02/29/2008 | Андрей Кириллов

Андрей Кириллов, Крымский Независимый центр политических исследователей и журналистов, специально для Майдана. орг

Ситуация с получением Косово независимости имело широкий мировой резонанс, но по другому и не могло быть – так или иначе это событие важно и для ЕС, и для России, и для США, и для мусульманского мира. «Косовский прецедент», суть которого состоит в получении независимости частью территории страны вопреки ее правительству и народу, но при поддержке более крупных мировых игроков, будто бы иллюстрировал реалии глобального мира, в котором поставлено под сомнение право национального государства пресекать стремление какого либо его анклава отторгнутся. Стремление косоваров уйти из-под власти сербов достигло своей цели – как бы тому не сопротивлялись последние.

Для Украины независимость Косово также актуализировало ряд тенденций, ранее находившихся в латентном, дремлющем состоянии. Украина будто бы вдруг вспомнила о Крыме, который чуть более 10 лет назад был на грани отделения. Конечно же, в Киеве не хотели бы оказаться на месте сербского правительства – и в этой статье мы хотели бы показать, что вероятность доведения «крымской проблемы» до такого рубежа весьма далека. Однако попытки подтолкнуть ее в том направлении вполне возможны.

В чем положение в Сербии принципиально отлично от украинского и что собственно стало причиной отделения Косово – это глубочайшее обоюдное неприятие сербов и албанцев. Эти народы не так давно уничтожали друг друга. Жить им в одном государстве было невозможно. Без учета этого факта европейское сообщество вряд ли согласилось бы на косовскую независимость – оснований для такого шага было бы недостаточно. Идея независимости Косово была поддержана с целью сокращения угрозы вспышки насилия между косоварами и находящимися при власти сербами. Имеет ли такое положение аналогию с Украиной и Крымом, тем более современными, когда социальная напряженность и нищета 90-х в прошлом, а политическая интеграция Крыма в Украину растет с каждым годом?

Для Европы активность разного рода сепаратистских и автономистских групп – распространеннейшее явление, и речь в данном случае идет не столько о экстремистских группах и партиях, как то ИРА или баскские террористы, сколько о глубоком чувстве культурной и исторической специфики небольших регионов. Пруссия и Бавария в Германии, Сицилия и Тоскана в Италии, части двуязычной Бельгии – все эти и многие другие общности ни в коем случае не хотят терять своего своеобразия и всеми силами его подчеркивают. Более того, именно на регионализации или, как это называют – «кантонизации», и построено очень много из того, что называется Европейским Союзом. Бытует поговорка, что современная Европа – это «Европа регионов», где возможен максимальный расцвет каждой локальной культуры. Таким образом, не стоит удивляться удовлетворению, с которым лидер крымских татар Мустафа Джемилев прокомментировал объявление об обретении Косово независимости – он увидел в этом поддержку небольшого мусульманского народа, находящегося в угрожающем ему состоянии. Одним словом, тот ажиотаж, что раздувают многие публицисты, предполагая чуть ли не «крах Европы от волны сепаратизма», по меньшей мере преувеличен.

Стоит остановится подробнее на специфике «крымского сепаратизма». Посвященные этой проблеме статьи желтых изданий будто бы разрываются между дилеммой: какой именно сепаратизм должен со дня на день разгореться в Крыму – «русский» или «крымскотатарский»? Между тем именно наличие двух типов крымских национальных движений обуславливают слабость каждого из них, они ослабляют друг друга и делают по крайней мере сейчас невозможным торжество одного из них – которое и может стать потенциально угрожающим целостности страны. Более того, - и это не учитывая демографическое и географическое положение на Балканах - крымские национальные движения мало чем схожи с прямым и мощным желанием косовских албанцев освободится от власти Белграда, причем каждый из них отличен по своему.

Обрисуем характерные черты каждого из них:

- Достижение в Крыму национальной автономии крымскими татарами является программным требованием Меджлиса, и был он выдвинут еще на первом этапе возвращения народа из Средней Азии. На данный момент Украина весьма далека от того, что бы пойти на такой шаг. Уровень интеграции крымских татар, их во многом изолированное положение препятствует пониманию их интересов в реализации такой программы, массовое сознание большинства украинцев не готово к этому. Дополнительно ко всему – и об этом говорилось выше – в крымской власти сильны позиции русской (пророссийской) партии, видящей в любом усилении крымских татар угрозу.

Однако именно в национальной автономии многие крымские татары видят спасение от культурной ассимиляции и, в конечном счете, – от национальной смерти. В современном положении, по их мнению, условий для должного развития у них не так много.

Однако следует подчеркнуть, что крымские татары не ставят под сомнение целостность Украины. Попросту – и этого упорно не замечают любители сенсаций – они говорят о переформатировании крымской автономии из «территориальной» в «национальную». Во многом это означает не более чем смену официальной символики. Для сравнения вспомним, что в соседней России национальные республики – вполне обычная вещь, и никого не смущает, что количество представителей того народа, в честь которого эти республики названы, нередко составляют в них около 15 % от всего населения.

- Однако «русскому крымскому сепаратизму» присуща совершенно иная логика – это не освобождение от власти Киева ради Крыма как такового, пусть даже и «русского», а отделение его для «воссоединения с Россией». Стоит сказать, что именно такие перспективы рисуются российским политологам, стоящим на экспансионистских позициях. Косовский сценарий видится им как путь к поглощению Крыма Россией и никак иначе.

Однако жизнеспособность такого плана и такой политической платформы в современном Крыму совсем невелика. Пророссийская риторика, свойственная многим крымским политикам, часто не более чем рекламный трюк или средство придать себе больше веса. Крымская организация Партии Регионов, где нашли себе место политики такого типа, является вполне управляемой из Киева их партийными боссами, и воспринимаются такие заявления как некий фирменный «крымский стиль», но не более того. Влиятельность более радикальных пророссийских групп, не нашедших себе место даже в ПР, совсем мала, а массовость организуемых ими митингов напрямую зависит от финансирования со стороны контролирующих их, но малоизвестных фигур.

Как же может развиваться ситуация в будущем? Во многом это зависит не столько от положения крымских дел (проявление сепаратизма в которох, как мы пытались показать, маловероятна), сколько от желания внешних игроков сыграть на «крымском вопросе». Раньше других этого может захотеть Россия. Опыт последних лет показал, что поддержка пророссийских групп в Крыму малоэффективна и является пустой тратой денег. Между тем, вероятность публичных призывов к «русским» крымчанам «последовать примеру Косово» достаточно велика, но это будет не более чем очередная демонстрация активности.

Несколько более сложным может быть влияние россиян – если они этого захотят – на крымских татар. В сущности, сейчас очень удобное время, чтобы перенаправить их недовольство от «их положения в Украине» на саму «Украину», а независимость Косово попытаться представить как «историю успеха» в борьбе угнетаемых мусульман. Причем целью в таком случае будет общая дестабилизация положения в Крыму, эффект которого будет усилен тревожными предчувствиями в Киеве. Однако на данный момент такое развитие ситуации, а главное - действенность управления ею в таком ключе – не более чем теоретические выкладки.