько вонючие, что ядовитый дым режет глаза.
Наша камера не единственная. Возле туалета еще две - одна из них «женская». Обе переполнены. Мы выходим на перекур с Пашей. Он перекрикивается с кем-то.
Оказывается, в камере его друг-подельник, с которым потерпевшего пытали. Паша хочет попасть в камеру к другу. Просится поговорить с прапором. Я тоже слышу знакомый голос. Это наркоман Миша с Караваевых дач.
- Справедливость восторжествует! - с пафосом восклицает Миша из-за стены.
Паша договорился с прапором, и его перевели в камеру возле туалета. Все - говорить не с кем...
На третий день привезли убийцу. Его «взяли» возле трупа женщины на заброшенной стройке. Долговязый, худой, с нездоровыми блестящими глазами. Начал «косить». Всю ночь нес не своим голосом какую-то ахинею типа «абстракция не заключается в невидимом абсурде космоса перестановка сил отходящих деградирует аудиторию...».
- Заткнись, сволочь! - первым реагирует из-за стены наркоман Миша.
- Закрой хлеборезку!!! - взрывается фальцетом женская камера.
Убийцу пристегивают наручниками к батарее в коридоре возле туалета.
- Головная диффузия несовершенства по сути разлагает атавизмы... - орет псевдосумасшедший.
- Я тебя сейчас разложу, гад! - орут из-за стены. Так проходит ночь...
Наутро в камеру вталкивают двоих малолеток. Они кричат, что завтра никто из ментов тут работать не будет, что они напишут в газету «Факты». Когда малолетки начинают стучать в дверь, менты устраивают «газовую атаку». В приоткрытую дверь выбрызгиваются два баллончика «Черемухи». И тишина... Пространство закрытое, маленькое, поэтому эффект - ошеломительный. Все надрывно кашляют, я закутываю голову курткой, но это не особо помогает. «Стражи правопорядка» довольно ухмыляются...
Четверг. Если сегодня не повезут на суд - значит дело плохо. Значит, все-таки СИЗО на Лукьяновке. За все время меня никто так и не вызвал на допрос. Темное дело...
Наблюдаю картину. Прапорщик сидит за столом перед прозрачной стеной нашей камеры и уплетает за обе щеки наши передачи. Без тени смущения. Почти демонстративно. Достает из кульков всякие вкусности и запихивается. Я завороженно смотрю на трапезу. Ведь это насколько надо ни во что не ставить нас, задержанных, чтобы не стесняясь жрать наши продукты на наших же глазах?
- Кушай, кушай, деточка... - почти ласково произносит кто-то за спиной. Оглядываюсь - бомж. Он молчал все время, ни слова не произнес. А теперь стоял, смотрел абсолютно осмысленным, умным взглядом на обезьяну, одетую в мундир.
- Кушай, маленький... - отворачивается и уходит в свой угол.
В час дня меня посадили в автобус и повезли на суд. Судом это действо можно было назвать с большой натяжкой - в кабинете сидела тетка за столом.
- Вы признаете то-то, то-то... - пробубнила она.
- Я не услышал, извините, - произношу я.
Женщина неопределенного возраста не скрывает раздражения. Мне кажется, она специально провоцирует в себе это раздражение, она культивирует его.
- Вы что - глухой? - и с ненавистью в глаза.
Повторяет. Оказывается, я обвиняюсь в неповиновении милиции и распитии алкогольных напитков в общественном месте. Я думал, у нас уже и статьи такой нет...
- Не признаю. Я пять лет даже пиво не пью.
- 158 гривен штрафа. Свободен.
Свободен? Я не верю своим ушам! Взяли за разбой, а отделался штрафом по какой-то «алкоголической» статье. Полный абсурд... На улице под зданием суда встречаю Пашу. Он рассказывает, что перевод в камеру к другу стоил ему 100 долларов.
- Мы еще ментам заказали батон с колбасой за 150 баксов, - смеется он.
Оказывается, список изъятого переписывали несколько раз, и каждый раз Паша подписывался за меньшую сумму.
- Дорогой, блин, санаторий! - вымогатель заливается хохотом.
Из припаркованной неподалеку машины Пашу окликают.
«Александр Александрович», - подмигивает мне Паша. Александр Александрович приехал вызволять ребят на «Maserati». Серьезный дядька. Вызволил, не подвел...
Счастливый, бегу в РОВД за вещами (благо, суд возле КИСИ, недалеко бежать). Поддерживаю спадающие штаны. Толстяки, безуспешно ведущие борьбу с лишним весом! Вам бы посидеть в «обезьяннике» чуть-чуть...
Прапорщик выдает мне цепочку «желтого металла», шнурки и ремень. Рядом со мной получает кулек с тухлой курицей Рома. Его жена с огромным животом ждет на улице. Чего ей стоила трехдневная пытка неизвестностью? Скольких лет жизни? Прапорщик недоволен. Мы отвлекли его от поедания чужих продуктов.
Кушай, деточка, а мне пора. Бросаю последний взгляд на камеру. За мутным стеклом новые обитатели. Пусть вам повезет, как мне повезло, ребята... Пока!
Анатолий Шарий
http://www.from-ua.com/crime/573f4742290ca.html