09/27/2007 | Андрей Кириллов

Нередко приходится слышать, что одной из главнейших опасностей для Крыма является угроза межконфессионального конфликта. Изобилие сюжетов по телевидению с упоминанием исламских радикалов, теракт в Нью-Йорке, войны на Балканах, Кавказе, Ближнем Востоке и в Средней Азии, где так или иначе фигурирует конфессиональная, религиозная составляющая, в общественном сознании крымчан естественным образом проецируется на Крым – и это порождает предчувствие войны. Можно сказать, что современное как западное, так и российское общество живет в состоянии более или менее выраженной исламофобии, боязни мусульман, особенно «радикальных» - они представляются как иррациональная и жестокая сила. Некоторые крымчане в глубине души считают мусульмано-христианский конфликт в Крыму неизбежным, что создает дополнительное напряжение в ходе интеграции крымских татар в украинское общество. Однако, что же такое «межконфессиональные конфликты», что их порождает и есть ли к ним реальные предпосылки в Крыму? В этой статье мы попытаемся ответить на эти вопросы.

Религиозная власть как таковая, власть авторитета и убеждения, в своей глубине основана на обращении к неким надчеловеческим, вселенским истинам, что для приверженцев той или иной религии легитимизирует власть духовных лидеров в высшей степени, чем даже власть государственной администрации. Для адепта того или иного направления ислама или христианства светская власть должна быть подчинена или, во всяком случае, не противоречить духовной, «божественной» власти, иначе такое государство становится «дьявольским», «нечистым». В ходе конфликтов сила убежденности в своей правоте, понимание себя как «воинов» безусловного «добра» сокращает пространство для диалога; убежденные верующие не предполагают некой общей мировоззренческой базы со своими противниками. Для той или иной общины роль муллы или священника определяется в момент освящения им требований и амбиций общины, он будто привлекает к борьбе вселенские божественные силы на сторону общины. Консолидирующий призыв «Крымские татары, мусульмане!» или «Русские, православные!» эффективен на порядок более, нежели обращение только к национальным чувствам. Для некоторых наций сохранение своей традиционной конфессии ощущается ее представителями как первоочередная задача и долг - так для Израиля наличие экономически нежизнеспособных общин иудеев-ортодоксов понимается почти как залог существования еврейского государства как такового.

Опыт показывает, что наибольшую кофликтогенность представляют такие религиозные структуры, на основе которых выстраивается экономически эффективная система, корпорация. Когда кроме духовных, нематериальных благ членам общины предоставляется еще и материальная поддержка и социальная защищенность, когда лидерам и функционерам общины есть что терять и, вместе с тем, они видят возможность экспансии, когда рядовые члены общины контролируются не только «властью авторитета», но и «властью кошелька», то борьба за собственность и влияние между такими общинами переходит далеко за рамки «споров хозяйствующих субъектов» - сама логика религиозного мышления вытесняет государственную власть и юридические концепции на периферию конфликтного диалога. К сожалению, мы видим в Крыму развитие именно таких сценариев – религиозные аргументы занимают все большее место в периодически возникающих имущественных по сути противостояниях.

На сегодняшний день как внутри исламской, так и внутри православной общин Крыма созревают условия для формирования таких склонных к конфликту общин – возглавляемых харизматическими лидерами, имеющими экономические интересы и политические цели. Остановимся на каждой из конфессий в отдельности, имея в виду, что у радикальных течений как в исламе, так и в русском православии есть нечто общее – приверженцы этих течений отмечены повышенным мессианством, чувством исключительности своей религии, готовности подчинить несогласных силой, - под эгидой или «Всемирного Халифата» (как у салафитов), или «Третьего Рима» (как у православных).

Мусульмане. В литературе по Ближнему Востоку нередко описываются очень сложные системы идентичности, подчинения и авторитета, характерные для исламских обществ. Общины традиционных масхабов, организации студентов духовных училищ, просветительские структуры, институты духовных лидеров и их последователей, радикальные ответвления от умеренных течений, культы местных проповедников, «национальные» и «народные» формы ислама, суфийские ордена, реформационные течения – вся эта сложная система религиозной жизни может быть непонятна внешнему наблюдателю, тем более что она осложнена еще и непубличными отношениями со светской властью. Сейчас в Крыму мы видим во многом похожие процессы: кроме Духовного управления мусульман Крыма, возглавляемого муфтием Эмирали Аблаевым и придерживающегося традиционных толкований ислама, активно действуют арабская просветительская структура «Ар-раид», общины салафитов, периодически заявляет о себе «Партия Мусульман Украины» и международная исламская партия «Хизб ат-Тахрир», кроме того, недавно появилась информация об очередной активизации в Крыму приверженцев главы Духовного управления мусульман Украины Ахмада Тамима, представляющего близкое к суфизму направление хабашитов. Эти явления обладают разной степенью влиятельности на верующих, находятся в белее или менее конфронтационных отношения друг с другом, однако именно расширение числа своих последователей является их основной целью. Конечно же, далеко не каждая община или ячейка перечисленных структур способны к религиозной радикализации, менее всего это можно ожидать от связанного с государством ДУМК или состоящей в большей части из иностранных студентов «Ар-раида». Следует обратить внимание на тот факт, что немалочисленные салафитские общины все более приобретают форму корпораций, взаимосвязанных и взаимозависимых бизнес-групп; кроме того, именно салафиты, появившиеся в середине прошлого века исламские неофундаменталисты, отличаются повышенной политической активностью, чем отличаются от умеренных суннитов Аблаева. Кроме того, само второстепенное положение разнообразных оппозиционных и конкурирующих с ДУМК исламских групп может подтолкнуть их к попытке повышения своего авторитета и влияния за счет опасных манипуляций с чиновниками, силовиками и конкурентами или в борьбе с ДУМК.

Православные. Несмотря на кажущуюся стабильность Крымской епархии УПЦ Московского Патриархата, в среде контролируемых РПЦ крымских верующих проявляется ряд неоднозначных процессов. По мнению некоторых наблюдателей, в последние время в Крыму усиливается влияние руководства РПЦ на приходских священников в обход крымского епископа Лазаря, что создает напряженность в приходах. В частности, это проявляется в тенденциях рядовых священников «на местах» к большей независимости от Лазаря, что потенциально делает их позицию в тех или иных острых ситуациях менее контролируемой и агрессивной. Нельзя исключать, что амбициозность крымских священников толкнет их к попыткам усиливать свой авторитет за счет разыгрывания опасных конфронтационных сценариев, что во многом совпадает со все более усиливающимися настроениями руководства РПЦ в сторону «православного фундаментализма». Кроме того, налоговые льготы поощряют православных священников к реализации или участию в различных бизнес-проектах, а стало быть - к более жесткой защите своих интересов.

Кроме того, не стоит сбрасывать со счетов общую политизированность УПЦ МП, в частности многих киевских священников, да и крымского епископа Лазаря – достаточно взглянуть на статьи в распространяемой в крымских церквях газеты «Русичи». Так или иначе, УПЦ МП воспринимается как структура, действующая, в конечном счете, в пользу России и российского государства, и эта очень мощная церковь не намерена отказываться от влияния на светские политические процессы в Украине. Не стоит забывать и о тесных связях православных священников с лидерами т.н. «крымских казаков», о частом совпадении их интересов и следующей из такого совпадения угрозе.

Говоря в общем, наибольшую конфликтогенность представляет из себя ситуация прямого имущественного спора на районном уровне между экономически мотивированными общинами православных и мусульман, возглавляемых полусамостоятельными в плане иерархии религиозными или квазирелигиозными лидерами. Скорее всего, религиозная составляющая таких конфликтов будет проявляться несимметрично или подразумеваться - то есть только или священник, или «знаток ислама» будет поощрять своих верных к активным действиям. Сдерживаемые только своими представлениями о гуманности, они без труда могут переводить споры об участке земли при дороге из хозяйственной в религиозную плоскость, что резко повышает агрессивность ведомых ими верующих; вместе с тем, такой конфликт приобретает более широкие масштабы и способен вовлечь в себя массы крымчан, разводя их по разные стороны баррикад.

Обозначим дополнительные и сопутствующие конфликтогенные факторы, основываясь на анализе событий на святилище «Азиз» в Бахчисарае в прошлом году и продолжающемся конфликте вокруг ворот на Свято-Успенский монастырь:

- некомпетентность власти, ее неспособность определять угрозы на раннем этапе конфликта; заангажированность чиновников по отношению к представителям той или иной религии (чаще всего – к мусульманам), включенность чиновников в коррупционные схемы и наличие личных интересов в предмете спора. Особую тревогу вызывают зачастую непонятные действия «силовиков», дающие основания подозревать их в игре в пользу одной из сторон. На примере конфликта на «Азизе» можно наблюдать еще и некоординированность исполнительной власти страны вплоть до Кабинета министров и ее слабую способность к оперативному вмешательству в конфликт;

- политизированность локальных конфликтов и споров, попытки ряда политических партий (ПР, КПУ, ПСПУ) мобилизовать свой электорат за счет публичной поддержки представителей «своей» конфессии; прямая связь и совпадение кратковременных интересов религиозных лидеров и политиков;

- некомпетентность и прямая провокационность СМИ, имеющих в ходе освещения конфликта установку на нагнетание страстей и, как следствие, достижение пропагандистских целей;

- потенциальная угроза вмешательства внешних сил, прежде всего – России. Непонятной является также роль российских граждан и спецслужб в провокациях конфликтных сценариев и подготовке социальной и идейной базы межконфессиональных столкновений.

В заключение следует сказать о чрезвычайной слабости украинского государства в предупреждении межрелигиозных конфликтов или конфликтов с религиозной составляющей. Кроме коррумпированности и некомпетентности рядовых сотрудников госструктур, опасность представляет и отсутствие госпрограмм по распространению толерантности и терпимости, преодолению различных поляризаций общества, долгосрочной и выверенной образовательной программы. Нет так же и наказания за разжигание межэтнической вражды, наши суды не рассматривают такие дела вопреки многочисленным прецедентам. Вакуум власти в гуманитарной сфере естественным образом заполняется, и никто не может гарантировать, что он или его весомая часть со временем не будет захвачена сторонниками радикальных и узкоэгоистических религиозных направлений.

Андрей Кириллов, для Крымского Независимого центра политических исследователей и журналистов