Статьи историка Олега Романько (выкладываю здесь, свежие)
02/13/2008 | Брат-1
ОУН в Крыму
Украинские националистические организации на территории Крыма (1941 — 1944): политический и военный аспекты вопроса
(Крымская газета, №26 (18111), 12 февраля 2008)
Деятельносги украинских националистов в период Второй мировой войны посвяшено множество работ, В отношении интереса к их организациям как со стороны историков, так и пропагандистов им «повезло» гораздо больше чем каким-либо другим националистическим движениям. В советское время это происхолило по одним причинам. Нет нужлы объяснять, что в наше время этот интерес возникает совершенно с противоположной стороны.
Начиная с 1945 г., изучены почти все аспекты истории украинских националистических организаций. Однако все они касаются, в основном, их деятельности на территории собственно Украины. Ряд же фактов свидетельствует о том, что на протяжении всего периода немецкой оккупации они пытались распространить свое влияние и на Крым, уже тогда считая его сферой украинских интересов. Рассмотреть эти факты в политической и военной плоскостях, а также в связи с использованием германским военно-политическим руководством «украинского фактора» в оккупационной политике на территории Крыма и входит в задачи данного исследования.
Первые попытки украинских националистических организаций проникнуть в Крым относятся к лету 1941 г. Все они связаны с деятельностью Организации украинских националистов (ОУН), которая в данный период была наиболее активной.
Так, в это время в рядах наступавшей на Крым 11-й немецкой армии действовало несколько так называемых походных групп ОУН. Несмотря на то, что эти группы номинально входили в состав более крупной «Южной походной группы ОУН», в своих действиях они были вполне самостоятельны. В их задачи, пишут современные украинские историки А. Дуда и В. Старик, «входило продвижение вдоль побережья Черного моря вплоть до Кубани». На всем протяжении пути своего следования члены этих групп должны были вести пропаганду украинской национальной идеи, а также пытаться проникать в создаваемые немецкими оккупационными властями органы «местного самоуправления и вспомогательную полицию с целью их последующей украинизации».
Следует сказать, что вся «Южная походная группа ОУН» принадлежала к мельниковской ветви этой организации, а ее отдельные подразделения возглавляли выходцы из Буковины: Б. Сирецкий, И. Полюй, О. Масикевич и С. Никорович — все видные общественные деятели, большинство из которых только что были выпущены немцами из советских тюрем. Возглавляемые ими группы действовали очень скрытно, часто под видом переводчиков при немецких воинских частях, членов рабочих команд и сотрудников «экономических штабов».
ИССЛЕДУЯ деятельность этих походных групп, нельзя не отметить, что до сентября-октября 1941 г. немецкие военные и гражданские власти очень лояльно относились к проявляемой ими активности. Однако вскоре ситуация изменилась. Главным образом это было связано с попыткой бандеровской ОУН провозгласить 30 июня 1941 г. во Львове независимую Украину. Это событие, в целом, заставило немцев очень настроженно относиться ко всем проявлениям украинской национальной идеи. Что же касается крымской ситуации, то здесь наряду с общим резонансом от львовских событий существенную роль сыграло включение полуострова в систему «нового немецкого порядка». Создание 1 сентября 1941 г. рейхскомиссариата «Украина» (Reichskomissariat «Ukraine»), в котором Крым фигурировал как часть организационно входившего в него генерального округа «Таврия» (Generalbezirk «Taurien»), недвусмысленно показало, что немцы не допустят на полуострове постороннего влияния. В январе 1942 г. в Крыму появились 6 новых походных групп ОУН. Однако на этот раз все их члены принадлежали к бандеровской ветви этой организации и являлись выходцами либо из Галиции, либо с Правобережной Украины. Каждая из групп насчитывала в среднем по 6 человек. Они пытались создать в Крыму подпольное движение, однако, по словам украинского эмигрантского историка В. Косыка, их действия со стороны крымчан были поддержаны лишь единицами.
ПРИ этом будет небезынтересным отметить, что некоторые представители крымскотатарских националистов выступили за тесное сотрудничество с членами ОУН. Тем не менее, эта позиция не нашла отклика У влиятельных политических лидеров крымских татар, которые делали ставку на поддержку со стороны Германии. Отношения с ОУН на этом этапе войны могли только скомпрометировать татарское национальное движение в глазах немецкого военно-политического руководства.
В ответ на подпольную деятельность ОУН со стороны немецких оккупационных властей незамедлительно последовали репрессии. Так, член одной из походных групп, проникших в Крым, был арестован еще по дороге в Симферополь. Другая походная группа численностью в 14 человек (руководители Р. Бордаховский и Наконечный) была в полном составе арестована и расстреляна гестапо в Джан-кое в начале декабря 1941 г. В начале следующего года в Симферополе по приказу Службы безопасности (СД) был закрыт местный украинский театр, а ряд его актеров был арестован за связи с ОУН. Одним из немногих уцелевших был член «Южной походной группы» Б. Суховерский, который еще в течение 1942 г. продолжал организационную работу в Крыму.
Таким образом, ни одной из проникших в Крым походных групп ОУН не удалось создать здесь действенное и влиятельное националистическое подполье. Все попытки, направленные на это, беспощадно пресекались оккупационными властями. Единственным же достижением украинских националистов в Крыму, с политической точки зрения, стало создание местного Украинского комитета, в который вошли люди, не связанные с ОУН и находившиеся под полным контролем немцев. В данном случае события развивались следующим образом.
1 июля 1942 г. городской комендант Симферополя издал распоряжение, согласно которому «все украинцы... которые живут в городе... но которые почему-то зарегистрированы как русские... могут обратиться с прошением в комиссию при Главном управлении полиции Симферополя... Личности, украинская национальность которых будет доказана, получат новые паспорта с верно указанной национальностью».
НА ТОМ основании, что они «нерусские», местные украинские общественные деятели 27 сентября 1942 г. образовали свой национальный комитет, в ведение которого перешли все торгово-промышленные предприятия и ранее открытое Бюро помощи украинскому населению города. А чтобы дело украинизации шло успешнее, лидеры комитета открыли специальный «украинский магазин» и объявили, что «только украинцам будут выдавать муку и другие продукты». Как писал очевидец этих событий, «из-за этого в украинцы записывались люди, которые сами и отцы которых никогда не видели земель Украины и которым при других обстоятельствах и в голову бы не пришло обратиться в украинцев». Следует сказать, что столь позднее, по сравнению с другими национальными организациями, создание Украинского комитета в Симферополе объясняется прежде всего тем недоверием, с которым немцы относились к украинским националистам после активизации ОУН ■ как в Украине, так и в Крыму.
Деятельность комитета носила исключительно культурный и экономический характер. Что же касается политических вопросов, то об участии в их решении не могло быть и речи. Поэтому к концу 1943 г. комитет влачил жалкое существование, а его члены никого, кроме себя самих, не представляли.
Из сказанного видно, что создание Украинского комитета не являлось заслугой националистов, а было составной частью немецкой политики, направленной на использование «украинского фактора» на территории Крыма. Другим аспектом этой политики, ее продолжением в военной плоскости стало создание и использование украинских добровольческих формирований в вермахте и немецкой полиции.
Так, еще в составе воевавшей в Крыму в 1941 — 1942 гг. 11 -й немецкой армии действовало несколько небольших частей украинских добровольцев. Самым известным из них являлся «Украинский добровольческих корпус» сотника Тименко, численность которого не превышала пехотного батальона. В январе 1942 г. это подразделение участвовало в боях против советского десанта под Феодосией, где, как писала газета «Винницкие вести*, «наголову разбило батальон Красной армии».
17 ноября 1941 г. Главное командование 11-й армии издало «Указание по созданию вспомогательных команд». Эти команды организовывались для усиления немецких сил по охране тыла, «а также для поддержания спокойствия и порядка в занятых областях». Численность команд должна была быть небольшой, а их членам только за редким исключением выдавали стрелковое оружие. Вместо этого основным вооружением для них должны были служить резиновые и деревянные дубинки. Из «Указаний», а
также многих других подобных документов германского командования явствует, что персонал в эти команды набирался без учета национальной принадлежности. Однако главным требованием для всех вступавших в них было то, чтобы они не были членами коммунистической партии, уголовными преступниками и приверженцами так называемого движения «Бандеры».
К лету 1942 г. была окончательно организована система охраны общественного порядка на территории Крыма. Функции по его «полицейскому обеспечению» были возложены на фюрера СС и полиции «Таврия» (SS und Polizeifuhrer Taurien), который находился в подчинении главного фюрера СС и полиции «Россия-Юг» (Hohere SS und Polizeifuhrer «Rubland-Sud»).
Помимо немецкого персонала, в разных ветвях немецкой полиции (охранная полиция, жандармерия, железнодорожная охрана и т. п.) служили и местные добровольцы. При этом следует сказать, что, в отличие от армейского командования, эти добровольцы были организованы по национальному признаку. Так, по подсчетам американского историка А. Муньоса, в ноябре 1942 г. в подчинении фюрера СС и полиции Симферополя находились в охранной полиции 348 немцев и 676 украинцев, в жандармерии — 421 немец и 6468 украинцев.
Однако все эти лица при их приеме в полицию, опять-таки, проходили строгую проверку на принадлежность не только к органам советской власти, но и к ОУН. Поэтому в своей основной массе они вряд ли были национально сознательными украинцами. Следует подчеркнуть, что термин «украинская полиция» для крымской ситуации является больше условным, чем официальным. Дело в том, что немцы, за исключением специально оговоренных случаев, называли «украинскими» все полицейские формирования, созданные на территории рейхскомиссариата «Украина». Обычно в этих частях служили представители и других национальностей.
ЕЩЕ одной категорией украинских добровольческих формирований на территории полуострова являлись части, находившиеся в подчинении Командующего войсками вермахта в Крыму. Однако в данном случае это были пришлые формирования, которые, в отличие от полиции, были укомплектованы не местными добровольцами, а эвакуированы в Крым с Таманского полуострова вместе с 17-й немецкой армией в октябре-декабре 1943 г. Следует сказать, что это было своего рода уникальное объединение вермахта, так как 16% (28436 человек) от общей численности составляли «восточные» добровольцы. В том числе 2200 — 2800 человек украинского персонала.
Поскольку украинские роты и батальоны являлись частью германских вооруженных сил, пропаганда идей украинского национализма была в них строго запрещена и пресекалась самым решительным образом. В апреле-мае 1944 г. все эти подразделения были уничтожены в ходе советского наступления.
ПРОАНАЛИЗИРОВАВ вышеприведенные факты, следует признать, что из попыток украинских националистических организаций проникнуть в Крым и распространить здесь свое политическое влияние ничего не получилось. Это произошло по целому ряду причин. Главными из них, на наш взгляд, являются следующие. Во-первых, как уже было сказано выше, мало кто из крымчан поддержал оуновцев, идеи радикального национализма которых не нашли сколько-нибудь значительного отклика в основной массе населения. Во-вторых, как известно, обе ветви ОУН ненавидели друг друга. Эта их ненависть подчас доходила до прямого физического устранения членов конкурирующей ветви или их выдачи немецким касательным ооганам.
Все это, естественно, не способствовало плодотворной совместной работе мельниковских и бандеровских походных групп на территории Крыма. И, наконец в-третьих, следует также учесть, что именно в этот период германские оккупационные власти всеми силами начали борьбу с деятельностью ОУН, поставив ее, фактически, вне закона. Причину этого следует искать в тех претензиях на самостоятельность, которые начала высказывать эта организация после всей той помощи, которую оказали ей немцы. Что же касается разрешения на создание Украинского комитета, то его следует признать чисто немецкой инициативой, к тому же носящей не политический, а пропагандистский характер.
Еще меньших результатов, чем в случае с гражданским населением, националисты добились в деле подчинения своему влиянию украинских добровольческих формирований, входивших в состав немецкой полиции или вооруженных сил. Все факты свидетельствуют о том, что эти формирования находились под полным контролем соответствующих немецких органов, и ни одна из политических групп украинских националистов не имела на них влияния даже в сфере культуры.
В целом же, ни одна из форм украинского национализма не получила на территории Крыма сколько-нибудь серьезного развития, даже в сравнении с организациями других национальных групп.
Украинские националистические организации на территории Крыма (1941 — 1944): политический и военный аспекты вопроса
(Крымская газета, №26 (18111), 12 февраля 2008)
Деятельносги украинских националистов в период Второй мировой войны посвяшено множество работ, В отношении интереса к их организациям как со стороны историков, так и пропагандистов им «повезло» гораздо больше чем каким-либо другим националистическим движениям. В советское время это происхолило по одним причинам. Нет нужлы объяснять, что в наше время этот интерес возникает совершенно с противоположной стороны.
Начиная с 1945 г., изучены почти все аспекты истории украинских националистических организаций. Однако все они касаются, в основном, их деятельности на территории собственно Украины. Ряд же фактов свидетельствует о том, что на протяжении всего периода немецкой оккупации они пытались распространить свое влияние и на Крым, уже тогда считая его сферой украинских интересов. Рассмотреть эти факты в политической и военной плоскостях, а также в связи с использованием германским военно-политическим руководством «украинского фактора» в оккупационной политике на территории Крыма и входит в задачи данного исследования.
Первые попытки украинских националистических организаций проникнуть в Крым относятся к лету 1941 г. Все они связаны с деятельностью Организации украинских националистов (ОУН), которая в данный период была наиболее активной.
Так, в это время в рядах наступавшей на Крым 11-й немецкой армии действовало несколько так называемых походных групп ОУН. Несмотря на то, что эти группы номинально входили в состав более крупной «Южной походной группы ОУН», в своих действиях они были вполне самостоятельны. В их задачи, пишут современные украинские историки А. Дуда и В. Старик, «входило продвижение вдоль побережья Черного моря вплоть до Кубани». На всем протяжении пути своего следования члены этих групп должны были вести пропаганду украинской национальной идеи, а также пытаться проникать в создаваемые немецкими оккупационными властями органы «местного самоуправления и вспомогательную полицию с целью их последующей украинизации».
Следует сказать, что вся «Южная походная группа ОУН» принадлежала к мельниковской ветви этой организации, а ее отдельные подразделения возглавляли выходцы из Буковины: Б. Сирецкий, И. Полюй, О. Масикевич и С. Никорович — все видные общественные деятели, большинство из которых только что были выпущены немцами из советских тюрем. Возглавляемые ими группы действовали очень скрытно, часто под видом переводчиков при немецких воинских частях, членов рабочих команд и сотрудников «экономических штабов».
ИССЛЕДУЯ деятельность этих походных групп, нельзя не отметить, что до сентября-октября 1941 г. немецкие военные и гражданские власти очень лояльно относились к проявляемой ими активности. Однако вскоре ситуация изменилась. Главным образом это было связано с попыткой бандеровской ОУН провозгласить 30 июня 1941 г. во Львове независимую Украину. Это событие, в целом, заставило немцев очень настроженно относиться ко всем проявлениям украинской национальной идеи. Что же касается крымской ситуации, то здесь наряду с общим резонансом от львовских событий существенную роль сыграло включение полуострова в систему «нового немецкого порядка». Создание 1 сентября 1941 г. рейхскомиссариата «Украина» (Reichskomissariat «Ukraine»), в котором Крым фигурировал как часть организационно входившего в него генерального округа «Таврия» (Generalbezirk «Taurien»), недвусмысленно показало, что немцы не допустят на полуострове постороннего влияния. В январе 1942 г. в Крыму появились 6 новых походных групп ОУН. Однако на этот раз все их члены принадлежали к бандеровской ветви этой организации и являлись выходцами либо из Галиции, либо с Правобережной Украины. Каждая из групп насчитывала в среднем по 6 человек. Они пытались создать в Крыму подпольное движение, однако, по словам украинского эмигрантского историка В. Косыка, их действия со стороны крымчан были поддержаны лишь единицами.
ПРИ этом будет небезынтересным отметить, что некоторые представители крымскотатарских националистов выступили за тесное сотрудничество с членами ОУН. Тем не менее, эта позиция не нашла отклика У влиятельных политических лидеров крымских татар, которые делали ставку на поддержку со стороны Германии. Отношения с ОУН на этом этапе войны могли только скомпрометировать татарское национальное движение в глазах немецкого военно-политического руководства.
В ответ на подпольную деятельность ОУН со стороны немецких оккупационных властей незамедлительно последовали репрессии. Так, член одной из походных групп, проникших в Крым, был арестован еще по дороге в Симферополь. Другая походная группа численностью в 14 человек (руководители Р. Бордаховский и Наконечный) была в полном составе арестована и расстреляна гестапо в Джан-кое в начале декабря 1941 г. В начале следующего года в Симферополе по приказу Службы безопасности (СД) был закрыт местный украинский театр, а ряд его актеров был арестован за связи с ОУН. Одним из немногих уцелевших был член «Южной походной группы» Б. Суховерский, который еще в течение 1942 г. продолжал организационную работу в Крыму.
Таким образом, ни одной из проникших в Крым походных групп ОУН не удалось создать здесь действенное и влиятельное националистическое подполье. Все попытки, направленные на это, беспощадно пресекались оккупационными властями. Единственным же достижением украинских националистов в Крыму, с политической точки зрения, стало создание местного Украинского комитета, в который вошли люди, не связанные с ОУН и находившиеся под полным контролем немцев. В данном случае события развивались следующим образом.
1 июля 1942 г. городской комендант Симферополя издал распоряжение, согласно которому «все украинцы... которые живут в городе... но которые почему-то зарегистрированы как русские... могут обратиться с прошением в комиссию при Главном управлении полиции Симферополя... Личности, украинская национальность которых будет доказана, получат новые паспорта с верно указанной национальностью».
НА ТОМ основании, что они «нерусские», местные украинские общественные деятели 27 сентября 1942 г. образовали свой национальный комитет, в ведение которого перешли все торгово-промышленные предприятия и ранее открытое Бюро помощи украинскому населению города. А чтобы дело украинизации шло успешнее, лидеры комитета открыли специальный «украинский магазин» и объявили, что «только украинцам будут выдавать муку и другие продукты». Как писал очевидец этих событий, «из-за этого в украинцы записывались люди, которые сами и отцы которых никогда не видели земель Украины и которым при других обстоятельствах и в голову бы не пришло обратиться в украинцев». Следует сказать, что столь позднее, по сравнению с другими национальными организациями, создание Украинского комитета в Симферополе объясняется прежде всего тем недоверием, с которым немцы относились к украинским националистам после активизации ОУН ■ как в Украине, так и в Крыму.
Деятельность комитета носила исключительно культурный и экономический характер. Что же касается политических вопросов, то об участии в их решении не могло быть и речи. Поэтому к концу 1943 г. комитет влачил жалкое существование, а его члены никого, кроме себя самих, не представляли.
Из сказанного видно, что создание Украинского комитета не являлось заслугой националистов, а было составной частью немецкой политики, направленной на использование «украинского фактора» на территории Крыма. Другим аспектом этой политики, ее продолжением в военной плоскости стало создание и использование украинских добровольческих формирований в вермахте и немецкой полиции.
Так, еще в составе воевавшей в Крыму в 1941 — 1942 гг. 11 -й немецкой армии действовало несколько небольших частей украинских добровольцев. Самым известным из них являлся «Украинский добровольческих корпус» сотника Тименко, численность которого не превышала пехотного батальона. В январе 1942 г. это подразделение участвовало в боях против советского десанта под Феодосией, где, как писала газета «Винницкие вести*, «наголову разбило батальон Красной армии».
17 ноября 1941 г. Главное командование 11-й армии издало «Указание по созданию вспомогательных команд». Эти команды организовывались для усиления немецких сил по охране тыла, «а также для поддержания спокойствия и порядка в занятых областях». Численность команд должна была быть небольшой, а их членам только за редким исключением выдавали стрелковое оружие. Вместо этого основным вооружением для них должны были служить резиновые и деревянные дубинки. Из «Указаний», а
также многих других подобных документов германского командования явствует, что персонал в эти команды набирался без учета национальной принадлежности. Однако главным требованием для всех вступавших в них было то, чтобы они не были членами коммунистической партии, уголовными преступниками и приверженцами так называемого движения «Бандеры».
К лету 1942 г. была окончательно организована система охраны общественного порядка на территории Крыма. Функции по его «полицейскому обеспечению» были возложены на фюрера СС и полиции «Таврия» (SS und Polizeifuhrer Taurien), который находился в подчинении главного фюрера СС и полиции «Россия-Юг» (Hohere SS und Polizeifuhrer «Rubland-Sud»).
Помимо немецкого персонала, в разных ветвях немецкой полиции (охранная полиция, жандармерия, железнодорожная охрана и т. п.) служили и местные добровольцы. При этом следует сказать, что, в отличие от армейского командования, эти добровольцы были организованы по национальному признаку. Так, по подсчетам американского историка А. Муньоса, в ноябре 1942 г. в подчинении фюрера СС и полиции Симферополя находились в охранной полиции 348 немцев и 676 украинцев, в жандармерии — 421 немец и 6468 украинцев.
Однако все эти лица при их приеме в полицию, опять-таки, проходили строгую проверку на принадлежность не только к органам советской власти, но и к ОУН. Поэтому в своей основной массе они вряд ли были национально сознательными украинцами. Следует подчеркнуть, что термин «украинская полиция» для крымской ситуации является больше условным, чем официальным. Дело в том, что немцы, за исключением специально оговоренных случаев, называли «украинскими» все полицейские формирования, созданные на территории рейхскомиссариата «Украина». Обычно в этих частях служили представители и других национальностей.
ЕЩЕ одной категорией украинских добровольческих формирований на территории полуострова являлись части, находившиеся в подчинении Командующего войсками вермахта в Крыму. Однако в данном случае это были пришлые формирования, которые, в отличие от полиции, были укомплектованы не местными добровольцами, а эвакуированы в Крым с Таманского полуострова вместе с 17-й немецкой армией в октябре-декабре 1943 г. Следует сказать, что это было своего рода уникальное объединение вермахта, так как 16% (28436 человек) от общей численности составляли «восточные» добровольцы. В том числе 2200 — 2800 человек украинского персонала.
Поскольку украинские роты и батальоны являлись частью германских вооруженных сил, пропаганда идей украинского национализма была в них строго запрещена и пресекалась самым решительным образом. В апреле-мае 1944 г. все эти подразделения были уничтожены в ходе советского наступления.
ПРОАНАЛИЗИРОВАВ вышеприведенные факты, следует признать, что из попыток украинских националистических организаций проникнуть в Крым и распространить здесь свое политическое влияние ничего не получилось. Это произошло по целому ряду причин. Главными из них, на наш взгляд, являются следующие. Во-первых, как уже было сказано выше, мало кто из крымчан поддержал оуновцев, идеи радикального национализма которых не нашли сколько-нибудь значительного отклика в основной массе населения. Во-вторых, как известно, обе ветви ОУН ненавидели друг друга. Эта их ненависть подчас доходила до прямого физического устранения членов конкурирующей ветви или их выдачи немецким касательным ооганам.
Все это, естественно, не способствовало плодотворной совместной работе мельниковских и бандеровских походных групп на территории Крыма. И, наконец в-третьих, следует также учесть, что именно в этот период германские оккупационные власти всеми силами начали борьбу с деятельностью ОУН, поставив ее, фактически, вне закона. Причину этого следует искать в тех претензиях на самостоятельность, которые начала высказывать эта организация после всей той помощи, которую оказали ей немцы. Что же касается разрешения на создание Украинского комитета, то его следует признать чисто немецкой инициативой, к тому же носящей не политический, а пропагандистский характер.
Еще меньших результатов, чем в случае с гражданским населением, националисты добились в деле подчинения своему влиянию украинских добровольческих формирований, входивших в состав немецкой полиции или вооруженных сил. Все факты свидетельствуют о том, что эти формирования находились под полным контролем соответствующих немецких органов, и ни одна из политических групп украинских националистов не имела на них влияния даже в сфере культуры.
В целом же, ни одна из форм украинского национализма не получила на территории Крыма сколько-нибудь серьезного развития, даже в сравнении с организациями других национальных групп.
Відповіді
2008.02.13 | Брат-1
Крымские татары в период оккупации
"Утверждения о враждебном отношении большинства татар Крыма к партизанам являются неправильными"Крымские татары в период оккупации
(Крыская газета, № 27 (11812), 13 февраля 2008)
Советская пропаганла в период войны и советские историки в послевоенное время внушали наролу, что подавляюшее большинство населения на оккупированных территориях полностью поддерживало партизан.
Однако, как это не покажется многим крамольным, при рассмотрении истории партизанского движения позиция населения представляется наиболее неоднозначным фактором.
ТЕПЕРЬ не секрет, что не везде население относилось к советским партизанам лояльно или даже нейтрально. Были и случаи откровенной вражды. Например, такая ситуация сложилась на вновь присоединенных территориях (Прибалтика, Западная Украина или Западная Белоруссия) или на территориях, где нерусское население было либо преобладающим, либо равным по численности русскому (Кавказ). Именно здесь коллаборационизм принял свои наиболее крайние формы, а советское партизанское движение насчитывало несколько тысяч человек (и местных среди них было ничтожно мало). Хотя нельзя сбрасывать со счетов и такого факта, что в ряде случаев советские партизаны вели себя не лучше немцев, если полагали, что население поддерживает оккупантов. Естественно, что население отвечало им тем же.
Немецкий историк Бернд Бонвеч утверждал, что «вопрос о поддержке партизан населением по сути дела является оборотной стороной вопроса о готовности к коллаборационизму». С ним трудно не согласиться. В случае же с взаимоотношениями партизан и татарского населения на территории Крыма этот тезис как нельзя лучше иллюстрирует сложившуюся ситуацию. Но почему?
Крымские татары не были преобладающими в регионе. Более того, они даже не было равным по численности славянскому населению полуострова. Тем не менее крымскотатарский фактор явился причиной того, что до середины 1943 года партизанское движение на территории Крыма было фактически парализовано. Разумеется, это был не единственный фактор, но не брать его в расчет также не стоит.
В целом, проблему взаимоотношений советских партизан и крымскотатарского населения следует рассматривать с трех взаимосвязанных сторон:
1. Отношение татарского населения к советским партизанам в условиях немецкого оккупационного режима и эволюция этого отношения;
2. Отношение партизан к татарскому населению в условиях кризиса лояльности последнего по отношению к советской власти и эволюция этого отношения;
3. И, наконец, роль крымских татар в партизанском движении на территории полуострова
Что же представляли собой татарско-партизанские взаимоотношения в начальный период оккупации Крыма и как они складывались в дальнейшем?
23 октября 1941 года Бюро областного комитета ВКП(б) утвердило высший руководящий состав партизанского движения на территории Крымского полуострова. Его командиром назначался Алексей Васильевич Мокроусов*, партизанивший здесь еще в Гражданскую войну, а комиссаром — Серафим Владимирович Мартынов — первый секретарь Симферопольского городского комитета партии. А уже 31 октября руководство партизанским движением издало свой первый приказ, согласно которому Крым разбивался на пять партизанских районов, в подчинении каждого из которых находилось от 2 до 11 отрядов общей численностью около 5 тыс. человек.
КРЫМСКОЕ партийное руководство очень рассчитывало на крымских «татар. Как известно, значительное количество из них были включены в партизанские отряды — около 1000 человек, что составило более 20% от общей численности партизан на тот период.
Так, исключительно из них были организованы Куйбышевский и Албатский партизанские отряды. В Балаклавском, Ленинском и Алуштинском партизанских отрядах их было подавляющее большинство (например, в последнем, до 100 человек). В других отрядах процент крымских татар также был весьма значительным. Естественно, что командирами и комиссарами в этих партизанских частях были также татары. Имелись они и в высшем руководстве движения. Например, комиссарами 1-го и 4-го районов были назначены Аблязиз Османов и Мустафа Селимов, занимавшие до войны высокие посты в партийной номенклатуре Крыма. Кроме того, татарское население горных и предгорных районов привлекалось для закладки партизанских баз и обустройства будущих мест дислокации отрядов.
Не секрет, что с приходом немцев значительная часть крымскотатарского населения испытала «кризис лояльности» по отношению к советской власти. На партизанском же движении это сказалось следующим образом: татары начали покидать его и отдельно, и целыми отрядами. Более того, эти бывшие партизаны часто возвращались, иногда с немцами, иногда со своими односельчанами, и грабили партизанские продовольственные базы. Все это привело к тому, что зимой 1941 — 1942 годов подавляющее большинство «народных мстителей» оказались попросту без средств существования и были вынуждены добывать их в близлежащих селах.
Как правило, такие походы заканчивались реквизициями продовольствия или живности, а в ряде случаев и неоправданными бессудными расправами над действительными или мнимыми коллаборационистами. Подобные события, например, имели место в деревне Маркур. Ее жители всячески помогали Севастопольскому партизанскому отряду, однако зимой 1942 года по приказу одного из руководителей партизанского движения этот отряд совершил налет на, в общем-то, «свою» деревню. Неизвестно, чем там занимались партизаны. Тем не менее, уже на следующий день немцы смогли сформировать в деревне отряд самообороны и направить его против Севастопольского отряда. Необходимо отметить, что вскоре отряд был полностью разгромлен и роль «самооборонцев» из деревни Маркур в этих событиях далеко не последняя.
Один из немецких офицеров полиции, отвечавший за вербовку добровольцев, отмечал, что татары были намного сдержаннее в отношении сотрудничества с оккупантами в тех районах, где поблизости находились партизанские отряды. Хотя одновременно, если возникала какая-нибудь опасность (например, нападение партизан), они немедленно были готовы браться за оружие. Да и немецкая пропаганда очень умело использовала такие факты, представляя крымских партизан в невыгодном свете и сравнивая их действия с обыкновенным бандитизмом. Эта политика в совокупности с так называемыми «хитрыми приемами» оккупационных властей действительно способствовала и в немалой степени, росту коллаборационистских настроений среди крымских татар. В свою очередь командование партизанским движением и большинство рядовых партизан начинали верить в то, что крымскотатарское население целиком враждебно советской власти. Более того, вскоре они начали информировать об этом и «большую землю». Так, уже в марте 1942 года Мокроусов и Мартынов докладывали следующее: «В подавляющей своей массе татарское население в предгорных и горных селениях настроено профашистски, из числа жителей которых гестапо создало отряды добровольцев, используемые в настоящее время для борьбы с партизанами... Деятельность партизанских отрядов осложняется необходимостью вооруженной борьбы на два фронта: против фашистских оккупантов, с одной стороны, и против вооруженных банд горно-лесных татарских селений».
НАДО сказать, что находившееся в Краснодаре руководство Крымской АССР сначала отказывалось верить в поголовный коллаборационизм крымских татар. Особенно в этом сомневался народный комиссар внутренних дел республики Григорий Теофилович Кара-надзе, который даже направил специальную докладную записку на имя Лаврентия Берии. Записка была датирована мартом 1942 года и являлась, фактически ответом на предыдущий документ.
«По данным, которыми мы владеем, — писал Каранадзе в этой записке, -можно судить что хоть и небольшая, но все-таки определенная часть татарского населения Крыма остается на стороне советской власти... с чем нельзя не считаться, проводя те или иные мероприятия в Крыму. По данным агентуры установлено, что большинство татарского населения степной части Крыма не проявляют враждебности к советской власти, наоборот, есть обратные факты, когда они с сочувствием относятся к ней. Известно, что значительная часть населенных пунктов степных татар отказалась брать оружие «для самообороны и охраны от партизан», как это предлагали немцы. В результате в этих селах «охрану населения от партизан» осуществляют вооруженные горные татары.
Более того, и среди населенных пунктов Южного берега есть такие села, которые оказывали партизанским отрядам большую помощь, вследствие чего с их населением расправлялись как немцы, так и вооруженные татары. Например, татары сел Айлянма, Чермалык и др. оказывали большую помощь партизанам продовольствием в тяжелые дни, когда партизаны испытывали затруднения со снабжением. Вышеуказанные (татары) организованно пригону ли партизанам отары овец по 50 - 100 голов. Кроме того, всегда гостеприимно принимали партизан, оказывая им посильную помощь.
ЗА ВСЮ эту помощь, которая оказывалась партизанам, немцами и добровольческими отрядами были разгромлены и сожжены такие села как Айлянма, Чермалык, Бешуй (в Карасубазарском районе), Чаир и Тарнаир. Население этих сел в большинстве своем было расстреляно, а те, кто остался, — выселены с Южного берега. Кроме того, из этих сел... немало семей, которые не пожелали вооружаться и служить немцам, были выселены. Необходимо отметить, что отношение немецких захватчиков к татарам, которые отказываются брать оружие, такое же, как к русским, украинцам и грекам... Этих татар также, как и другое население, вывозят в Германию. В результате сказанного указанная часть (татар) враждебно настроена как против вооруженных татар, так и против немцев».
Каранадзе был за дифференцированный подход к татарскому населению, так как считал, что своей огульной политикой Мокроусов и Мартынов могут только оттолкнуть последних сторонников советской власти на полуострове или, что даже хуже, заставят нейтральных до этого крымских татар встать на сторону немцев. Его докладная записка не осталась незамеченной в высшем военно-политическом руководстве страны. Сначала, в июне 1942 года, были сняты со своих постов Мокроусов и Мартынов. А уже через пять месяцев — 18 ноября — было принято ставшее теперь таким известным Постановление Крымского областного комитета ВКП(б), озаглавленное «Об ошибках, допущенных в оценке отношения крымских татар к партизанам, про меры для ликвидации этих ошибок и усиления работы среди татарского населения ».
В ЭТОМ, весьма примечательном документе были впервые проанализированы причины коллаборационизма среди крымских татар. И, надо сказать, что, к чести партийных работников, причины эти не объяснялись «проявлениями буржуазного национализма» или «кознями немецких оккупантов». Так, командованию партизанского движения указывалось на то, что не все отряды вели себя достойным образом. Были и нападения на татарские селения, и бессудные расправы и «пьяные погромы», которые «крайне обострили взаимоотношения партизан с населением».
Кроме того признавалось, что партийное руководство допустило серьезные ошибки при комплектовании партизанских отрядов, так как ни один крымский татарин — член областного комитета, не был оставлен «в лесу». Не был «обойден вниманием» и местный НКВД. Его руководство, например, обвинялось в том, что «своевременно не очистило от татарской буржуазии села, особенно в южной части Крыма от остатков националистических, кулацких и других контрреволюционных элементов, которые притаились там».
В целом, признавая все ошибки, партийное руководство Крыма делало оледующ-вывод: «Анализ фактов, доклады командиров и комиссаров партизанских отрядов, проверка, проведенная на месте, свидетельствуют о том, что утверждения о враждебном отношении большинства татар Крыма к партизанам, а также то, что большинство татар перешло на службу к врагу, являются неправильными, необоснованными и политически вредными утверждениями».
А чтобы ошибки эти были исправлены как можно скорее, необходимо было провести следующие мероприятия:
1. Осудить как неправильное и политически вредное утверждение руководства партизан о враждебном отношении крымских татар и разъяснить всем партизанам, что крымские татары в основной своей массе также враждебно настроены к немец-ко-румынским оккупантам, как и все трудящиеся Крыма;
2. Просить Военный Совет Закавказского фронта и Черноморского флота отобрать и передать в распоряжение Крымского обкома Коммунистической партии группу коммунистов из крымских татар, проверенных в боях за Родину, для направления их в партизанские отряды и на работу в тылу;
3. Обязать редакторов газет «Красный Крым» и «Кызыл Кырым» (приложение к первой газете на татарском языке) основное содержание печатной пропаганды направлять на разоблачение фашистской демагогии относительно татарского населения, их заигрывания на национально-религиозных чувствах, показать, что гитлеризм несет татарскому народу тяжелые несчастья;
4. Сделать обязанностью командования партизанским движением в Крыму систематическое уничтожение фашистских наемников, предателей татарского народа, мобилизовать для этого само население. Установить регулярную связь с татарскими селами, разъяснять населению смысл происходящих событий, привлекать его к активной борьбе против гитлеровских оккупантов.
В заключение постановления говорилось: «Бюро областного комитета ВКП(б) считает, что если наши командиры и политработники партизанских отрядов, а также все бойцы-партизаны сделают правильные выводы из настоящего решения, есть все основания полагать, что мы не только исправим допущенные ошибки, но и поможем большинству наших товарищей из татарской части населения стать в ряды борцов за общее дело против фашистских гадов».
(Окончание следует).
* Мокроусов, Алексей Васильевич (1887 — 1959), руководитель партизанского движения на территории Крыма в годы Гражданской и Великой Отечественной войн. Родился в с. Поныри (Курская губерния) в крестьянской семье. В 17 лет отправился на заработки в Донбасс. Батрак, чернорабочий. В качестве командира боевой дружины шахтеров Донбасса участвовал в Первой русской революции 1905 г. В 1908 г. был призван на военную службу. Матрос Балтийского флота. В 1912 г. был арестован за революционную пропаганду, бежал из-под следствия за границу. За время эмиграции побывал в Швеции, Дании, Англии, Австралии, Аргентине, Чили, Японии и Китае. С августа 1917 г. — матрос Черноморского флота. Анархо-синдикалист. Участник Октябрьского переворота в Петрограде (октябрь 1917 г.). Избран делегатом II Всероссийского съезда Советов. В конце 1917 г. сформировал 1-й Черноморский революционный отряд. Активный участник Гражданской войны на территории Крыма и Юга России. Командующий 58-й дивизией Красной армии, организатор «красно-зеленого» движения (Крымская повстанческая армия). Член Коммунистической партии с 1928 г. Некоторое время заведовал Крымским заповедником. Участник Гражданской войны в Испании — советник командующего Арагонским фронтом (1936 — 1939). Великую Отечественную войну начал рядовым 3-й Крымской дивизии. С осени 1941 по лето 1942 г. возглавлял Крымский штаб партизанского движения. Из-за конфликта с высшим военным руководством был снят с должности и отправлен на фронт. С августа 1943 г. находился в распоряжении командующего Северо-Кавказским фронтом. Закончил войну в звании полковника и на должности заместителя командира 32-го стрелкового пол-га. Похоронен в Симфорополе на Воинском клад
2008.02.15 | Брат-1
Крымские татары в период оккупации, - Окончание, 15 февраля
(Окончание. Начало в N за 13 февраля.)Советское военно-политическое руководство верно проанализирова ло причины коллаборационизма среди крымскотатарского населения, в целом правильно указало на ошибки и наметило действительно конструктивные пути их решения. Так, уже в ноябре 1942 года «в лес» был послан третий секретарь Крымского обкома Рефат Мустафаев, который возглавил здесь подпольный партийный центр. В том же месяце он подготовил ряд писем на крымскотатарском языке. Эти письма были распространены среди населения татарских горных деревень и призывали к прекращению сотрудничества с оккупантами. Параллельно с этим были значительно усилены радио-и печатная пропаганда как с «большой земли», так и в самом Крыму.
Однако, как показали дальнейшие события, советское военно-политическое руководство опоздало как минимум на полгода: именно этот период явился пиком развития крымскотатарского коллаборационизма и его консолидации с оккупационным режимом. Более того, дезертирство татар из партизанских отрядов продолжалось. В результате на 1 июня 1943 года среди 262 крымских партизан было только шесть (!) крымских татар.
Но, и это самое главное, советская власть проиграла бой немцам за ту большую часть татарского населения, которая при любом режиме остается политически пассивной. Нет, это население не начало поддерживать оккупантов, но и помогать партизанам оно не собиралось. Коренной перелом в настроениях этих людей произошел только летом 1943 года. Начался обратный процесс: только теперь татары стали испытывать «кризис лояльности» по отношению к немецким оккупантам.
Каковы же причины такой смены ориентиров? У каждой из групп крымскотатарского населения они были свои.
Например, интеллигенция была недовольна тем, что немцы так и не дали ее народу никаких политических прав и свобод.
Крестьянство начало испытывать пресс постоянных реквизиций: во главе оккупационной администрации стояли уже другие люди, которые не желали работать в «белых перчатках».
Главной же причиной неприязни к немцам городских жителей было то, что любой из них мог в любой момент отправиться в Германию, где его ожидала печальная участь остарбайтера.
Кроме того, в конце 1942 года в Крым просочились слухи о переселенческих планах нацистов. И естественно, многие татары сразу же поняли, что в будущем «Готенланде» место для них не предусмотрено. Наконец, если до середины 1942 года немцы применяли репрессии выборочно, то теперь они вполне могли расправиться и с крымским татарином, и сжечь татарскую деревню.
Эти настроения оформились в первой половине 1943 года. Безусловно, они были важными. Однако следует признать, что без общего фона — побед Красной армии на советско-германском фронте — они бы не получили такого развития.
Общее недовольство населения немецким оккупационным режимом начало проявляться во второй половине 1943 года: все больше и больше крымских татар начало желать возвращения прежней власти. И выражалось это недовольство прежде всего в том, что они стали поддерживать ее «длинную руку» на полуострове — партизан.
Участники крымскотатарских коллаборационистских формирований были частью своего народа, и их также не могли не затронуть эти настроения. Поэтому, начиная с лета 1943 года, и советские, и немецкие источники отмечают ослабление дисциплины и падение боевого духа в частях «вспомогательной полиции порядка».
Под влиянием указанных причин во многих из них были созданы подпольные организации, целью которых зачастую был переход на сторону партизан. Так, по донесениям советской агентуры, командир 154-го батальона полиции Абдулла Керимов был арестован СД как «неблагонадежный», а в 147-м батальоне немцы расстреляли сразу 76 полицейских посчитав их «просоветским элементом»
Тем не менее, к зиме 1943 года этот процесс принял необратимый характер
Именно в этот период начался массовый приток крымских татар в партизанские отряды. Известно, например, что к декабрю туда пришли 406 человек, причем 219 из них служили до этого в различных частях «вспомогательной полиции порядка». А на 15 января 1944 года среди крымских партизан было уже 598 татар — почти 1/6 часть.
Процесс разложения затронул даже, казалось, самые надежные добровольческие части.
Невероятно, но факт, осенью 1943 года на сторону партизан перешла знаменитая и очень преданная немцам рота самообороны из Коуша во главе с майором А. Раимовым. Если верить одному из партизанских командиров Илье Захаровичу Вергасову, который имел непосредственное отношение к этой истории, Раимов был крайним коллаборационистом и одновременно хорошим знатоком своего дела. За его плечами была специальная полицейская школа в Германии, два железных креста на мундире и личное покровительство шефа СС Генриха Гиммлера.
Руководитель немецкой полиции на полуострове очень ценил его, так как Раимов хорошо знал крымские леса. Тем не менее, в один прекрасный день он и его люди (около 60 человек), предварительно убив немецкого лейтенанта-инструктора, перешли на сторону партизан Южного соединения. Интересно, что его командир Михаил Андреевич Македонский не стал «распылять» добровольцев по подразделениям, а разрешил создать им свой отдельный отряд. Некоторое время «раимовцы» во главе со своим командиром вполне успешно действовали под Бахчисараем.
Однако вскоре командир и его ближайшее окружение были тайно арестованы и доставлены самолетом в Москву. Там Раимова расстреляли. Оставшиеся же в лесах рядовые бойцы роты были распределены по отрядам Южного соединения.
Вергасов объясняет причины этого инцидента в духе советской пропаганды. По его словам, Раимов планировал выведать все секреты и места дислокации партизан и неожиданно нанести смертельный удар всему движению. Вряд ли это было правдой. Сам автор несколькими страницами выше пишет, что Раимов был трус и искал способ искупить вину в преддверии краха своих немецких хозяев
Скорее всего, имела место обычная перестраховка. Перестраховка, из-за которой многие новоиспеченные партизаны предпочитали возвращаться в свои добровольческие формирования, чем терпеть постоянные проверки и косые взгляды новых соратников (к слову, были и такие обратные переходы).
В тех условиях это, наверное, было оправданной мерой. Однако зачастую этот и подобные ему случаи приводили к тому, что уже готовые к переходу коллаборационистские формирования начинали тянуть с ним, упуская драгоценное время.
Приведем только один характерный пример.
В январе 1944 года начальник Северного соединения крымских партизан Петр Романович Ямпольский установил связь с начальником штаба 147-го батальона полиции Кемаловым. Казалось, все должно было быть нормально. Тем не менее, посланный на встречу разведчик Сервер Усеинов принес несколько неожиданную информацию:
«Ваше письмо начальнику штаба 147-го добровольческого батальона Кемалову мною лично вручено, — докладывал он Ямпольскому. — Он на ваше предложение согласился, но боится, что, мол, «если даже весь отряд выполнит это задание, все равно после занятия города (Симферополя) нас поодиночке всех накажут».
Я с моим агентом Комурджаевым его убедил. Однако подписку он отказался дать, говоря, что, мол, бумажка — это простая формальность. Так как сейчас всем добровольцам негласно объявлено недоверие, ведется за ними слежка и установлен строгий казарменный режим, нами намечен план действий в следующем виде. Отряд остается в городе и при бегстве из города врага занимает все посты у важных объектов — радио, банка, почты, мостов, здания областного комитета партии, театра, а также организует уничтожение факельщиков.
Отрядом же организуется террористическая группа, которая уничтожает и арестовывает врагов в самом батальоне, а также контролирует немцев и агентов СД.
В случае, если враг заранее потребует выхода из города, Кемалов обязуется повернуть отряд в горы. Настроение солдат антифашистское. Кемалову даже приходится брать отдельных ребят под защиту перед командованием. Он также взялся индивидуально обработать отдельных командиров и унтер-офицер рот, чтобы создать единое мнение.
В батальоне 240 человек, то есть четыре роты, бойцы вооружены русскими и немецкими винтовками, имеется 20 автоматов».
Как видно, в данном случае все закончилось благополучно. Скорее всего, немаловажную роль сыграло то, что Кемалов действительно хотел заслужить снисхождение у «родной советской власти».
Однако донесение партизанского разведчика интересно не только этим. Из него мы узнаем, что всем добровольцам объявлено негласное недоверие. Что ж, это была вполне объективная реакция немцев на нелояльность крымских татар.
Только если с татарским гражданским населением оккупанты боролись уничтожением деревень, поддерживающих партизан (только в декабре 1943 — январе 1944 года их было сожжено 128), то с деморализованными добровольческими частями они поступали по-иному. Обычно их расформировывали, а личный состав, в лучшем случае, отправляли во вспомогательные формирования вермахта. В худшем, как мы видели, бывших полицейских либо расстреливали, либо помещали в концлагерь.
В результате, по данным отчета начальника оперативного отдела штаба 17-й немецкой армии, на 5 марта 1944 года в подчинении начальника полиции на территории Крыма оставалось всего пять (из восьми) татарских полицейских батальонов: 147, 154, 150, 149 и 148-й.
Причем только три последних из них имели полный состав. В двух первых не было и половины персонала (в скобках заметим, что Кемалову, скорее всего, частично удался план перехода: его 147-й батальон указан наполовину пустым).
Зти оставшиеся батальоны, а равно и другие подразделения полиции, в которых, по оценкам советского руководства, служили «настоящие добровольцы, бывшие недовольные советской властью элементы», продолжали воевать с партизанами: кто-то более, кто-то менее рьяно.
В апреле-мае 1944 года все они принимали участие в боях против освобождавших Крым частей Красной армии.
Например, по воспоминаниям комиссара 5-го отряда Южного соединения крымских партизан Ивана Купреева, добровольцы из бахчисарайского батальона полиции очень упорно сражались за город. А после окончания боев многие татары прятали у себя в домах уцелевших немцев.
* * *
Взаимоотношения населения оккупированных советских территорий и просоветских партизан относятся к наиболее неоднозначным и трагическим эпизодам истории Великой Отечественной войны. И лучшая иллюстрация этому тезису — все сказанное выше.
Ведь именно обвинение во враждебном отношении к «народным мстителям» и в поголовном сотрудничестве с немцами послужили веской причиной для депортации крымскотатарского народа. Мы убедились, что не все было так просто.
Понимала ли это советская власть? Скорее всего, да, и подтверждение тому — знаменитое ноябрьское постановление 1942 года.
Но и утверждать, что все обвинения в коллаборационизме являются голословными, значит, также грешить против фактов, которыми полны документы той поры.
К сожалению, следует констатировать: на оккупированных советских территориях шла не просто борьба с немецкими захватчиками.
В большинстве случаев она принимала характер гражданской войны, со всеми присущими этой войне элементами.
Смена настроений населения под воздействием тех или иных социально-политических факторов как раз и является одним из таких элементов.
И отрицать этот объективный факт, значит, намеренно скрывать, пусть и не приглядную, но, тем не менее, очень важную страницу истории нашего прошлого.
Предыдущие публикации рубрики - в номерах за 19 и 20 декабря 2007 года, 9, 15, 16, 30 января и 12 февраля 2008 года.
2008.02.15 | Крымец
Ну и какое мнение историков? Очень интересно....
2008.02.15 | Брат-1
Re: Ну и какое мнение историков? Очень интересно....
А какое "мнение" может быть у историков? Мнение - это роскошь для неисториков. Мы можем только утверждать, что тот или иной факт правдив или нет, - если достаточно знаний.Комментировать исторические события - вещь неблагодарная. У нас есть целые гвардии публицистов и политицки грамотных юридицки-историцки образованных спекулянтов, - они и будут задавать тон и интонации.
2008.02.15 | Крымец
Re: Ну и какое мнение историков? Очень интересно....
Брат-1 пише:> Мы можем только утверждать, что тот или иной факт правдив или нет, - если достаточно знаний.
Меня именно это и интересует)))
К тому-же один и тот-же факт можно по разному изложить, истолковать и преподнести...)))
2008.02.16 | Tatarchuk
Re: Ну и какое мнение историков?
Олег Романько (оставляю за скобками его ангажированность туда или сюда) фактически выдвинул новую "концепцию" или теорию трактовки событий в Крыму в 1941-44 годах.Ее пока не отсветили в массах, но она весьма "революционна" по сравнению с существующими подходами.
А именно - он предлагает считать события в Крыму гражданской войной, которая развернулась сразу же с началом боевых действий и как всякая гражданская война - разделила каждый народ на воюющие социальные группы, довольные или недовольные советским и немецким строем.
Две господствоваших все это время концепции сводились к следующему:
1) официозная. Представляет все события во всех странах и регионах В.О.В. как однообразные и одинаковые повсюду действия.
Было хорошо - пришли немцы - угнетали народ - благородные люди стрелялись вешались или взрывались назло немцам - подлецы кинулись коллаборантствовать из страха за свою шкуру - самые умные и отважные, ведомые компартией и Сталиным, попрятались в горы, реки и леса и оттуда вредили немцам и полицаям - Сталинград - немцы драпают - "развернулась народная дубина и давай колшоматить француза" (© Лев Толстой) - доблестные войска советских войск наконец пришли в себя и пошли в наступление - счастливое население встречает освободителей - полицаи заслуженно получают на орехи - города героически восстанавливаются.
2) неофицально поддерживаемая теми же властями "демоверсия" погромно-черносотенская. Представляет события как войну народов, вер и наций.
Она имеет два подвида, которые вполне укладываются в голове одного и того же пропагандиста, если так надо для дела:
Гитлер (Сталин) угнетал народы, а Сталин (Гитлер) был освободителем. - Наш народ (вписать нужное) встал в своей массе на стороне Гитлера (Сталина), потому что перегибы и ошибки Гитлера (Сталина) меркнут по сравнению со зверствами Сталина (Гитлера). - Отдельные отщепенцы из нашего народа не считаются, уроды есть везде, и вообще если разобраться то они были не совсем из нашего (нужное вписать) народа. - А вот соседний народ (нужное вписать) массово вступал в ряды нашего врага - Сталина (Гитлера), потому что всегда не любил наш народ, и злодей Сталин (Гитлер) был как раз им по душе чтобы уничтожить наш народ, правильно выбравший Гитлера (Сталина). - У представителей того ненашего соседнего народа (нужное вписать) были конечно люди которые воевали на нашей стороне, но это отдельные случаи, не снимающие горькой правды обо всем этом народе. - Мы не можем спокойно жить сейчасвсего навсего через 65 лет после этого, пока у нас на глазах ходя по земле сторонники Гитлера (Сталина), глумятся над нашей памятью и требуют переписать историю. Не дадим! Перепишем ее сами (последнее громким шепотом).
Если сравнить это с концепцией Романько, то наблюдается определенный прогресс. Насколько я знаю автора (мы с ним знакомы, но не близко) - ему самому события и персонажи тех лет представляются именно как исторические фигуры. Может быть я слегка преувеличиваю.
Но в принципе исторические персонажи должны вызывать не больше симпатий и антипатий, чем война персов и скифов или события Смоленской войны. По крайней мере у самих историков.
А от неисториков хотелось бы другого: все свои антипатии и симпатии транслировать исключительно в произведениях литературы, музыки, театра, где историческая корректность уступает место художественной ценности и таланту, как мы с вами уступаем место в автобусе пожилым тетям. И чтобы ни в коем случае не переносить это дело во рты политиков и журналистов, которые увы и по моральным и по интеллектуальным качествам, и по таланту сильно уступают художникам и писателям
2008.02.17 | Брат-1
Власовцы и РОА в Крыму
От себя: напоминаю, что власовцы были первыми, кто использовал сегодняшний флаг России как государственный.РОА в Крыму
Из истории власовского движения и Русской освободительной армии на территории Крыма (1943 — 1944)
Коснемся более детально сложной и вместе с тем трагической страницы истории Великой Отечественной войны — проблемы коллаборационизма или сотрудничества советских граждан с различными структурами нацистской Германии. Также, как и проблема УПА сегодня, эта тема очень многогранна. Однако, на наш взгляд, самым ключевым моментом в ней является история так называемого власовского движения и созданных в результате его военно-политического развития вооруженных сил, известных как Русская освободительная армия (РОА). Какие цели преследовало это движение? Кто именно шел служить в эту армию? Наконец, что побуждало людей добровольно или недобровольно выступать на стороне врага своей Родины?
В советское время на эти и многие другие вопросы мы могли получить только однозначно негативный ответ. Сейчас же большинство историков склонны считать, что не все было так просто с этим движением и с этой армией. И для понимания этой проблемы уже проделана колоссальная работа. Тем не менее, некоторые ее аспекты до сих пор остаются вне внимания историков. Одним из таких самых, на наш взгляд, неисследованных и запутанных, остается вопрос истории власовского движения и частей РОА на территории оккупированного немцами Крыма. И только ответив на него, мы сможем до конца понять, что же на самом деле происходило на нашем полуострове в период с 1941 по 1944 годы.
Но вначале немного истории. С осени 1942 года важным фактором, впоследствии повлиявшим на изменения в немецкой национальной и оккупационной политике, стало власовское движение. Это движение получило свое название и было неразрывно связано с именем бывшего генерал-лейтенанта Красной армии Андрея Андреевича Власова, который в июле 1942 года попал в плен к немцам на Волховском фронте. Находясь в лагере военнопленных, Власов выразил желание сотрудничать с некоторыми представителями германского командования, которые в противовес убежденным нацистам выступали за союз с некоммунистической Россией, а также готовили убийство Гитлера и государственный переворот с концептуальным изменением целей войны. В обмен на сотрудничество он просил поддержки в деле «освобождения России от большевиков». В дальнейшем Власов намеревался создать новое правительство новой независимой России, «свободной от большевиков и капиталистов», а его вооруженными силами должна была стать антисталинская армия — РОА.
Однако немцы решили использовать его прежде всего как инструмент своей пропаганды в войне с СССР. И одним из первых шагов в этом направлении стала разработка листовки — «Обращение Русского комитета к бойцам и командирам Красной армии, ко всему русскому народу и другим народам Советского Союза». Она была напечатана в Берлине 27 декабря 1942 года и подписана Власовым (председатель Русского комитета) и другим пленным советским генералом — Василием Федоровичем Малышкиным (секретарь комитета). В этом «Обращении», которое получило название «Смоленского манифеста» (считалось, что именно там, поближе к России и к тем, кому адресовалось, оно и было написано), провозглашалось создание нового правительства — Русского комитета (который так и остался на бумаге) и его вооруженных сил — РОА. Главной целью их существования являлось «свержение Сталина и его клики, уничтожение большевизма».
Листовка имела некоторый успех и прежде всего на оккупированных советских территориях. Поэтому германское командование приняло решение более активно использовать Власова и его сторонников в целях пропаганды, положив начало так называемой «акции Власова». Одним из результатов этой акции явилась организация в феврале 1943 года координационного центра, который должен был, как писал один из участников этих событий, «изучать политические и психологические проблемы Русского освободительного движения» — так стали называть всех сторонников Власова. К марту 1943 года центр разросся в крупную школу по подготовке пропагандистов для «восточных» добровольческих формирований вермахта (частей, набранных из граждан СССР), которая по месту своего расположения в местечке недалеко от Берлина получила название «Дабендорф».
Здесь следует остановиться, сделать небольшое отступление и выяснить, что же на самом деле представляла собой РОА, разобраться с этим, так вроде бы хорошо известным и, вместе с тем, неизвестным термином. Еще Александр Солженицын в свое время писал, что искать определение этого термина «было для лиц неофициальных — опасно, для официальных — нежелательно». Поэтому до сих пор, даже в серьезных исторических исследованиях, посвященных Второй мировой войне, бытует мнение, что «РОА — власовская армия», возникла она сразу же после провозглашения «Смоленского манифеста» и просуществовала без изменений до конца войны.
Все это не так! Как уже можно понять из истории появления манифеста (да и из целей, с которыми он был написан), РОА связывалась с именем Власова только в пропагандистском отношении. Но даже и РОА как оперативного формирования, подчиненного Власову, никогда не существовало, ее... вообще не существовало. Не началась ее организация и после опубликования «Смоленского манифеста». Только позднее, весной 1943 года, почти вс «восточные» добровольческие формиро вания вермахта (обычно численностью hi более батальона), укомплектованные рус скими добровольцами, стали называть ся «батальоны РОА». Ни Власов, ни его окружение не имели никакого отношения к созданию, формированию, боевому применению и командованию этими батальонами уже по той простой причине, что они начали создаваться в августе-сентябре 1941 года, когда Власов еще защищал Киев.
В подтверждение этих слов ныне покойный известный немецкий историк Иоахим Хоффманн писал автору этого исследования, что «все солдаты русской национальности могли считать себя с 1943 года бойцами РОА — в данном случае... речь, в первую очередь, шла только о пропаганде».
Все вышесказанное касается и «батальонов РОА» в Крыму, с той лишь разницей, что начали они создаваться уже после «признания» Власова председателем Русского комитета и «командующим РОА». Столь поздний срок можно объяснить лишь тем, что власовская программа — «Смоленский манифест» — получила сравнительную известность только в средней полосе России и практически осталась неизвестной на юге, тем более в Крыму.
Широкую известность на территории полуострова имя генерала получило в связи со следующим по времени пропагандистским шагом немцев — появлением открытого письма Власова «Почему я встал на путь борьбы с большевизмом (18 марта 1943 г.). Именно этому открытому письму, в котором он рассказывал «о своей жизни и своем опыте в СССР», объяснял причины, «побудившие его начать войну против сталинского режима», Власов был обязан своей популярностью в некоторых слоях населения.
В Крыму первым на это письмо публично отреагировал бургомистр Ялты Виктор Иванович Мальцев. Это был человек трагической и вместе с тем интересной судьбы. Бывший полковник советских военно-воздушных сил, необоснованно репрессированный в 1938 году, но выпущенный за недостатком улик, он встретил войну на должности директора ялтинского санатория «Аэрофлот». «По занятии германскими войсками города, — писал позднее Мальцев в своих воспоминаниях «Конвейер ГПУ», — я в полной военной форме явился к германскому командованию и объяснил причины, побудившие меня остаться». Оккупационные власти оказали ему доверие и до лета 1943 года он успел побывать на должностях бургомистра и мирового судьи Ялты, одновременно выступая в местной печати, в которой призывал население Крыма сотрудничать с новой властью.
Прочитав открытое письмо Власова, Мальцев решил присоединиться к нему и в марте 1943 года подал рапорт о своем переводе в распоряжение Русского комитета. Позднее, 4 июня, в органе Симферопольского городского управления газете «Голос Крыма» был опубликован его ответ на письмо Власова. Ответ был написан также в форме открытого письма и озаглавлен «Борьба с большевизмом — наш долг-. В этом письме Мальцев рассказывал, как он прошел путь от «коммунизма к борьбе с ним» и призывал всех коммунистов последовать его примеру, отдав все силы на благо русского народа, то есть поддержать Власова и РОА. «Я, не колеблясь ни одной минуты, с радостью присоединяюсь к Вашему призыву... — писал Мальцев в своем открытом письме. — Надо положить конец чудовищному преступлению Сталина, продолжающему гнать на смерть миллионы людей... Будем драться за свободную счастливую обновленную Россию без эксплуататоров и палачей. За тесное содружество двух великих наций! За нашу совместную победу с Германским народом!».
Не прошло и двух недель после опубликования этого письма Мальцева, как уже 18 июня «Голос Крыма» сообщил об открытии при его содействии первого вербовочного пункта РОА на полуострове
Этот пункт был открыт в Евпатории. А уже 30 июня 1943 года в Симферополе состоялось освящение помещения центрального вербовочного пункта РОА в Крыму, по случаю чего в 6 часов вечера был отслужен торжественный молебен. Как писала газета «Голос Крыма», «он был открыт для проведения систематической разъяснительной работы, консультации, записи добровольцев и оформления их в ряды РОА, так как сотни лучших людей нашей Родины уже подали заявления о вступлении в ее ряды». Следует сказать, что газета «Голос Крыма» проявляла большой интерес к теме РОА и немало способствовала ее популяризации среди всех слоев населения Крыма. Так, с этого же времени на ее третьей странице появилась рубрика «Уголок добровольца», в которой помещалась информация, посвященная формированию частей этой армии в Крыму, записи добровольцев, их боевым действиям. Публиковалась также информация не только крымского, но и общероссийского характера. Например, 29 марта 1943 года была опубликована статья «Русская Освободительная Армия», которая должна была доказать, что «служение народу и Родине в рядах РОА есть высший долг каждого боеспособного гражданина России и его почетная обязанность. Чистота знамени и идеи, нерушимость присяги Родине — таков лозунг РОА».
В номере от 23 мая 1943 года раскрывались «Задачи Русского Освободительного Движения»: «Русский народ обязан прежде всего напрячь свои силы к уничтожению советской власти. Он должен сделать это во имя счастья грядущих поколений, во имя своего будущего. Это сейчас главная цель и в этом пока единственный прямой путь, сворачивать с которого преступно». А в статье «РОА и народы России» от 9 июля 1943 года определялось ее место среди уже существующих национальных добровольческих формирований: «РОА — это цемент, добровольно связывающий все национальные вооруженные силы Новой России. РОА — это основной союзник Германской Армии, ведущей всю тяжесть борьбы с большевизмом».
В связи с этим будет небезынтересно упомянуть тот факт, что в крымских частях РОА служили не только русские, но и крымские татары. Это подтверждает целый ряд публикаций в «Голосе Крыма», свидетельствующих о «совместной борьбе татар и русских против большевизма»: «Плечом к плечу с РОА», «Борьба татар против большевизма», «Голос крови зовет меня» и т.п. Основной смысл этих статей можно выразить следующей фразой из одной из них: «Победа или смерть! Плечом к плечу с Русской Армией мы пойдем на борьбу за наше освобождение».
Естественно, что все местное руководство РОА было тесно связано с органами немецкой пропаганды, а именно со штабом пропаганды «Крым» — главным инструментом психологической войны на полуострове. Его начальник обер-лейтенант Фрай, в частности, рекомендовал своим подчиненным использовать офицеров РОА «для непосредственного разъяснения обстановки и использования в качестве докладчиков на радио и в печати».
Например, 11 июня 1943 года капитан Борис Ширяев прочитал собравшимся в алуштинском «Доме воспитания» учителям лекцию на тему «Немецкая система воспитания как основа высокого жизненного уровня в государстве». Другие офицеры-пропагандисты, такие как капитаны Л. Станиславский, Г. Барятинский, А. Таманский и другие активно выступали со статьями в местной печати, а поручик К. Быкович даже стал впоследствии главным редактором газеты «Голос Крыма».
Пропагандисты РОА также привлекались для подготовки листовок и воззваний, обращенных к бойцам Красной армии и крымским партизанам, в которых последних призывали переходить на сторону немцев. При их участии были составлены листовки со следующими характерными названиями: «Братья красноармейцы!», «К офицерам и солдатам Красной Армии», «Товарищ, один вопрос!..» и т. п.
В конце июля 1943 года в «восточных» добровольческих формированиях, лагерях военнопленных и немецких дивизиях, расположенных в Крыму и имеющих русских добровольцев, появились выпускники школы в Дабендорфе — офицеры-инспектора РОА, призванные «следить за физическим и моральным состоянием своих соотечественников». Это было еще одной из обязанностей офицеров РОА, и на территории Крыма в том числе.
Как известно, весь 1943 год прошел под знаком ухудшения положения германских вооруженных сил на Восточном фронте. Это, естественно, не могло не сказаться на ситуации с РОА, и в Крыму в том числе. Например, уже в январе 1944 года в одном из отчетов штаба пропаганды «Крым», озаглавленном «Об откликах населения на немецкую пропаганду», было отмечено некоторое ослабление энтузиазма крымчан и местных властей по поводу РОА. В газете «Голос Крыма», говорилось в этом отчете, «...совершенно не пишется о РОА. Нужно было что-нибудь писать о ней, даже если она используется где-то на Итальянском фронте».
Как ни парадоксально, но одновременно с этим немецкие власти не рекомендовали распространять власовские газеты, такие, как «Доброволец», «Заря», «Боевой путь» и другие, среди рабочих трудовых лагерей, опасаясь возникновения «русских фантазий». Скорее всего, имелись в виду «фантазии» о русской национальной идее и так называемой «третьей силе», то есть использовании РОА в качестве инструмента в борьбе и против большевиков, и против нацистов. Так, в том же отчете штаба пропаганды указывалось, что «среди населения имеется много сторонников... «третьей силы». Это люди, ожидающие окончательного завершения войны, которое наступит после полного поражения Германии и Советского Союза... Совершенно определенно, эти идеи косвенно или прямо направлены против немецких интересов. Несмотря на это, «Голос Крыма» опубликовал уже несколько статей, посвященных этому вопросу и созвучных общему мнению населения. Последней из таких статей является статья «Третья мировая война» в номере от 7 января 1944 года, где речь идет о том, что Англия и Америка третью мировую войну будут вести против СССР... А Германия вычеркивается».
При этом немцев беспокоило прежде всего то, что такое убеждение «снизило страх перед возвращением большевиков», что оно могло сказаться на лояльности населения к оккупационным властям и повлиять на желание совместно с ними оборонять Крым. В конце концов, подобные высказывания привели к тому, что теперь за пропагандистами-лекторами РОА было установлено постоянное наблюдение, а для проведения лекций были выработаны унифицированные образцы докладов, которые утверждались в штабе пропаганды «Крым».
Помимо чисто пропагандистских целей, части РОА в Крыму использовались и по своему прямому назначению — для участия в боевых действиях против Красной Армии и партизан, что было также своего рода пропагандой. Недаром, находясь еще в лагере военнопленных, генерал Власов говорил немецким офицерам: «Чтобы добиться победы над Советским Союзом, нужно ввести в бой против Красной Армии военнопленных. Ничто не подействует на красноармейцев так сильно, как выступление русских соединений на стороне немецких войск...»
После открытия вербовочных пунктов РОА началось формирование частей этой армии в Крыму.
Об их общей численности судить очень трудно, так как немецкая сторона эту численность явно завышала заявляя о «тысячах добровольцев», а советская — преднамеренно занижала сообщая о том, что в «Крыму с треском провалилась кампания, проводимая немцами по вербовке в РОА. Никакие угрозы, никакие подручные Власова, выступавшие с воззваниями, не подействовали на советских людей — они в РОА не пошли... Своей освободительной армией наши люди называют Красную Армию».
Тем не менее, советское военно-политическое руководство считало, что РОА, даже несмотря на свою малочисленность, может быть весьма опасной. Для того, чтобы сорвать набор добровольцев и очернить в глазах населения саму идею власовского движения, был предпринят целый комплекс мероприятий военно-политического характера. За линией фронта этим занимались органы советской пропаганды, в Крыму — партизаны и подпольщики. Так, в ответ на начало вербовочной кампании на полуострове Главное политуправление Красной Армии выпустило в количестве 300 тыс. экземпляров листовку «Солдаты и офицеры РОА!». В ней была предпринята попытка повлиять на записывающихся в эту армию добровольцев — и уже не только уговорами.
«Вы стараетесь прикрыть свою измену, — говорилось в листовке, — громкими фразами о «борьбе с большевизмом» «за счастье народа», за «Новую Россию». Все это ложь — вы изменники. Вы просто служите немцам, потому что вам там хорошо живется. Вы продались за сытную еду, за красивую форму, за легкую жизнь. Немцы перед вами всячески заискивают, стараются вам угодить, лишь бы вы дрались вместе с ними. Но вы просчитались...»
И это было только начало. Всего же за период с 15 мая по 1 октября 1943 года редакция газеты «Красный Крым» (г. Краснодар) — основного органа печатной пропаганды на полуострове - выпустила 15 наименований листовок на тему о РОА (всего 375 тыс. экземпляров, по 25 тыс. каждого наименования). Среди них такие, как. «к добровольцам», «Не идите в так называемую «русскую освободительную армию»!», «к добровольцам и всем, кто обманут Гитлером!», «к «добровольцам», полицейским, старостам и всем, кто работает на немцев», «к солдатам и офицерам РОА» и т. п.
Если советская власть была еще вне пределов Крыма и могла действовать пока только пропагандой, то партизанам и подпольщикам были даны указания срывать вербовку в РОА любой ценой, вплоть до применения террора. В целом своей пропагандой и агитацией партизаны должны были создать атмосферу недоверия и нетерпимости по отношению к этой армии и тем, кто в нее записывался. Для этого было необходимо ответить на ряд вопросов, которые могли бы возникнуть у населения: «Что означает эта новая авантюра Гитлера. Для чего нужна Гитлеру РОА?». Следовало говорить так: «Германии до зарезу нужны солдаты, нужно мясо для пушек. Для этого и нужна немцам так называемая РОА». Гитлер хочет заставить русских людей воевать против России, против своих единокровных братьев, за чуждые нам интересы немецких князей и баронов».
На очень существенный вопрос, «из кого состоит РОА», предполагалось отвечать, что «она состоит из белогвардейцев, разгромленных в свое время Красной Армией и бежавших за границу. Кроме того, немцы силой загоняют в эту армию военнопленных. Гитлеровцы в своих газетах открыто пишут, что им нужна «белая армия»... Вот о какой армии мечтают немцы, в какую армию они хотят загнать русских людей и заставить воевать против своей отчизны... «РОА — это наглый обман, это ловушка для русского народа».
То есть, несмотря на принижение советской пропагандой значения РОА, работе по срыву вербовки в нее отводилась «исключительно важная роль». Вот только некоторые из акций крымских партизан и подпольщиков, направленных против власовцев. Так, по воспоминаниям феодосийского подпольщика А. Овчинникова вопрос о «срыве вербовки в РОА» был очень'важным и не снимался с повестки дня заседаний его подпольной группы до весны 1944 года. Советской пропагандой среди добровольцев РОА занималась работавшая в период войны в Симферопольской центральной библиотеке Е. Пахомова. Партизан из Евпатории Н. Каташук вспоминал: «Перед группой связанных со мной товарищей я поставил задачу не допустить ни одного рабочего в так называемую вла-совскую армию. 26 февраля 1944 года диверсионная группа Симферопольской подпольной организации пустила под откос воинский эшелон на перегоне Альма — Симферополь. Помимо уничтоженной в нем военной техники, были также убиты и ранены 315 солдат и офицеров из частей РОА.
Кто же шел добровольцем в эту армию? Для советской стороны были характерны такие высказывания: «Немцы и их лакеи — предатели советского народа — развернули в Крыму бешеную кампанию по вербовке добровольцев в так называемую «русскую освободительную армию». Они проводят митинги, собрания, пишут статьи в своих бульварных газетках, призывают и угрожают... Но добровольцев идти на службу к гитлеровцам не оказывается. Затея немцев явно провалилась. В Симферополе фашисты кое-как наскребли 6 — 7 «добровольцев», решивших под угрозой расстрела пойти на черное дело. Не имеет успеха вербовка и в других городах и в сельской местности Крыма. Поэтому гитлеровцы прибегают к излюбленному методу насильственной мобилизации населения». Что же касается тех, кто все-таки пошел служить в РОА, то о них коммунисты говорили только так и не иначе: «По Симферополю еще набрали в РОА около 15 человек, и то из числа уголовников и других враждебных элементов, подвергшихся репрессиям со стороны советской власти».
Как известно, такие высказывания были характерны не только для крымской ситуации, и правдой в них было только то, что в РОА действительно шли люди, которые были, мягко говоря, не в ладах с советской властью и зачастую не по своей вине. Об одном из них, Викторе Мальцеве, говорилось выше. В июне 1943 года газета «Голос Крыма» сообщила своим читателям, что «работники Ялтинского городского управления устроили теплые проводы В. И. Мальцеву, отъезжающему добровольцем в РОА». Отвечая на прощальные речи своих сотрудников, Мальцев сказал: «Долг каждого из нас — честно работать и отдать все для нашего несчастного русского народа. Пусть каждый из нас честно выполнит свой долг». В конце этой встречи ялтинский бургомистр М. Н. Каневский вручил Мальцеву большой букет живых цветов. Покинув Крым он как бывший летчик вступил в Русскую авиационную группу, расквартированную в Восточной Пруссии. Осенью 1944 года на основе этой группы стали формироваться ВВС Комитета освобождения народов России (КОНР), командующим которыми в чине генерал-майора и стал Мальцев.
Беря пример с него, в июне 1943 года добровольцем в РОА вступил феодосийский бургомистр Иван Харченко. А вскоре их примеру последовали и многие другие представители местной гражданской администрации. Однако основным контингентом, который шел в РОА, были простые местные жители и военнопленные, доведенные до отчаяния в немецких концлагерях.
Какова же была общая численность крымских частей РОА? В целом за указанный период она колебалась-от 2 до 4 тыс. человек, причем почти 1/3 из них в конце 1943 — начале 1944 года перешла на сторону партизан. Это привело к тому, что немцы отвели с передовой некоторые части РОА, разоружили их, а личный состав заключили в концлагеря. По донесениям советских разведчиков, такой случай имел место в Евпатории в марте 1944 года. А с 3 по 12 декабря 1943 года около батальона власовцев было переброшено из Крыма в Италию и во Францию.
Конец частей РОА в Крыму был трагическим, но закономерным, когда в ходе наступления Красной Армии в апреле-мае ' 1944 года была разгромлена немецкая группировка на полуострове. По мнению современного российского историка Кирилла Александрова, «все русские добровольческие формирования Вермахта, дислоцированные в Крыму, погибли в ходе (этих. — О. Р.) операций». Еще более трагическая участь постигла Виктора Ивановича Мальцева. В 1946 году он был передан западными союзниками в руки советских властей, и в ночь на 1 августа повешен во дворе Бутырской тюрьмы (Москва) вместе с генералом Власовым и другими высшими офицерами РОА.
Подводя итог, можно сказать, что в военном отношении власовское движение и РОА не представляли на территории Крыма сколько-нибудь значительной силы. Приведенные выше цифры общего количества личного состава частей РОА свидетельствуют о том, что к весне 1944 г. оно составляло всего лишь 0,35% от численности русского населения полуострова (555481 чел. по состоянию на 1939 г.). Кроме того, здесь надо учесть и тот факт, что около 3/4 частей РОА на территории полуострова были укомплектованы добровольцами не из Крыма.
Однако следует признать, что, несмотря на слабость в военном отношении, сила этих формирований заключалась в отношении политическом (даже несмотря на то, что с именем генерала Власова все крымское «власовское движение» было связано только в смысле пропаганды). Указанные факты говорят о том, что это признавало даже советское военно-политическое руководство, хотя и делало вид, что «проблемы РОА» не было и нет. Такая позиция была характерна не только для крымской ситуации.
Однако здесь политико-пропагандистская роль РОА проявилась наиболее сильно, что и заставило советское руководство провести целый комплекс соответствующих мероприятий'.
2008.02.17 | Брат-1
Казаки и репатриированные-интернированные повстанцы
Жертвы Ялтинской конференцииИСТОРИЯ Крымской (Ялтинской) конферен ции изучена в отечественной и зарубежной историографии довольно хорошо. Любой, интересующийся этой темой, может узнать, что на ней были приняты решения о послевоенной политике трех великих держав, направленной на установление прочного мира и системы международной безопасности, о создании ООН, о судьбе Германии после ее капитуляции (оккупация, репарации и т. п.) и многом другом. Кроме того, в ходе этой конференции рассматривались и такие специфические вопросы, как, например, польский и югославский (что, кстати, и является причиной высказываний об этой конференции, как о сговоре, со стороны определенных политических кругов).
Однако в большинстве серьезных исследований по истории Ялтинской конференции только за редким исключением можно встретить упоминание еще об одном решении. На наш взгляд, это решение было, в какой-то степени не менее важным, чем предыдущие, а по своей судьбоносности даже превзошло многие из них. В юридической плоскости оно было закреплено в серии договоров глав союзных держав а на практике обернулось трагедией для миллионов людей. Речь идет о так называемой репатриации советских граждан, волею судеб оказавшихся на территории оккупированной немцами Европы.
Как известно, в ходе Второй мировой войны перемещались не только фронты и армии, но также и огромные массы населения. Поэтому одним из вопросов, который предстояло решить И. Сталину, Ф. Рузвельту и У. Черчиллю после окончания войны, и была судьба этих перемещенных лиц. Так или иначе, но заинтересованность в скорейшем разрешении этого вопроса проявили все лидеры «большой тройки». Однако наибольшую актуальность он приобрел для СССР, за пределами которого, в силу ряда причин, оказались миллионы его граждан. В целом их можно поделить на три категории, каждая из которых могла по-разному отнестись к репатриации. Но сначала немного истории.
Одной из составляющих нацистской оккупационной политики на территории СССР был массовый угон его населения на территорию Третьего рейха с целью дальнейшего использования в качестве дешевой рабочей силы. Эти «остарбайтеры» и составили первую, самую многочисленную категорию будущих репатриантов. Другой категорией советских граждан, оказавшихся за пределами своей Родины, были военнопленные. И, наконец, была еще одна категория лиц, покинувших территорию СССР. Однако, в отличие от двух предыдущих, сделали они это добровольно, вместе с отступающими немецкими войсками. В число последних входили и бойцы так называемых «восточных» Добровольческих формирований - чаСТеЙ И соединений, созданных немцами из числа советских граждан. В результате, к маю 1945 на территории Германии и оккупированных ею государств залось около 7 млн. перемещенных лиц из СССР всех указанных категорий. И если подавляющее большинство «остарбайтеров» и военнопленных ничего не имели против возвращения на Родину, то добровольцы и прочие коллаборационисты всеми силами не хотели этого делать.
Как казалось Рузвельту и Черчиллю, суть проблемы была проста. На территориях, освобождаемых их армиями, имелось некоторое количество перемещенных лиц — граждан союзной державы, которых, по возможности скорее было необходимо отправить на Родину. Согласно подписанным 10 и 11 февраля 1945 г. документам, все договаривающиеся стороны обязались делать это как можно быстрее и без проволочек. Однако третий лидер «большой тройки» — И. Сталин — понимал, что не все, оказавшиеся за пределами СССР, захотят в него вернуться. Поэтому он настоял, чтобы лидеры западных союзников дали свое согласие н*а «безусловную и всеобщую репатриацию всех находящихся в их оккупационной зоне советских граждан» — по состоянию границ на 1 сентября 1939 г.
Это соглашение подлежало выполнению без учета индивидуальных пожеланий. При необходимости допускалось применение силы. И в первую очередь это касалось лиц, взятых в плен «в немецкой военной форме», то есть бойцов «восточных» добровольческих формирований. Несколько позже, 13 марта и 26 июня 1945 г., соглашения, аналогичные ялтинским, были заключены между СССР, Бельгией и Францией.
Выше уже было сказано, что с репатриацией подавляющего большинства «остарбайтеров» и советских военнопленных не должно было возникнуть каких-либо проблем. Так оно, за редким исключением, и происходило. Что же касается «беженцев от коммунизма» и бойцов «восточных» добровольческих формирований, то их передачи советским репатриационным комиссиям породили столько проблем и недоразумений, что эта тема была надолго закрыта для объективного исследования. Кроме того, за послевоенный период она обросла целым клубком противоречий (в основном, политического, юридического и морального характера), которые только искажали ее.
В СВЯЗИ с этим данная работа не является претензией на истину в последней инстанции. Скорее, это только попытка приблизиться к пониманию вопроса, указанного в ее заголовке. Иначе и быть не может. Даже в наше время, через 60 лет после этих событий, многие материалы по насильственной репатриации в архивах Великобритании и США недоступны в силу действующих там законов о хранении подобной документации. Что же тогда говорить об отечественных архивах! Поэтому, все сведения, приведенные в статье, взяты из открытых источников и литературы, опубликованной как на Западе, так и в странах СНГ.
Одной из особенностей немецкой оккупационной и национальной политики в войне против Советского Союза было активное привлечение его граждан к сотрудничеству. Она принимало различные формы, наиболее активной из которых была служба в так называемых- «восточных» добровольческих формированиях вермахта, войск СС и полиции. В целом приходится признать, что эта политика имела определенный успех, так как за период с 1941 по 1945 гг. в подобных формированиях прошло службу от 1,3 до 1,5 млн. человек.
Несмотря на такое количество «предателей», их численность не должна казаться такой уж большой. Она могла быть и большей, если вспомнить историю СССР после октябрьского переворота. Ведь не секрет, что перед началом войны в Советском Союзе было огромное количество недовольных существующим режимом, настроения которых не мог не использовать осмотрительный враг. А если прибавить еще и социальное недовольство, и не решенный национальный вопрос, то ситуация приобретала просто угрожающие размеры.
Однако не надо думать, что в добровольческие формирования шли исключительно идейные противники советской власти. В них было много и просто обманутых, и военнопленных, доведенных до отчаяния нечелове-. ческими условиями в немецких концлагерях, и просто тех, которые хотели выжить в условиях войны. Тем не менее, всех их советская власть ставила на одну доску. Все они были «предатели», которые заслуживали самого сурового наказания, так как воевали в рядах врага. Это показали уже первые процессы над «предателями и изменниками Родины», которые начали организовываться по мере того, как Красная армия освобождала те или иные территории.
ЯРКИМ примером здесь может служить Краснодарский процесс (1943). Обычно приговор был стандартным — смертная казнь через повешение. Таким образом, часть добровольцев попала в руки советских репрессивных органов еще до вступления Красной армии на территорию Европы. Еще одной части удалось отступить вместе с немецкими войсками (например, «знаменитая» Бригада Каминского .и Казачий стан атамана Доманб-ва). Как правило, вместе с ними уходили члены их семей и просто беженцы, не хотевшие возвращаться под советскую власть. И, наконец, третья часть «восточных» добровольцев была перемещена самими немцами с Восточного на Западный фронт в середине 1943 г. Эти последние оказались разбросанными от Норвегии до Италии и от Польши до Франции.
Все вышесказанное касалось только советских граждан. Однако в число «восточных» добровольческих формирований входили также части и соединения, созданные немцами из представителей белой эмиграции, которые рассматривали войну Германии против СССР как продолжение гражданской. К таким, например, относятся Русский охранный корпус, созданный из чинов белой Добровольческой армии в Югославии, и 1-я Русская национальная армия. Назвать этих людей советскими гражданами можно было только с очень большой натяжкой, тем не менее, как показали события, советская власть также имела на них свои виды.
В результате к маю 1945 г. эта категория перемещенных лиц насчитывала более 2 млн. человек (в их число входили также гражданские беженцы). Основная их масса была сконцентрирована на территории Германии и Австрии куда они отступали вместе с немецкими войсками из всех уголков Европы. Кроме того, небольшая их часть оставалась во Франции, Италии и странах Сканди-| навского полуострова.
Из приведенного выше анализа видно, что эта категория была очень неоднородной. Кто-то в большей степени, кто-то в меньшей могли опасаться мести советской власти. Тем более что последняя (из пропагандистских соображений) в целом ряде случаев стала наказывать только наиболее одиозных «предателей» и прощала (или наказывала, но, по своим понятиям, незначительно) рядовых добровольцев. Однако среди «восточных» добровольческих частей были такие, все члены которых, по целому ряду причин, не могли надеяться на снисхождение.
Всех их ждала смертная казнь или (что немногим лучше) 25-летняя каторга.
Это следующие формирования:
* соединения так называемой Русской освободительной армии (РОА);
* казачьи части;
* формирования из представителей белой эмиграции;
* ряд украинских и белорусских соединений;
* кавказские и среднеазиатские части и подразделения.
СЛЕДУЕТ отметить, что процесс репатриации происходил в несколько «волн», каждая из которых имела свои особенности. В целом, можно выделить три крупные «волны»: 1944 — 19445, 1945 — 1946 и 1946 — 1947 гг. Выдачи «русских военнопленных в немецкой военной форме» имели место и до Ялтинских соглашений. Некоторые из них были захвачены в 1943 г. в Северной Африке и тихо выданы через Египет и Иран по устной договоренности советского и английского правительств. В 1944 г. так же поступали с пленными, захваченными после высадки западных союзников в Италии и Северной Франции. Главной особенностью первой «волны» ^было то, что репатриация происходила небольшими группами и, в основном, морем (например, из Англии в советские порты Мурманск и Одессу). По данным немецкого историка Й. Хоффманна, за период с 1944 по 1946 гг. подобным образом были отправлены 32529 человек — бывших членов добровольческих формирований вермахта.
Третья «волна» имела место уже после начала «холодной войны» и была как бы инерцией двух первых. СССР по инерции продолжал еще требовать выдачи «предателей», а западные союзники по инерции продолжали выполнять эти требования. И это несмотря на то, что еще в июне 1946 г. англичане объявили об окончании репатриации со своей территории и даже закрыли соответствующий отдел Военного министерства. Тем не менее, ими были проведены две операции, получившие «поэтические» названия «Килевание» (1946) и «Восточный ветер» (1947). Обе операции проходили в Италии, а количество выданных было минимальным — не более 300 человек.
Возможно, первая и третья «волны» так бы и остались неизвестными широким кругам мировой общественности. Возможно, о них бы вспоминали только, как о небольшом недоразумении, а их жертвы затерялись бы в общей массе потерь Второй мировой войны.
Возможно, так бы оно и произошло, если бы не вторая «волна». Именно благодаря трагическим событиям, разыгравшимся в 1945 — 1946 гг., мир узнал, кто такие, по меткому выражению эмигрантского историка Н. Д. Толстого, «жертвы Ялты».
Подчеркнем, что вторая «волна» репатриации наиболее отвечала «букве» Ялтинских соглашений. В результате ее союзнический долг западных демократий перед СССР был выполнен и даже перевыполнен. Но это только с одной стрроны. С другой же стороны, выдачи этого периода показали, что исходя из политической конъюнктуры можно «закрыть глаза» на многие юридические и моральные нюансы. И те же демократии были здесь ничуть не лучше, чем «маршал Сталин».
ВЫДАЧИ этой «волны» начались сразу же после капитуляции Германии. Однако в отличие от двух других «волн», здесь Ялтинское соглашение о репатриации было применено к более многочисленным группам «восточных» добровольцев. Они происходили в разное время, были отдалены географически, но объединяло их то, что совершались они всегда обманным путем и с большой жестокостью.
Первыми «жертвами Ялты», испытавшими на себе все «прелести» этого соглашения, стали добровольческие формирования, собравшиеся в мае 1945 г. в Ка-ринтии (Австрия). Это Казачий стан генерал-майора Т. Домано-ва, находившийся в районе Ли-енца и насчитывавший 24 тыс. военных и гражданских лиц, группа кавказцев в Обердрау-бурге под командованием генерала Султана Келеч-Гирея, численностью в 4800 человек, и 15-й Казачий кавалерийский корпус под командованием немецкого генерал-лейтенанта Г. фон Паннвица, численностью в 30 — 35 тыс. человек, находившийся в районе Фельдкир-хен — Альтхофен.
Все эти лица надеялись, что их считают военнопленными, со всеми вытекающими из этого последствиями. Кроме того, многие попросту не верили, что англичане, верные принципу предоставления «политического убежища» всем, испытывающим притеснения на Родине, выдадут их на верную смерть. Однако, как показали дальнейшие события, нежелание «ссориться с Советами» оказалось сильнее всех традиций «доброй старой Англии».
Насильственная выдача этих 50 — 60 тыс. человек была тщательно подготовлена штабом 5-го английского корпуса. Причем английское командование относилось к ней настолько серьезно, что во всех соответствую щих документах она обозначалась термином «военная опера-. ция». Поначалу предполагалось применить только обманный маневр, но вскоре стало ясно, что придется прибегнуть и к насильственным действиям.
28 мая 1945 г. 2756 офицеров (в том числе 35 генералов) соединения генерал-майора Домано-ва и 125 кавказских офицеров Султан-Келеч Гирея были отделены от своих подчиненных и семей и под предлогом совещания с представителями английского командования перевезены в строго охраняемый лагерь в Шпиттале. Некоторым из них на другой день, когда обман раскрылся, удалось бежать, некоторые, как генерал-майор Д. Сил-кин, покончили с собой, многие были застрелены англичанами при попытке к бегству. Но подавляющее большинство из них было 29 мая 1945 г. доставлено в Юденбург и там передано советским представителям.
ОТДЕЛЕНИЕ командного состава послужило прелюдией к назначенной на 3 мая — 1 июня 1945 г. выдаче рядовых казаков и кавказцев в районе Лиенц — Обер-драубург. Скрыть от такой массы людей, что их собираются передать советским властям, было уже невозможно. Это и послужило причиной трагедии, которая разыгралась в эти дни в долине р. Драва. По свидетельствам очевидцев (как выживших казаков, так и англичан), наиболее кровавые события произошли в лагере Пеггец. Здесь казаки и их семьи собрались вокруг импровизированного алтаря, наивно полагая, что вид молящихся людей остановит английских солдат. Однако те имели четкий приказ выдать всех, был в этом и других лагерях, в руки советских представителей. В результате произошло столкновение, в котором на безоружных казаков сначала пытались «воздействовать» дубинками и прикладами, а потом, когда это не помогло, и люди стали разбегаться, многие английские солдаты попросту открыли огонь на поражение.
По далеко не полным данным, только в этот день и только в этом лагере погибло около 700 человек, из которых 20 — 30 утонуло в Драве, когда пыталось спастись. Остальных же, которых, как пишут очевидцы, охватило какое-то оцепенение и равнодушие, партиями загружали в грузовики и везли на пункт выдачи — в Юденбург. События, подобные этим, происходили ив других лагерях Казачьего стана. Всего же за две недели июня англичане «репатри ировали» здесь более 22 тыс человек.
Летом 1945 г. произошла репатриация еще одного крупного «восточного» добровольческого формирования — 162-й Тюркской пехотной дивизии. Это соединение капитулировало на севере Италии перед английскими войсками в мае 1945 г., а уже через несколько недель ее личный состав отправили поездом в порт Таранто, а оттуда — на корабле в Одессу. Начало этого «недобровольного путешествия» не предвещало ничего хорошего. Так, перед отправлением один мулла сжег себя в знак протеста против репатриации, а многие пленные утопились в море.
События второй «волны» репатриации показали многое. Например, коварство и жестокость западных демократий, на которые они шли, если дело касалось каких-то их интересов. ПредставитеЛи Англии, США. Франции и других стран охотно выполняли Ялтинские соглашения о репатриации вплоть до последней запятой и, как было показано выше, даже перевыполняли. Их не смущали протесты таких уважаемых на Западе людей, как генерал А. И. Деникин, обращения ряда церковных и общественных деятелей. Наконец, их не смущал сам факт того, что они выдают на верную смерть тысячи людей, среди которых даже находились их союзники по Первой мировой войне (например, генерал П. Н. Краснов). Однако, с другой стороны, эти же события показали, что если репатриации определенной части «восточных» добровольцев могли противоречить каким-то их интересам, они, не задумываясь, оставляли их на Западе.
Как ни странно, тогда было и такое. Так, по целому ряду причин англичане и американцы отказались выдать советским представителям личный состав украинской 14-й и белорусской 30-й гренадерских дивизий войск СС, Русского охранного корпуса и Авиационной группы РОА (за исключением ее командующего генерал-майора В. И. Мальцева). Однако самый известный из этих эпизодов произошел с 1 -й Русской национальной армией генерал-майора Б. А. Хольмстон-Смыс-ловского. В мае 1945 г. ей удалось прорваться в Лихтенштейн, и правительство этого княжества отказалось выдать ее личный состав Даже несмотря на угрозы советской стороны. Эти события почили такой резонанс, что о них
омнят даже сейчас: не так давно на их основе был снят художественный фильм «Ветер с Востока», где в главной роли командующего армией снялся известный американский актер М. Макдау-эл.
Историки до сих пор гадают, что могло послужить причиной такой избирательности. Тем не менее, всем ясно, что маленький Лихтенштейн, конечно же, не смог бы в одиночку противостоять СССР. Не смогла же этого нейтральная Швейцария. Скорее всего, в невыдаче Хольмстона были заинтересованы очень влиятельные люди из разведывательных сообществ Англии и США (дело в том, что этот бывший белогвардеец являлся одновременно и офицером немецкой военной разведки — абвера). Что касается украинцев и белорусов, то, по официальной версии, за них заступился римский папа Пий XII, так как подавляющее большинство этих добровольцев были католиками или греко-католиками.
В послевоенной западной и эмигрантской литературе много говорилось о мотивах и причинах, по которым СССР требовал, а союзники пошли на насильственные репатриации. И если в случае с советской стороной все более или менее ясно, то о многих побудительных причинах для представителей Англии и США можно только догадываться. В целом, по словам английского историка Н. Бетелла, можно выделить следующие:
1. Необходимость обеспечить безопасность английских и американских военнопленных, находившихся в советских руках.
2 Спасения вызвать подозрения советского правительства в неискренности и тем повредить общему делу — ведению войны.
3. Страх перед трудностями, которые вызвала бы необходимость устройства и расселения на Западе большого числа советских граждан.
Однако, по словам эмигрантского историка Н. Д. Толстого, к первым двум причинам никто серьезно не относился, так как выдачи продолжались и в 1946, и в 1947 г. Значит, главной причиной, как это цинично ни прозвучит, все-таки было: «Нам они здесь не нуж-н ы ».
Итак, в 1943 — 1947 гг., входе всех трех «волн» репатриации, западные союзники передали СССР с применением силы более 2,2 млн. советских граждан, которые проходили службу в «восточных» добровольческих формированиях германских вооруженных сил (в это число также входят члены семей последних и беженцы, группировавшиеся вокруг тех или иных добровольческих частей). Из них по прибытии в СССР:
* 20% — расстреляны или осуждены на 25 лет лагерей (что, по сути, было равносильно смертному приговору);
* 15 — 20% — осуждены на 5 — 10 лет лагерей;
* 10% — высланы в отдаленные районы Сибири не менее чем на 6 лет;
* 15% — посланы на принудительные работы в Донбасс, Кузбасс и другие районы, разрушенные немцами. Вернуться домой им разрешалось только лишь по истечении срока работ;
* 15 — 20% — разрешили вернуться в родные места.
Как видно, эти весьма приблизительные и обобщенные данные не дают при сложении 100%: вероятно, недостающие 15 — 2 -^ это люди, кЪторым удал скрыться уже в СССР, умерши дороге или бежавшие.
Эти данные также не дают представления о том, какая судьба постигла каждую из категорий «восточных» добровольцев. Следует признать, что наиболее круто советское правосудие обошлось с бойцами и командирами РОА Согласно данным Н. Краснова внучатого племянника атамана офицеры из окружения генерале Власова и штабные офицерь были сразу же отделены от остальных, а прочие власовцы был|< сразу же вывезены в специальный лагерь под Кемерово, где советские компетентные органы начали их фильтрацию на предмет выявления всех офицеров, вплоть до командиров батарей и взводов При этом наибольшее внимание уделялось офицерам-пропагандистам, прошедшим подготовку нг курсах в Дабендорфе (вероятно, как носителям власовской идеологии). Большинство из них было приговорено трибуналами Восточно-Сибирского военного округа к расстрелу, а остальные получили сроки в лагерях, чаще всего по 25 лет (главным образом на Колыме, в Воркуте и Джезказгане).
Нечто похожее ожидало солдат и офицеров казачьих и других формирований. Со временем, к 1946 г., советские органы перестали различать отдельные категории «восточных» добровольцев, и по всем официальным и неофициальным документам они стали проходить как «власовцы».
Что же касается командующих этих формирований, то их судьба была предрешена заранее. Несмотря на судебные разбирательства (правда, закрытые), все они были приговорены к смертной казни через повешение — сначала генерал-лейтенант А. Власов и его соратники, а затем атаман П. Краснов и другие казачьи генералы. Вместе с последними был также повешен и генерал-лейтенант Г. фон Паннвиц — немецкий дворянин и командир 15-го Казачьего кавалерийского корпуса. Суд над ним — еще одна гримаса советского «правосудия».
Выше уже было сказано, что проблема репатриаций обросла со временем целым клубком вопросов (политических, юридических, моральных и пропагандистских). Они начали возникать уже в ходе этих насильственных выдач. Еще больше их появилось в послевоенный период, который, как известно, проходил под знаком «холодной войны» СССР и Запада. На ее фоне все эти вопросы переплелись настолько, что их порой бывает трудно отделить друг от друга. Выделим только главные из них и постараемся хотя бы вкратце на них ответить.
Выше мы уже упоминали один из этих вопросов: почему западные демократии пошли на такое соглашение с СССР? В принципе, ответ на него уже дан, хоть его и трудно принять, с точки зрения морали и общечеловеческих ценностей, о которых так пеклись и пекутся эти демократии. Просто так сложилась политическая конъюнктура, и, как говорится, «ничего личного...».
Однако со временем к этому вопросу добавился еще один: как соглашения о репатриации, достигнутые в Ялте, согласуются с нормами международного права, а именно с Женевской конвенцией (1929 г.) о правах военнопленных. Дело в том, что в ней ясно и четко сказано, что национальность солдата определяется исключительно его военной формой. В армии Великобритании воевало много иностранцев — беженцев из Германии и оккупированных ею стран, многие из которых были гражданами государств нацистского блока'. Всех их следовало уберечь от опасностей, связанных с пленом. Поэтому на ранней стадии войны Великобритания недвусмысленно заявила в Берлине через свое государство-протектор, что всякий солдат английской армии, попав в плен, находится под защитой Женевской конвенции. И пока существовала реальная опасность немецких репрессий для английских солдат, Великобритания неукоснительно придерживалась «принципа формы» хотя бы внешне. До 1943 г. это касалось и «русских солдат в немецкой форме». Однако когда опасность немецких репрессий миновала, англичане, опять-таки из политических соображений, стали рассматривать «восточных» добровольцев не как военнопленных, а как предателей союзной державы и обращаться с ними соответствующим образом. Поэтому, отвечая на данный вопрос, можно сказать, что выдача членов добровольческих формирований, которые являлись солдатами вермахта, носили немецкую военную форму и, следовательно, находились под защитой Женевской конвенции, означала явное нарушение действующего военного права. Однако и тут не все так просто. Если под статьи Женевской конвенции легко подпадали бойцы многочисленных «восточных» батальонов и вспомогательный персонал немецких частей и соединений (так называемые хиви — добровольные помощники), то с солдатами РОА и других подобных формирований дело обстояло намного труднее. Ведь многие из них считали себя (и вполне искренне) не немецкими прислужниками, а ббй-цами национальной армии, которая борется за освобождение своей Родины (наподобие хорошо известного в российской истории Чехословацкого легиона времен Первой мировой и гражданской войны).
Было ли уместно обвинение этой сравнительно небольшой группы в измене Родине? По словам немецкого историка Й. Хоффманна, это обвинение не выдерживает никакой критики. «Следует заметить, — пишет он, — что понятие «измена Родине» может относиться лишь к отдельным лицам или незначительным по численности группам. Но когда в вооруженном конфликте... миллион солдат активно воюет на стороне противника, речь идет уже не об «измене Родине», а о некоем политико-историческом процессе». Однако как отделить тех, кто пошел в РОА и подобные ему национальные формирования сознательно, от тех, кто был загнан туда силой? Западные союзники не стали ломать над этим голову.
В целом, ведущая роль в политике выдач принадлежала Великобритании, а США последовали за ней, хотя и не без колебаний, и в меньшем масштабе применяя насилие. И если англичане выдавали всех подряд — и бывших «красных», и бывших «белых», то американцы пытались подходить к ним дифференцированно. Выше уже было сказано, что репатриации подлежали только советские граждане по состоянию на 1 сентября 1939 г. То есть жители Западной Украины, Западной Белоруссии и Прибалтики не являлись таковыми в глазах американцев. И в основном они этого правила придерживались. Однако кровавые эксцессы в лагере Дахау настолько испугали американское командование, что оно решило на некоторое время прекратить массовые выдачи и отправлять военнопленных в СССР только после подробного опроса. Так, в штабе 3-й армии был подготовлен ряд вопросов, на основании которых американцы ^пытались разделить возможных репатриантов на полноправных граждан и тех, кто подвергался преследованиям на Родине, и потому теперь не подлежит выдаче.
Вопросы касались, например, права носить оружие, права участвовать в свободных выборах или права занимать общественный пост. В конце концов, американские репатриационные комиссии выделили несколько групп людей, не обладавших, на их взгляд, гражданскими правами и тем самым не являвшихся советскими гражданами, — «кулаки», «белые» и «диссиденты». Однако и здесь не обошлось без недоразумений. Например, те, кто заявлял, что вступил в РОА под нажимом немцев или под угрозой голодной смерти, подлежали выдаче в первую очередь (в лагере Платтлинг таких оказалось более 3 тыс. человек).
Но такие, даже не половинчатые, меры не могли удовлетворить советскую сторону. И поэтому под ее давлением, а также при деятельном участии Великобритании США были вынуждены сдаться. Результатом этой капитуляции стала так называемая Директива Мак-Нарни-Кларка (21 декабря 1945 г.). Согласно этому документу обязательной репатриации, «независимо от желания и с применением силы, если это окажется необходимо», подлежали все:
1. Взятые в плен в немецкой форме.
2. Находившиеся в рядах советских Вооруженных Сил 22 июня 1941 г. и после этой даты и не демобилизованные впоследствии.
3. Обвиняемые советскими властями в добровольной помощи врагу, при предоставлении убедительных доказательств с советской стороны.
И, тем не менее, это была хоть и капитуляция, но капитуляция почетная: нечто среднее между полным отказом от репатриации и безоговорочными английскими выдачами. По замыслу американских юристов, директива была принята с целью обеспечить возвращение предполагаемых предателей, с тем чтобы они получили заслуженное наказание, тогда как вопрос об обычных беженцах, не запятнавших себя сотрудничеством с врагом, должен был рассматриваться в соответствии с традиционной американской политикой.
Наконец, после начала «холодной войны» этот вопрос приобрел также и некоторое пропагандистское звучание. Как бы неожиданно «свободный мир» узнал о том, что Ялтинские соглашения о репатриации были настоящей трагедией для миллионов человек. И это несмотря на то, что к ней в свое время старались привлечь внимание, как уже говорилось выше, и папа римский, и видные деятели зарубежной Православной церкви, да и сами «восточные» добровольцы в лице своих лидеров (например, письма генерал-майора М. Меандрова к г-же Рузвельт).
С другой же стороны, на Западе узнали, что во время войны в СССР было, оказывается, более миллиона активных борцов с режимом. Все это, конечно, стало актуальным не из-за каких-то моральных побуждений. Просто все эти лица, как полагали западные лидеры, могут стать действенной «пятой колонной» во время предполагаемой войны с СССР. Кроме того, к 50-м годам прошлого века относится и начало активного изучения в европейской и американской историографии проблемы коллаборационизма в Советском Союзе в период Второй мировой войны. Причем наиболее серьезно изучались все вопросы, связанные с немецкими методами по вербовке «восточных» добровольцев, и те ошибки, которые они допустили, не дав развернуться так называемому Освободительному движению народов России.
Сама же тема насильственной репатриации стала одним из сюжетов пропагандистской войны Запада против СССР. Например, в знаменитом «Архипелаге ГУЛАГ» А. Солженицына ее жертвам посвящена целая глава под названием «Та весна». А многие бывшие власовцы и члены других добровольческих формирований, выйдя из лагерей по амнистии 1955 г., пополнили ряды зарождавшегося в СССР диссидентского движения.
Так в целом выглядит эта большая и многогранная проблема. Когда более 60 лет назад главы трех союзных держав подписывали в Ялте соглашения о репатриации, они и представить себе не могли, что она переживет их всех и будет служить объектом пристального изучения даже в новом, XXI веке. И если Сталин действительно понимал, зачем нужны ему эти репатрианты, то Рузвельт и Черчилль, кажется, не отдавали себе в этом отчет. В очередной раз в угоду сиюминутной политической конъюнктуре были попраны права миллионов людей.
Предпринимая попытку объективно подойти к этой проблеме, автор, естественно, не собирался обелять настоящих предателей и военных преступников. Многие из них, как впоследствии оказалось, все-таки остались на Западе и просто поменяли хозяев. Что же. касается обычных беженцев, обманутых или даже тех, кто «добросовестно заблуждался», считая нацизм меньшим злом, чем коммунизм, то их выдача была аморальной с любой точки зрения. Разве что только не с политической?!
Кубанский атаман В. Науменко назвал эти выдачи «великим предательством». С ним нельзя не согласиться. Но, на наш взгляд, это было предательство не в буквальном смысле этого слова. Именно там, в долине Дравы, Кемптене, Дахау, Платтлинге и многих других местах, русский человек в очередной раз убедился в том, чего стоят все заверения Запада о демократии, правах человека и т. п. вещах. К сожалению, этот, один из многочисленных, незаслуженно забытых, но не последних по значению уроков Ялты не пошел ему впрок.
(P.S. Вывод в последнем абзаце не может не умилять своей отрванностью от всего предыдущего текста
2008.02.17 | Chief
Re: Казаки и репатриированные-интернированные повстанцы
Брат-1 пише:> В СВЯЗИ с этим данная работа не является претензией на истину в последней инстанции. Скорее, это только попытка приблизиться к пониманию вопроса, указанного в ее заголовке. Иначе и быть не может. Даже в наше время, через 60 лет после этих событий, многие материалы по насильственной репатриации в архивах Великобритании и США недоступны в силу действующих там законов о хранении подобной документации. Что же тогда говорить об отечественных архивах! Поэтому, все сведения, приведенные в статье, взяты из открытых источников и литературы, опубликованной как на Западе, так и в странах СНГ.
Поскольку не сомневаюсь, что под "отечественными" архивами подразумеваются и российские, скажу, что в некоторые государственные из них надо по крайней мере сходить и убедиться, что кой-что по данной теме там все же есть...
Складывается также впечатление, что автор статьи не знает очень фундаментального, основанного на многочисленных источниках, в том числе архивных, исследования Павла Поляна "Жертвы двух диктатур". Это около 900 страниц качественного текста крупного историка-географа-литератора (мандельштамоведы его также знают как "Павел Нерлер").
2008.02.17 | Брат-1
Re: Казаки и репатриированные-интернированные повстанцы
Chief пише:> Поскольку не сомневаюсь, что под "отечественными" архивами подразумеваются и российские, скажу, что в некоторые государственные из них надо по крайней мере сходить и убедиться, что кой-что по данной теме там все же есть...
>
> Складывается также впечатление, что автор статьи не знает очень фундаментального, основанного на многочисленных источниках, в том числе архивных, исследования Павла Поляна "Жертвы двух диктатур". Это около 900 страниц качественного текста крупного историка-географа-литератора (мандельштамоведы его также знают как "Павел Нерлер").
Ну вот, наконец-то и вы появились. Я вас, можно сказать, вызывал
2008.02.17 | Chief
Re: Казаки и репатриированные-интернированные повстанцы
Брат-1 пише:> Ну вот, наконец-то и вы появились. Я вас, можно сказать, вызывал
Если по сути, то у меня на эту тему (в более расширительном смысле - "Крым в период Великой Отечественной войны") уже некоторое время назад выкладывалась на Майдане большая статья. А после того, как г-н Романько в одной из своих научных (!) статей заявил нечто вроде (цитата неточная) "крымскотатарскому историку Бекировой трудно смириться с тем, что у ее народа было много коллаборационистов" (понятно, что Г.Бекирова ничего подобного не говорила, а говорила, что проблема коллаборационизма требует взвешенных оценок и подходов, а историк при изучении данного сюжета не должен был только статистиком), его изыскания выглядят для меня, мягко говоря, неубедительно... Не очень, знаете ли, понятно, отчего этот автор считает, что прерогатива изучать историю крымскотатарского народа принадлежит кому угодно только не крымским татарам. Если следовать этой странной логике, ему (ежели он русский или украинец) тоже не следует браться кой за какие сюжеты... А ведь берется же
2008.02.17 | Chief
Re: Казаки и репатриированные-интернированные повстанцы
Брат-1 пише:> В СВЯЗИ с этим данная работа не является претензией на истину в последней инстанции. Скорее, это только попытка приблизиться к пониманию вопроса, указанного в ее заголовке. Иначе и быть не может. Даже в наше время, через 60 лет после этих событий, многие материалы по насильственной репатриации в архивах Великобритании и США недоступны в силу действующих там законов о хранении подобной документации. Что же тогда говорить об отечественных архивах! Поэтому, все сведения, приведенные в статье, взяты из открытых источников и литературы, опубликованной как на Западе, так и в странах СНГ.
Поскольку не сомневаюсь, что под "отечественными" архивами подразумеваются и российские, скажу, что в некоторые государственные из них надо по крайней мере сходить и убедиться, что кой-что по данной теме там все же есть...
Складывается также впечатление, что автор статьи не знает очень фундаментального, основанного на многочисленных источниках, в том числе архивных, исследования Павла Поляна "Жертвы двух диктатур". Это около 900 страниц качественного текста крупного историка-географа-литератора (мандельштамоведы его также знают как "Павел Нерлер").