11/12/2007 | Андрей Грин

Это человек был австрийцем. Приехав к нам, он со свойственной тому народу жаждой Дела принялся строить свои прожекты. Он видел их там, где русский и татарский глаз наблюдали одну только природу. Но немецкий глаз видел прибыль, представлял, как природа становится податливым материалом в его руках, отдавая свои плоды и работая на него, на Человека.
Зильбер приехал в Ялту, когда курорт только отстраивался после очередной небывалой разрухи. Несколькими годами раньше русский царь, представлявшийся Зильберу словно сошедшим со средневековой мозаики, весь в мантиях и с огромной бородой, затеял очередную войну – сразу на Кавказе и на Балканах. Для Ялты эта война ничего особенного не означала, но русские – это русские (думая это, Зильбер невольно улыбался): они вообразили, что Крым – некий центр между хребтом Кавказа и Родопами, и что война каким-то непостижимым образом обязательно коснется прямо Ялты. И перестали туда ездить.
Это и привело в наш край господина Зильбера. Хорошо подумав, тщательно посчитав все шансы и не найдя в них изъяна, он продал свое довольно жалкое жилище в Альпах, доставшееся от умерших предков, и на вырученные деньги задешево купил сразу две гостиницы возле Ялты.
Русские, владевшие ресторациями и отелями до него, к его приезду уже успели обанкротиться. Зильбер со смешанным чувством брезгливости и радости видел, как близорукие глупцы наспех продают свои владения, и только потому, что не могут и года прожить без баснословной выгоды, извлекаемой из сдачи номеров с клопами и грязными матрасами за бешеные деньги гостям из Петербурга.
Не лучше обстояло дело и с ресторанами: весь смысл их существования сводился у прежних хозяев к тому, чтоб накормить постояльца или нечаянно нагрянувшего посетителя жуткой невкусной смесью, безбожно содрав с него деньги.
Раскинув немного умом, Зильбер немедленно прикупил себе и ресторацию, которая называлась «Старый рыцарь». Наняв трех, но не местных, а специально подобранных в дороге работников, привезенных для подобных дел сюда (местным работникам Зильбер не доверил бы даже почистить ботинка), австриец велел сорвать все бутафорские украшения, якобы рисовавшие антураж средневекового замка, и повыкидывать к черту рыцарские доспехи из папье-маше. Когда на второй день таверна была полностью разгромлена, Зильбер собственноручно оторвал надпись готическими буквами над входом.
Удивительно быстрый в делах, он не ждал следующего года, хотя в этот сезон не рассчитывал на особые барыши: ему было чем заняться в будущем, и довершить хозяйственные дела Зильбер решил в течение ближайших недель. Так, между двумя крохотными поселками, со всех сторон окруженными группой опустевших и срочно продаваемых дач, на месте якобы рыцарской харчевни, возник трактир, похожий не то на мечеть, не то на балетную декорацию – безвкусный, аляповатый, с глупейшей (Зильбер знал это прекрасно) надписью восточными буквами: «Гулистан».
Внутри все было обтянуто крашеным шелком, найденным по случаю на одной из продаваемых дачек – и потолок, и стены, и даже столы и низенькие скамеечки. В этом карикатурном Гулистане, как верно рассчитывал Зильбер, заглянувший сюда гость мог найти все, что представлял себе о востоке, магометанах и даже Индии (о ней тогда много писали газеты). Оставалось только найти кухню, по запаху и непонятности приготовления напоминавшую что-нибудь экзотическое – и Зильбер, не колеблясь, отправился в соседнюю татарскую деревню искать «поварят».
Первая же его вылазка в настоящий «гулистан» стала и открытием, и разочарованием. Местных женщин с ним никто и ни под каким предлогом отпускать не хотел, а потом еще и сообщили по секрету, что лучшие повары здесь, как и в Европе – мужчины. Однако попытка найти поваров тоже потерпела фиаско: мужчины были заняты каким-то совершенно непонятным делом, и заняты очень сильно. Из долгих и почти пустых расспросов Зильбер понял мало – только то, что мужчины от стара до велика целыми днями проводят время на соседней скале Ай-Петри, делая там что-то «нужное».
Несколько дней после этого австриец занимался хозяйством, стараясь придать купленным гостиницам уют и вытравить клопов. Однако его любопытство тоже было удовлетворено – спустя какое-то время ему удалось разговорить одного местного, русского парня, набивавшегося в половые.
Тот рассказал, чем на самом деле так увлечены татары, лазающие по Ай-Петри: они собирают лёд, который не тает много часов подряд. И развозят его по ресторанам и гостиницам, в которых принято по требованию подавать шампанское, или для хранения фруктов, или же для придания им свежего вида.
Зильбер слушал слегка разочаровано, пока парень не назвал ему сумму денег, которую, якобы, приносит домой каждый татарин, наколовший достаточно льда в своей экспедиции. Как понял австриец, этих денег хватало для того, чтоб кормить семью неделю-другую, никак больше себя не утруждая.
Не поверив на слово, Зильбер отправился на давно уже задуманную встречу – как раз случился «бальный вечер» у местного градоуправителя. Улучив момент, когда все мужчины-курильщики удалились в курительную комнату, чтоб поговорить о политике и войне, Зильбер уселся за один стол с градоуправителем, чтоб во время партии в карты расспросить его между прочим о татарских делах.
К его удивлению и все более возраставшей радости, ленивый и равнодушный глава Ялты подтвердил ему все слухи, и про высокий заработок татар, и про огромный спрос на лёд в жару, да и весь год, хотя и за сниженные, но тоже вполне приличные цены.
Здесь начинается история несчастий Зильбера. Проведя несколько бессонных ночей, снова все тщательно перепроверив, он решился на небывалое дело. Следующие полгода австриец ездил по Европе, покупая чертежи и нанимая талантливых инженеров. Для этого ему пришлось продать свои дела в Вене, пойти на мировую в старой тяжбе и даже заложить одно имение при Дунае, на которое он раньше имел хорошие виды.
Однако судьба, как казалось, благоволила Зильберу – во время путешествия Италией он, случайно и очень удачно, отыскал старую графиню Ревелиотти. Эта женщина, испытывавшая нужду, была прямой наследницей и правообладательницей на скалу Ай-Петри, что, впрочем, ей ничего не давало. Зильбер хотел выкупить эти права, уплатив долги за семейство в Крыму, но тут судьба сама катила в его руки: вернув из ломбарда некую фамильную драгоценность, за весьма небольшую сумму, он получил от счастливой графини дарственную на всю скалу.
Окрыленный неожиданной удачей, с целым отрядом таких же любителей покорения природы, как он сам, Зильбер вернулся к нам в Ялту. Дело оставалось за малым, чтобы приступить к задуманному: уговорить градоуправителя, заинтересовав его акциями будущей концессии, выставить жандармов на подходах к скале, на которую Зильбер теперь имел полное право. И снова ему повезло: за время поездки прежний глава Ялты успел попасть в немилость и был разжалован, а на его место пришел не такой флегматичный, а очень деятельный тип, из нерусских (Зильбер так и не узнал, какой же национальности его новый компаньон), и по достоинству оценивший новый проект. Сделка была заключена, мужчины ударили по рукам, и вот уже отряды жандармов, вместе с выписанными для этого дела казаками, окружили Ай-Петри, установили на верхнем плато свой городок (стоять им было велено долго), и принялись вылавливать и бить плетьми татарских охотников до чужого льда.
Между тем инженеры развивали самые смелые задумки, которым было тесно в старой Европе. По пути будущей машины-конвейера вырубались лесные площадки, земля сжигалась до состояния глины, и по некогда девственным лужайкам и рощам пролегали сосновые брёвна, лился фундамент, а по желобам в сторону Ай-Петри текла смола.
Подружившийся было с Зильбером местный писатель, приехавший в Ялту навсегда лечиться от болезни, был русским человеком до глубины души. Он поначалу с восторгом принял рассказы Зильбера о новом ледяном заводе, о торжестве человеческой мысли над дикой неразговорчивой природой, и со своей стороны весьма помог Зильберу, когда нужно было настроить в его пользу так называемую «прогрессивную общественность» Ялты. Зильбер расплатился с ним обещанием поставлять большое количество промышленного льда в новую больницу, которую пытался открыть этот писатель, и пожертвовал первую же выручку от своего «Гулистана» за неделю удачного сезона в фонд этого дела.
Однако, когда наш писатель побывал на месте завершающейся стройки, куда Зильбер совершенно необдуманно пригласил своего нового приятеля, тот почти что лишился чувств. Надругательство над природой, кипящая черная муть, вливающаяся в древние пещеры, дым, чад, копоть – все это в воображении рафинированного ялтинца предстало как живое воплощение ада, в котором суетятся черти. Он устроил форменную сцену растерявшемуся австрийцу, обвинил его в чудовищности и обещал изобразить его так, что спустя пятьдесят лет его будут играть в театрах актеры с амплуа отъявленного негодяя.
Впрочем, эта ссора если и расстроила Зильбера, то никак ему уже не помешала, и тем более не остановила. Стройка была окончена, сезон открыт, а почта ломилась от предварительных заказов на лёд. Инженеры разъехались, кроме тех, кого оставили для работы на производстве.
Половину лета Зильбер отчаянно богател, ошибкой было лишь то, что он вкладывал вырученные прибыли в развитие мощности нового завода. Уже в июле он с раздражением заметил, что заказы перестали расти, а потом и вовсе начали падать. Доходы с «Гулистана» и двух гостиниц (одну из которых он переоборудовал под дамскую санаторию, а вторую – превратил в публичный дом) были немалыми, но Зильбер отчаянно не хотел смешивать кассы, а рассчитывал именно на доходы от завода, вкладываемые в сам завод.
Когда однажды он получил сразу два отказа от гостиниц, бравших у него прежде лёд целыми пудами, Зильбер почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Он назначил расследование, и узнал, что было уже поздно и он прозевал важный момент.
Татары, о которых он и думать забыл, как о конкурентах, устроили ему, как оказалось, огромную неприятность. Как и холодный мёрзлый лёд с Ай-Петри, их месть была холодной и рассчитанной на долгий эффект. С самой весны татары разведывали новое месторождение, до которого добраться можно было только отчаянно смелым и ловким людям. Прокладывали дорогу туда, и, говорят, потеряли до десятка мужчин, даже совсем еще детей, которые гибли в пещерах или срывались с обрыва. Но своего добились: в середину лета, сговорившись, видимо, накрепко между собой и не нарушая слова, они начали продавать чистый лёд, добытый с другой стороны Ай-Петри, в два раза дешевле против цены, которую установил Зильбер.
Некоторое время австриец пытался соревноваться с внезапно возникшими конкурентами, пытаясь улучшить условия поставки, устраивал абонемент на лето и на полгода, но это было уже зря: у татар было преимущество, которого не мог себе позволить Зильбер – они терпели убытки, и делали это сознательно. Из ненависти к «ай-петринскому шайтану», как прозвали его в соседних деревнях, они голодали и почти не приносили в дом денег, а вот Зильбер не мог не платить строителям, охранникам и рабочим.
Осенью австриец выдохся, чего с ним никогда раньше не бывало. Задолжав крупную сумму обещанного гешефта градоуправителю, который уже начал напоминать о сделке, Зильбер подсчитывал сплошные убытки. Продавать свои гостиничные номера и тем более «Гулистан» он не собирался, но именно к этому его подталкивали обстоятельства. Зимой 18NN года, бросив свой завод на произвол судьбы, Зильбер уехал из Крыма. Через некоторое время уже за границей «ай-петринский шайтан» перепродал гостиницу, потом другую, и, наконец, заслышав о новом весьма прибыльном мероприятии, решился и выручил средства за ресторацию «Гулистан». Говорят, что она была немедленно продана снова и снова, тем же летом, потому что в Ялте уже начался новый «бум», и выгодно было перепродавать подобные заведения прямо посреди сезона.
Следы неугомонного Зильбера на некоторое время теряются, потом появляются снова уже на другом континенте – при строительстве сооружений на Панамском канале – и снова канут в лету, теперь уже навсегда.
Оставленные «ай-петринским шайтаном» хитроумные деревянные механизмы и сбережения топлива были успешно разворованы на самые скромные местные нужды. Главный двигатель чудовищного завода, прятавшийся в одной из пещер, однажды взорвался, и прямо из-под горы Ай-Петри целых полдня валил густой дым.
Избавившись от нашествия австрийца, татары сразу же подняли цены на лёд вчетверо, а в следующем сезоне – еще вдвое.