Умер известный писатель Ткаченко, крымчак
12/07/2007 | Лозина-Лозинский
НОВОСТЬ: На 63-м году жизни скончался генеральный директор Русского ПЕН-центра Александр Ткаченко, поэт, прозаик и правозащитник, передала в четверг радиостанция «Эхо Москвы». Он ушел на подъеме своей творческой и общественной деятельности, полон замыслов и энергии.
Александр Петрович Ткаченко родился 19 апреля 1945 г. в Крыму. В молодости был профессиональным футболистом, затем стал тренером. Окончил Крымский университет, позже - Высшие литературные курсы в Москве. С 1975 года начал публиковать свои произведения. Он автор 14 книг поэтического и мемуарно-публицистического жанра, посвященных футболу. Лауреат премии имени Владимира Маяковского и международной премии немецкого ПЕН-клуба.
В 1994 году Ткаченко возглавил Русский ПЕН-центр. В качестве правозащитника он активно участвовал в ряде российских уголовных дел с политической окраской и, в тех случаях, когда обвиняемые имели отношение к литературе.
Отрывок из интервью:
( http://magazines.russ.ru/voplit/2001/1/tkach.html )
— Я вырос в Крыму. А это место — космополитическое. Мать была крымчачка, отец был русский хохол.
— А что такое «крымчаки» — жители Крыма?
— Нет, это народность или этническая группа, которая в корнях своих имеет греков и итальянцев, евреев и испанцев. Это видно по фамилиям. Если сегодня я встречаю Анжелло, то я знаю, что он — крымчак итальянского происхождения. А если человек с именем Дормидор, то это — испанское начало. Пейсахович — еврейское. В Крыму многие нации сходились и ассимилировались. Моя мать, например, прекрасно знала татарский язык. Ее девичья фамилия — Зенгина («зенгин» по-татарски — это «бедный»). Отец был хохол из того рода, который в свое время бежал на Волгу. Смесь. Крым вообще — смесь. Для наших мест национализм — это нечто абсолютно чуждое. У моих покойных родителей в друзьях были все нации. И я другим быть не мог: здесь зачатки моей... Как бы это сказать? Словосочетание «правозащитная деятельность» ненавижу.
( ... )
— Я припоминаю, что у тебя с «этой конторой» была некая история, развернувшаяся вокруг поэмы Вознесенского «Ров». Не расскажешь ли ее здесь?
— Отчего же не рассказать. Это была в свое время одиозная история. В начале 70-х в Симферополе, на десятом километре, появились гробокопатели. Стали они рыть противотанковый ров, сделанный перед самой войной руками простых граждан Симферополя, чтобы в случае, если танки пойдут от Феодосии, был заслон. Вот. И там (я сейчас рассказываю тебе такие вещи, которых не знает никто, — говорю впервые, и этого нет даже в поэме Вознесенского: такое в стихах не умещается), на этом месте, в декабре 1941 года было расстреляно 14 тысяч евреев. В этом же рву расстреливали и крымчаков, которых причисляли к иудеям. Почему моя мама, когда отец ушел в крымские леса (а он был одним из организаторов партизанского движения), с семьей эвакуировалась в Чкаловск Оренбургской области.
В ноябре 1941 года по Симферополю поползли слухи, что всех евреев собирают, чтобы сделать для них гетто. Собирайте, дескать, теплые вещи и ложки. Под Симферополем создавали такой специальный «город». Почему это произошло так быстро и их не отправили, скажем, в Дахау или другие концлагеря? Потому что в Феодосии высадился десант — и немцы поняли, что надо спешить. За две недели нужно было расстрелять 14 тысяч человек: колоссально «тяжелый труд»! Немыслимая работа. Свидетель (мальчиком — ему тогда было лет 12) видел, как это было, с расстояния полкилометра. Стоял крик, шел дождь, было очень холодно, были на возвышениях установлены станковые пулеметы — и людей просто гнали на них, и пьяные немцы (думаю, что трезвому это сделать просто невозможно) примитивно расстреливали наползающих на них людей. А почему так много золота? Обычно, как мы знаем, немцы раздевали жертву догола — Бабий Яр. Здесь они спешили и заставляли сбрасывать с себя только верхнюю одежду. Несчастных людей расстреливали в исподнем. Все, что люди спрятали, с ними осталось. Понимаешь?
— Еще бы не понять...
— А пальто и бушлаты кучами после этой варварской акции сдавали в комиссионные магазины. Мне рассказывали, что когда «гражданское население» вернулось с войны, то кто-то мог купить пальто и найти в подкладке золотые монеты. Короче, все семейное золото, которое люди брали с собой, осело с ними на дне рва... Людей засыпали — и история пошла дальше. Там поставили надгробие — маленький памятник: «Здесь в 1941 году фашистскими оккупантами были расстреляны советские граждане». И так далее. Кто-то из полицаев, участвовавших в этих расстрелах, когда он вернулся через тридцать лет — отсидев, сказал своим людишкам: «Копайте, там есть золото». И они начали копать.
— Языческая страна!
— Копать стали тайно и тихо. Появились подкопы. Началось это в 72-м году и продолжалось до середины 80-х. Продолжалось оно долго и спокойно. Копались в трупах, которые хорошо сохранились (холод), копались, как звери. За ночь с лунки глубиной в полметра поднималось наверх золота (коронки, кольца и прочее) на 70—80 тысяч рублей. Помнишь, какие это были деньги по тем временам? И никуда это не отвозилось, а сдавалось тут же, в городе Симферополе, в ювелирные магазины.
— И что же, в КГБ этого не знали?
— Не смеши. Слушай дальше. Году в 85-м я стал вообще поднимать голос (а ко мне приходили люди и просили защиты: например, татары, которые возвращались в Крым, покупали тут дом, а их выпирали обратно в Сибирь или в Казахстан) — и, в частности, стал выступать против этой дикости и преступления. А меня начали запугивать. А потом махнули рукой и просто продолжали делать свое: он, дескать, пускай говорит, а мы будем по-прежнему туда лазить. И я понял, что без Москвы не обойтись. Надо, чтобы меня услышали. И я позвонил Вознесенскому. У меня было на руках дело, как сейчас помню, № 1650. Я сказал: «Андрей, прилетайте ко мне. У меня для вас кое-что есть» (мы всегда в то время говорили по телефону на эзоповом языке). Он прилетел — и мы сразу сели на машину и поехали туда, на раскопы. Был апрель месяц 86-го года. Страшно: кости, волосы, веревки, лестницы. По всему пространству. С нами был мой друг адвокат Владимир Зубарев. Фотограф Аркадий Левин. Сделали фотографии. Андрей уехал в Ялту, а я остался. На обратном пути он прочитал мне первые куски из поэмы. Сказал: «Давай еще раз туда заедем». И мы вместе, туда заехав, улетели в Москву. Мой друг следом прислал пачку фотографий. Вознесенский с этими фотографиями пошел в ЦК, в ЦК пришли в ужас — не от того, что происходит вокруг симферопольского рва, а от того, что об этом выйдет поэма... А я вернулся в Крым и узнал, что 19 апреля в военном аэропорту сел военный самолет, из которого вышли инспектор ЦК КПСС, зам. начальника всесоюзного КГБ, генерал армии, — в общем, пятерка с нашими фотографиями, которая поехала на раскопы, убедилась, что это не ложь, и — в обком партии. «Срочно бюро обкома!» Собрали и выбросили эти фотографии на стол. «Что у вас происходит?» После этого сняли 20 человек крупных партийных работников и секретаря обкома. «Шишки» полетели. А когда пятерка уехала обратно, то меня попросили в обком. Мы с Первым шесть часов ругались, один на один. «Ты предал Крым!» — было мне сказано. Все крупнейшие американские газеты об этом написали.
Хотели провести перезахоронение — свалить всех в одну кучу и сделать братскую могилу. Я их убедил, что так нельзя. В итоге из Инкермана привезли белый камень — и весь п-образный ров был выложен камнем на протяжении семи километров. И это покрыли металлической сеткой и залили бетоном. Засыпали землей. Посадили маковую поляну. Поставили памятник. Его открыли в апреле 87-го года.
— А что написали на памятнике?
— «Здесь были расстреляны 14 тысяч еврейских граждан». Сейчас этого уже нет. И камня уже нет. Такая вот история... А еще интересно, что гэбэшники меня отлавливали и говорили: «Ты должен убедить Вознесенского, чтобы в поэме не было еврейской темы». — «Нет!» И они меня стали травить. Вышла у меня книжка «Подземный мост» — сразу в местной партийной газете появляется статья «Куда ведет подземный мост?». Из меня сделали чучело. Доканывали. Меня спасал мой друг врач Александр Алексейчук, который приходил в пять вечера и говорил: «А ну на стадион!» Я еле добирался, делал 20 кругов, и из меня выходила вся эта грязь.
— А поэма Вознесенского появилась беспрепятственно?
— В Москве все это принимало иные формы. В «Юности», где «Ров» готовился к печати, до последнего момента стояло: «Здесь были расстреляны 14 тысяч советских граждан». И — к чести Андрея Дементьева — когда цензура все прочитала, то они вместе с Вознесенским «советских...» исправили на «евреев». И это прошло так — был взрыв! Появилась масса и читателей, и журналистов, и свидетелей...
Часть рецензии из НГ:
http://exlibris.ng.ru/lit/2007-10-04/6_izgib.html
Особенный изгиб Вселенной
Роман-пунктир о жизни исчезающего народа
Александр Ткаченко. Сон крымчака, или Оторванная земля. – М.: Хроникёр, 2007. – 327 с.
Есть книги, которые словно бы сами себя пишут, создают, строят. Как есть в мире очарованные точки, места силы, естественно и необходимо берущие как некую крепость пространство слова.
«Сон крымчака» принадлежит к книгам этого ряда. Во-первых, это легендарный и раноцветущий Крым, всегда «козырный», отчаливший в неизвестность, но и незыблемый, как некий сжатый материк. Во-вторых, это пространство, огромное внутри, развертывается перед нами в какой-то необыкновенной перспективе.
Александр Петрович Ткаченко родился 19 апреля 1945 г. в Крыму. В молодости был профессиональным футболистом, затем стал тренером. Окончил Крымский университет, позже - Высшие литературные курсы в Москве. С 1975 года начал публиковать свои произведения. Он автор 14 книг поэтического и мемуарно-публицистического жанра, посвященных футболу. Лауреат премии имени Владимира Маяковского и международной премии немецкого ПЕН-клуба.
В 1994 году Ткаченко возглавил Русский ПЕН-центр. В качестве правозащитника он активно участвовал в ряде российских уголовных дел с политической окраской и, в тех случаях, когда обвиняемые имели отношение к литературе.
Отрывок из интервью:
( http://magazines.russ.ru/voplit/2001/1/tkach.html )
— Я вырос в Крыму. А это место — космополитическое. Мать была крымчачка, отец был русский хохол.
— А что такое «крымчаки» — жители Крыма?
— Нет, это народность или этническая группа, которая в корнях своих имеет греков и итальянцев, евреев и испанцев. Это видно по фамилиям. Если сегодня я встречаю Анжелло, то я знаю, что он — крымчак итальянского происхождения. А если человек с именем Дормидор, то это — испанское начало. Пейсахович — еврейское. В Крыму многие нации сходились и ассимилировались. Моя мать, например, прекрасно знала татарский язык. Ее девичья фамилия — Зенгина («зенгин» по-татарски — это «бедный»). Отец был хохол из того рода, который в свое время бежал на Волгу. Смесь. Крым вообще — смесь. Для наших мест национализм — это нечто абсолютно чуждое. У моих покойных родителей в друзьях были все нации. И я другим быть не мог: здесь зачатки моей... Как бы это сказать? Словосочетание «правозащитная деятельность» ненавижу.
( ... )
— Я припоминаю, что у тебя с «этой конторой» была некая история, развернувшаяся вокруг поэмы Вознесенского «Ров». Не расскажешь ли ее здесь?
— Отчего же не рассказать. Это была в свое время одиозная история. В начале 70-х в Симферополе, на десятом километре, появились гробокопатели. Стали они рыть противотанковый ров, сделанный перед самой войной руками простых граждан Симферополя, чтобы в случае, если танки пойдут от Феодосии, был заслон. Вот. И там (я сейчас рассказываю тебе такие вещи, которых не знает никто, — говорю впервые, и этого нет даже в поэме Вознесенского: такое в стихах не умещается), на этом месте, в декабре 1941 года было расстреляно 14 тысяч евреев. В этом же рву расстреливали и крымчаков, которых причисляли к иудеям. Почему моя мама, когда отец ушел в крымские леса (а он был одним из организаторов партизанского движения), с семьей эвакуировалась в Чкаловск Оренбургской области.
В ноябре 1941 года по Симферополю поползли слухи, что всех евреев собирают, чтобы сделать для них гетто. Собирайте, дескать, теплые вещи и ложки. Под Симферополем создавали такой специальный «город». Почему это произошло так быстро и их не отправили, скажем, в Дахау или другие концлагеря? Потому что в Феодосии высадился десант — и немцы поняли, что надо спешить. За две недели нужно было расстрелять 14 тысяч человек: колоссально «тяжелый труд»! Немыслимая работа. Свидетель (мальчиком — ему тогда было лет 12) видел, как это было, с расстояния полкилометра. Стоял крик, шел дождь, было очень холодно, были на возвышениях установлены станковые пулеметы — и людей просто гнали на них, и пьяные немцы (думаю, что трезвому это сделать просто невозможно) примитивно расстреливали наползающих на них людей. А почему так много золота? Обычно, как мы знаем, немцы раздевали жертву догола — Бабий Яр. Здесь они спешили и заставляли сбрасывать с себя только верхнюю одежду. Несчастных людей расстреливали в исподнем. Все, что люди спрятали, с ними осталось. Понимаешь?
— Еще бы не понять...
— А пальто и бушлаты кучами после этой варварской акции сдавали в комиссионные магазины. Мне рассказывали, что когда «гражданское население» вернулось с войны, то кто-то мог купить пальто и найти в подкладке золотые монеты. Короче, все семейное золото, которое люди брали с собой, осело с ними на дне рва... Людей засыпали — и история пошла дальше. Там поставили надгробие — маленький памятник: «Здесь в 1941 году фашистскими оккупантами были расстреляны советские граждане». И так далее. Кто-то из полицаев, участвовавших в этих расстрелах, когда он вернулся через тридцать лет — отсидев, сказал своим людишкам: «Копайте, там есть золото». И они начали копать.
— Языческая страна!
— Копать стали тайно и тихо. Появились подкопы. Началось это в 72-м году и продолжалось до середины 80-х. Продолжалось оно долго и спокойно. Копались в трупах, которые хорошо сохранились (холод), копались, как звери. За ночь с лунки глубиной в полметра поднималось наверх золота (коронки, кольца и прочее) на 70—80 тысяч рублей. Помнишь, какие это были деньги по тем временам? И никуда это не отвозилось, а сдавалось тут же, в городе Симферополе, в ювелирные магазины.
— И что же, в КГБ этого не знали?
— Не смеши. Слушай дальше. Году в 85-м я стал вообще поднимать голос (а ко мне приходили люди и просили защиты: например, татары, которые возвращались в Крым, покупали тут дом, а их выпирали обратно в Сибирь или в Казахстан) — и, в частности, стал выступать против этой дикости и преступления. А меня начали запугивать. А потом махнули рукой и просто продолжали делать свое: он, дескать, пускай говорит, а мы будем по-прежнему туда лазить. И я понял, что без Москвы не обойтись. Надо, чтобы меня услышали. И я позвонил Вознесенскому. У меня было на руках дело, как сейчас помню, № 1650. Я сказал: «Андрей, прилетайте ко мне. У меня для вас кое-что есть» (мы всегда в то время говорили по телефону на эзоповом языке). Он прилетел — и мы сразу сели на машину и поехали туда, на раскопы. Был апрель месяц 86-го года. Страшно: кости, волосы, веревки, лестницы. По всему пространству. С нами был мой друг адвокат Владимир Зубарев. Фотограф Аркадий Левин. Сделали фотографии. Андрей уехал в Ялту, а я остался. На обратном пути он прочитал мне первые куски из поэмы. Сказал: «Давай еще раз туда заедем». И мы вместе, туда заехав, улетели в Москву. Мой друг следом прислал пачку фотографий. Вознесенский с этими фотографиями пошел в ЦК, в ЦК пришли в ужас — не от того, что происходит вокруг симферопольского рва, а от того, что об этом выйдет поэма... А я вернулся в Крым и узнал, что 19 апреля в военном аэропорту сел военный самолет, из которого вышли инспектор ЦК КПСС, зам. начальника всесоюзного КГБ, генерал армии, — в общем, пятерка с нашими фотографиями, которая поехала на раскопы, убедилась, что это не ложь, и — в обком партии. «Срочно бюро обкома!» Собрали и выбросили эти фотографии на стол. «Что у вас происходит?» После этого сняли 20 человек крупных партийных работников и секретаря обкома. «Шишки» полетели. А когда пятерка уехала обратно, то меня попросили в обком. Мы с Первым шесть часов ругались, один на один. «Ты предал Крым!» — было мне сказано. Все крупнейшие американские газеты об этом написали.
Хотели провести перезахоронение — свалить всех в одну кучу и сделать братскую могилу. Я их убедил, что так нельзя. В итоге из Инкермана привезли белый камень — и весь п-образный ров был выложен камнем на протяжении семи километров. И это покрыли металлической сеткой и залили бетоном. Засыпали землей. Посадили маковую поляну. Поставили памятник. Его открыли в апреле 87-го года.
— А что написали на памятнике?
— «Здесь были расстреляны 14 тысяч еврейских граждан». Сейчас этого уже нет. И камня уже нет. Такая вот история... А еще интересно, что гэбэшники меня отлавливали и говорили: «Ты должен убедить Вознесенского, чтобы в поэме не было еврейской темы». — «Нет!» И они меня стали травить. Вышла у меня книжка «Подземный мост» — сразу в местной партийной газете появляется статья «Куда ведет подземный мост?». Из меня сделали чучело. Доканывали. Меня спасал мой друг врач Александр Алексейчук, который приходил в пять вечера и говорил: «А ну на стадион!» Я еле добирался, делал 20 кругов, и из меня выходила вся эта грязь.
— А поэма Вознесенского появилась беспрепятственно?
— В Москве все это принимало иные формы. В «Юности», где «Ров» готовился к печати, до последнего момента стояло: «Здесь были расстреляны 14 тысяч советских граждан». И — к чести Андрея Дементьева — когда цензура все прочитала, то они вместе с Вознесенским «советских...» исправили на «евреев». И это прошло так — был взрыв! Появилась масса и читателей, и журналистов, и свидетелей...
Часть рецензии из НГ:
http://exlibris.ng.ru/lit/2007-10-04/6_izgib.html
Особенный изгиб Вселенной
Роман-пунктир о жизни исчезающего народа
Александр Ткаченко. Сон крымчака, или Оторванная земля. – М.: Хроникёр, 2007. – 327 с.
Есть книги, которые словно бы сами себя пишут, создают, строят. Как есть в мире очарованные точки, места силы, естественно и необходимо берущие как некую крепость пространство слова.
«Сон крымчака» принадлежит к книгам этого ряда. Во-первых, это легендарный и раноцветущий Крым, всегда «козырный», отчаливший в неизвестность, но и незыблемый, как некий сжатый материк. Во-вторых, это пространство, огромное внутри, развертывается перед нами в какой-то необыкновенной перспективе.
Відповіді
2007.12.07 | Alessandro
Re: Умер известный писатель Ткаченко, крымчак
Да покоится с миром.PS
> ...«зенгин» по-татарски — это «бедный»...
Зенгин по-крымскотатарски "богатый". %)
2007.12.07 | Маклай
Re: Умер известный писатель Ткаченко, крымчак
> Отец был хохолДа покоится с миром. Человек достойный.
Но какой позор про собственного отца так говорить...
2007.12.08 | Рефат Чубаров
Только что зашел на форум... Не верится, что ушел Саша....
Я познакомился с Александром в середине 90-х годов. Можно сказать случайно, водитель моей служебной мащины Вадим Григорьевич, был женат на старшей сестре Александра, теперь также покойной.В очередной свой приезд в Симферополь, через Вадима Григорьевича, передал желание встретиться. Я пригласил его к себе на работу, думал, что встреча займет короткий час.
В назначенное время он постучался в двери моего кабинета. Мы проговорили пару часов, переходили с одной темы на другую, нашлись и общие знакомые по Москве.
Тогда меня поразили его страшно усталые и грустные глаза. Даже когда он смеялся, они не меняли своего выражения.
По-моему, тем же летом, он вновь приехал в Крым вместе с Андреем Битовым. Саша был с женой и сыном, лет 8-10. Кажется, это была его новая семья. Чувствовалось, что он трепетно относится к сыну, хотя внешне вел себя по отношению к нему строго. Так бывает с людьми, родивших детей уже в зрелом возрасте...
На мое предложение пообедать вместе, Александр и Андрей Битов в один голос высказались в пользу крымскотатарской кухни. Александр сказал:"Хочу кобете..., такое же, ка готовила мама"
Мы поехали в "Маркур", расселись за столиком под огромной черешней. В то время, летняя площадка "Маркура" была меньшей, чем сейчас, но более уютной. Не было так много тротуарной плитки, просто дорожки и сплошной ухоженный зеленый газон.
Кобете, к сожалению, там не делали, но чебуреков и янтыков было съедено большое количество.
Поскольку Саша известил меня о своем приезде с Битовым за несколько дней ("я ему много рассказывал о крымских татарах, о тебе, давай вместе встретимся"), я, если честно, заранее почитал некоторые известные исследования Битова.
Когда Эрнест, мой помощник, пришел в библиотеку ВР Крыма и стал просматривать именной каталог, библиотекарь была настолько приятно удивлена, что заказанные книгу и несколько "толстых" журналов сама принесла в кабинет и спросила: "Рефат Абдурахманович, Боже мой, вы тоже интересуетесь пушкинианой?".
Я честно ответил, что у меня предстоит встреча с Ткаченко и Битовым, поэтому хочу иметь хотя бы некоторе представление о торчестве последнего.
Чтобы понять удивление библиотекаря, надо просто знать, что во времена "присутствия" в ВР Крыма Мешкова, Цекова, Шевьева-Даниляна со товарищи, в библиотеку депутаты практически не заглядывали, тем более в поисках Битова.
Однако, мои "познания" в ходе того застолья в "Маркуре", к моей радости, не пригодились. Говорили много о Крыме, крымских татарах, канувшем в лету СССР, о Украине и России.
Потом я посетил Александра в Коктебеле, в Доме отдыха писателей, где он отдыхал с семьей. Саша, чего греха таить, употреблял много вина, обычно белое сухое. Правда, сказать, что становился пьяным, нельзя. Он больше начинал вспоминать Крым своей юности, отца и его рассказы о партизанском движении в Крыму, жалел о том, что не выучил язык своей матери - "а ведь мы могли бы сейчас с тобой говорить на этом языке, вот бы был АЛЕКЕТ".
Это слово, часто слышанное от матери в детстве, Саша произносил с непередаваемым удовольствием, смешанным с грустью.
Саша терпеть не мог некоторых крымских функционеров, рассказывал об "особых" порядках, установленных компартийными функционерами, курировавшими крымский футбол. В этой связи нередко упоминал Грача.
... Он звонил мне несколько месяцев назад в Киев. Сказал, что последнюю написанную им книгу он оставил для меня в Симферополе и что для него важно, как я ее восприму...
Я так и не побывал у наших общих знакомых, где меня все еще ждет последняя книга Саши. Конечно, теперь я заберу ее и прочитаю.
Но мне уже будет невозможно позвонить ему.
Не прозвучит и его ставшее привычным приветствие-вопрос: "Слушай, а что это за АЛЕКЕТ в Крыму?"
2007.12.09 | Ночной дозор
Re: Только что зашел на форум... Не верится, что ушел Саша....
Да уж. Крымчакам не позавидуешь. Как народу, в смысле.Позволю себе наивный вопрос. Были ли идеи у крымских татар поддержать и объединить силы с караимами и крымчаками? Это только на первый взгляд покажется, что бессмысленно. Если удалось бы их "спасти", то бонусы сваливались бы на ваш народ (и их тоже) долгие годы.
2007.12.09 | E-mil
С какой целью и какие бонусы?
2007.12.09 | Ночной дозор
Сначала хотел бы получить ответ...
Потому что продолжение будет разным.2007.12.09 | E-mil
Re: Сначала хотел бы получить ответ...
Ночной дозор пише:> Потому что продолжение будет разным.
Для того, чтобы ответить да или нет, надо сначала узнать, а для каких целей надо объединять усилия? Очень сомневаюсь, что в политическом плане усилия крымских татар с одной стороны и крымчаков и караимов с другой, совпадают. Кроме того, я не могу вам ответить от имени Меджлиса, или от имени всего народа. Я могу вам ответить только лично за себя. Но опять же: надо сначала выяснить цель!
2007.12.09 | Експерт
Re: Только что зашел на форум... Не верится, что ушел Саша....
Ночной дозор пише:> Да уж. Крымчакам не позавидуешь. Как народу, в смысле.
> Позволю себе наивный вопрос. Были ли идеи у крымских татар поддержать и объединить силы с караимами и крымчаками?
Знаю точно, что в середине 90-х годов кафедра крымскотатарского языка и литературы ТНУ настойчиво приглашала соответствующие общества направлять для обучения каждый год несколько молодых крымчаков и караимов.
Идея заключалась в том, что подготовленные учителя потом согут попытаться открыть свои классы.
По-моему, один год кто-то поступил, а дальше - просто не было желающей молодежи...
Ее, молодежи, с крымчакской или караимской ментальностью , просто уже нет.
2007.12.09 | Ночной дозор
Спасибо за информацию. А теперь моя очередь
Итак, фактически идеи объединить силы не обсуждались. Эпизод с образованием - это всего лишь эпизод, не более.Теперь отвечу на вопрос Е-миля.
Скоординированные акции трех народов, пусть сколь угодно малочисленными будут два из них, имеет совершенно другой эффект, чем акции "одного вечно чем-то недовольного" народа.
Это касается и земли, и культуры, и языка. Топонимика - вообще скромно промолчу.
Еще один важный момент. Иудаизм и караимизм. Это открывает качественно новые выходы на международные рубежи. В том числе и лоббистские структуры. И на мнение международного сообщества.
Достаточно рассмотреть существующее ныне, обратное положение дел. Караимскую и крымчацкую ощины вытаскивают из небытия раз в году, или по авралу. Когда нужно решительно осудить что-то вроде УПА, похорон Кырымала или заявлений "вся земля тут - наша".
Тем более, что многие здесь писали, караимы и крымчаки - это, мол, братья крымских татар, только другой религии.
Подумайте, в этом (координации действий) что-то есть. У вас есть численность и пассионарность. У них - выход на круги мнений, которых вам самим никогда не видать.
Есть такая сказка. Одному богатырю отрубили ноги. Второго богатыря ослепили. Слепой взял себе на шею безногого, и они стали непобидимым богатырем.
2007.12.09 | E-mil
Re: Спасибо за информацию. А теперь моя очередь
Я думаю в таком контексте крымские татары не были бы против совместных действий: по возрождению культуры, языка, топонимики, земельных вопросов и многих др. Вопрос только в том, насколько сами караимы и крымчаки готовы навлекать на себя "гнев" властей и сотрудничать с "вечно недовольным народом".2007.12.09 | NN
Re: Спасибо за информацию. А теперь моя очередь
Насколько я знаю, их активно пытаются использовать против крымских татар.2007.12.11 | Chief
Re: Только что зашел на форум... Не верится, что ушел Саша....
Ночной дозор пише:> Да уж. Крымчакам не позавидуешь. Как народу, в смысле.
> Позволю себе наивный вопрос. Были ли идеи у крымских татар поддержать и объединить силы с караимами и крымчаками? Это только на первый взгляд покажется, что бессмысленно. Если удалось бы их "спасти", то бонусы сваливались бы на ваш народ (и их тоже) долгие годы.
Крымские татары постоянно морально поддерживали и тех и других, считая их (как и себя) коренными народами Крыма... Но что-то с ответной солидарностью туговато.
2007.12.11 | Chief
Re: Умер известный писатель Ткаченко, крымчак
Лозина-Лозинский пише:> НОВОСТЬ: На 63-м году жизни скончался генеральный директор Русского ПЕН-центра Александр Ткаченко, поэт, прозаик и правозащитник, передала в четверг радиостанция «Эхо Москвы». Он ушел на подъеме своей творческой и общественной деятельности, полон замыслов и энергии.
Н-да, жалко - совсем молодой человек и отличный писатель.
В последние годы у него была большая нервотрепка в связи с нападками на его организацию (помнится, я с ним как раз и познакомилась во время одной из пресс-конференций, которую он давал по этому поводу) -все время отбивался от бесконечных проверок... Достали таки...