12/09/2008 | Киянин

Адам Михник
джерело: www.novpol.ru

Сдала ли Польша грузинский экзамен?

Уже много лет я принадлежу к сообществу польских антисоветских русофилов, а после моих поездок в Грузию стал еще и решительным грузинофилом. По этой причине последний конфликт на Кавказе имеет для меня трагический оттенок, ибо я желаю всего самого лучшего и демократической России, и демократической Грузии. На сей раз дело дошло до конфликта, в котором на весьма необдуманные, рискованные и лихие действия президента Грузии Кремль ответил имперской агрессией. Вне всякого сомнения, ключ к пониманию этого конфликта следует искать в том политическом процессе, который шел в России на протяжении многих лет и увенчался событиями в Грузии.

Новое мышление о России обозначилось перестройкой Михаила Горбачева, которая стала разрывом, во-первых, с тоталитарной внутренней политикой, во-вторых, с доктриной Брежнева и, в-третьих, с философией ненависти к западному миру. От многих из нас, воспитанных на мышлении, которое исходило из преемственности между традициями царского самодержавия и большевистской диктатуры, новый взгляд на Россию требовал интеллектуальной смелости и политического воображения.

Я был одним из тех, кто со времен перестройки разделял мнение, что Россия движется в сторону Европы, ее ценностей. Таким же было и ощущение русской либеральной интеллигенции.

И хотя потом я видел, что в России происходят нехорошие явления (новая централизация власти, обстрел парламента в 1993 г., первая чеченская война), я все-таки продолжал придерживаться мыслительной схемы, сложившейся в эпоху перестройки. Теперь с этим покончено.

Трудно найти конкретное событие, которое можно назвать началом указанного негативного процесса. В течение длительного времени можно было надеяться, что все это — заминки оступившихся на верном пути. Разогнанный Ельциным парламент был по существу сталинско-черносотенным. Первую чеченскую войну можно было с грехом пополам рассматривать как войну с сепаратизмом, и это был отнюдь не единственный такой случай в современном мире. Чеченская сторона явно не была представительницей либеральной или парламентской демократии. Разумеется, это не оправдывало войну, но позволяло питать надежду, что тут имеет место лишь «несчастный случай на производстве».

Однако перечисленные дурные события трансформировались в процесс, который закончился практической ликвидацией оппозиции, подавлением независимых СМИ, фактическим упразднением свободного рынка.

Мы наблюдали полный отход от попыток создать независимое правосудие, наступление на возникающее гражданское общество, последовательное возрождение антизападной (особенно антиамериканской) истерии и разжигание напряженности на всем постсоветском пространстве. Вслед за этим пришли фальсификации истории. Всё это одна непрерывная цепь явлений, логика которой лучше видна с перспективы времени.



В западне имперской политики

Сегодня невозможно не прийти к выводу, что отдельные негативные явления превратились в процесс, когда президентом России стал Владимир Путин.

Возьмем его удар по олигархам. Если рассматривать их по отдельности, то можно даже отнестись к этому шагу благосклонно. Березовский или Гусинский претендовали на такую власть, что российское государство могло их бояться. Путин, однако, сделал атаку на олигархов одним из элементов процесса, направленного на демонтаж демократии в России. Многие из моих российских друзей предупреждали меня об этом, я же на первых порах считал, что такой человек, как Путин, нужен, чтобы государство не распалось, чтобы предотвратить смуту.

Поворотным пунктом в моем мышлении о России Путина было дело нефтяного магната Ходорковского, когда принадлежащий ему концерн ЮКОС уничтожили, а его самого засадили на 9 лет в тюрьму за мнимые налоговые нарушения. Я не хочу оценивать Ходорковского, но если проследить за его процессом, то видно, что подготовка к нему велась в стиле латиноамериканских диктатур, а не демократического правового государства.

Не вызывает ни малейших сомнений, что это отнюдь не была интрига какого-то окружения Путина, — решения принимались в самóм Кремле.

Если говорить о внешней политике, то каплей, переполнившей чашу, стала война в Грузии. Решающим фактором была, конечно же, бомбардировка грузинских городов. Если бы Россия ограничилась вытеснением грузин из Южной Осетии и Абхазии, можно было бы дискутировать, кто в этом конфликте прав. Но ограбления, акты насилия и произвола, убийства, атака на Поти и Гори заслуживают недвусмысленного осуждения. Это крупное поражение российской демократии.

Впрочем, я не думаю, что это поражение окончательно. Ошибочен нередко звучащий в Польше тезис, что Россия как бы генетически обречена на деспотизм. Ложность этого тезиса в полной мере показала перестройка. Ценности, связанные со свободолюбием, играют важную роль в российских традициях — это известно каждому, кто ближе знаком с русскими.

Проблема сегодняшней России состоит в том, что она сама влезла в западню имперской политики. Нужно большое мужество, чтобы публично выступить против этой волны. Но даже сегодня в России есть люди, которые это делают, — комментаторы, правозащитники, оппозиционные политики, независимые журналисты, издатели, публикующиеся хотя бы в Интернете. Мы многократно печатали их высказывания на страницах «Газеты».

В изменившейся ситуации эти зачатки гражданского общества могут сыграть колоссальную роль.



Необходим новый «план Маршалла»

Люди, думающие о будущем, просто обязаны выработать новое мышление о России. Конечно, можно принять капитулянтскую философию «новой Ялты» (иными словами, согласиться с разделом мира на зоны влияния), подкрепленную убеждением, что в России у нас имеются важные интересы. Можно также принять философию новой «холодной войны», предполагающую разрыв с Россией, бойкот, санкции.

Первый из этих типов философии, быть может, реалистичен, второй — благороден в своих намерениях и, возможно, логичен на бумаге, но совершенно нереален.

Поэтому нужно придумать нечто новое. Этим «нечто» может стать расширение и развертывание проекта восточного партнерства ЕС, предложенного несколько месяцев назад Польшей и Швецией. Можно попытаться видоизменить его в крупный идеологический замысел, в новый «план Маршалла» для Грузии, Украины, Молдавии, Армении и Азербайджана.

Кремль не рассуждает на языке непрестанных военных аннексий. Даже в Грузии он воздержался от вооруженного захвата всей страны.

Кремль хочет фактического подчинения своих соседей с сохранением их государственности, символики, культуры, самостоятельных властей. Москва охотно видела бы сегодня во главе Грузии послушного себе политика и согласилась бы на ее «финляндизацию».

Об этом свидетельствует недавний визит в Кремль президента Молдавии Владимира Воронина, которого принимали прямо во время войны на Кавказе. Ему ясно дали понять, что он может рассчитывать на помощь в объединении страны, если сохранит лояльность по отношению к Москве. Молдавия разделена на две части. Вторая из них — сепаратистское Приднестровье, поддерживаемое Россией точно так же, как Южная Осетия или Абхазия.

Кремль четко говорит, что Молдавия может объединиться, но при соблюдении определенных условий — при согласии на нейтралитет, инфильтрацию, при готовности поддаваться нажиму.

Это не что иное, как продолжение политики Советского Союза по отношению к Германии. В первый половине 1950 х Кремль предлагал Аденауэру согласие на объединение обеих частей Германии в обмен на полную нейтрализацию и демилитаризацию. Тогда это означало то же самое, что и сегодня: вы можете быть объединенными, но покорными Москве.

Вполне вероятно, что похожее предложение получит вскоре и Украина. То, что Кремль хочет захватить Крым или Донецк, — неправда. Кремль хочет контролировать всю Украину посредством водворения послушных себе властей в Киеве.



Россия и ее марионетки

Россия хочет, чтобы вблизи ее границ существовали буферные государства, ведущие такую политику, которая соответствовала бы линии Москвы. Можно определить такие государства как марионеточные, можно также, употребляя язык российской дипломатии, присвоить им звание «лояльных союзников».

Грузинская операция в этом отношении представляет собой весьма выразительный и ясный сигнал для всего того постсоветского пространства, которое не вошло в НАТО и ЕС.

Почему президент Грузии принял рискованное решение занять Южную Осетию? Не думаю, чтобы он верил, что выиграет эту войну чисто военным путем. Скорее он был убежден, что Россия окажется политически не в состоянии отреагировать таким образом, как она отреагировала. Впрочем, мало кто в мире верил, что Россия будет способна на такую реакцию.

Первоначально я полагал, что война в Грузии означает для России огромное поражение в смысле имиджа, потерю лица. Сегодня мне так не кажется. Россия хотела показать миру именно такое лицо, какое показала в случае Грузии. В этом смысле это ее успех.

Сегодня Россия говорит миру: если вы хотите с нами разговаривать, то исключительно на наших условиях. Каковы их условия, мы увидели за последние недели. Западный мир не нашел никакого ответа на этот вызов.

Евросоюз пытается занять более активную позицию по отношению к Грузии, Украине и Молдавии, меняет свою политику в отношении Белоруссии. Это правильный путь. Но неизвестно, захотят ли эти страны и будут ли они в состоянии воспользоваться европейским предложением. То, что мы наблюдаем сегодня на Украине, внушает сильное беспокойство на сей счет. А Украина — это ключ ко всему постсоветскому пространству.

Я не до конца понимаю логику украинского конфликта, но она приводит в ужас. Украинские верхи сами себе стреляют в ногу. Открытая политическая война в оранжевом лагере порождает громадную обеспокоенность.

Человеком, целиком и полностью проигравшим последнюю войну, стал грузинский президент Михаил Саакашвили. Он пытался разрядить внутреннее напряжение, переводя его в напряжение внешнее. Ненадолго ему это удалось. Сегодня он чрезвычайно популярен. Но из этого ничего не следует, так как через полгода окажется, что его политика — это тупик. С таким геополитическим положением, с такими соседями Грузия не может позволить себе политику открытой конфронтации.



Что из этого вытекает для Польши?

Политика Варшавы по отношению к Грузии сдала экзамен на пятерку, если исключить круги, близкие к Союзу демократических левых сил (СДЛС), которые себя полностью скомпрометировали. Сегодня мне ясно, что партия господина Наперальского — это никакая не пророссийская партия, но группировка сервилизма, раболепия и страха. Это не СДЛС Квасневского, Цимошевича или даже Лешека Миллера. СДЛС Наперальского становится неспособной представлять польские государственные интересы.

Зато необычайно высоко я оцениваю путешествие в Тбилиси президента Леха Качинского. Я в первый раз почувствовал себя гордящимся тем, что президент моего государства выразил всё таким достойным образом и вместе с тем его слова столь соответствовали польскому и моему личному представлению о нравственных императивах свободы, чести, исторической традиции и политического разума.

Качинский сделал максимум того, что мог в тот момент сделать. То была чрезвычайная ситуация, потому что грузинские города подвергались бомбардировке. В такой ситуации надо искать чрезвычайный ответ. И Качинский его нашел.

Но я также очень высоко оцениваю сдержанную позицию, которую заняло польское правительство. В том числе и его вывод, сделанный после войны в Грузии, — согласиться на американский противоракетный щит. В России могут говорить об успехе, так как они принудили поляков к этому решению.

Польским ответом на войну в Грузии наверняка не должна быть русофобия, хотя ее можно опасаться. В среде партии «Право и справедливость» (ПиС) и в рядах широко понимаемых правых сил русофобия — это нечто частое. По-моему мнению, речь президента Качинского в Тбилиси не была русофобской. Он просто напомнил кое-какие вещи. Слово «бороться» следует понимать символически. Уже сам факт его приезда в Грузию был элементом протеста против имперской политики Кремля.

Вместе с тем меня не беспокоит политика правительства, которое несколько отстраняется от слов президента. «Мазурку Домбровского» [польский государственный гимн] можно играть на самых разных инструментах — музыка останется прежней. Не особо вникая в намерения друг друга, президент и правительство во время войны с Грузией совместно исполнили «Мазурку Домбровского».



ПиС не понимает Россию

Досадно, что этому сопутствовали жалкие инциденты. Досадно, что президент всё еще не подписал Лиссабонский договор. Если Польша хочет оказывать влияние на политику Европы в отношении России, она не может всем своим поведением давать понять, что из Брюсселя нас интересуют исключительно деньги, а Евросоюз должен становиться навытяжку перед каждым капризом польских верхов. Это понимает премьер-министр Туск. Зато я не уверен, понимают ли это в президентском дворце.

Окружение президента и ПиС Россию не знают, не понимают, и она им неинтересна. Им вполне хватает исторического стереотипа: «Как свет стоит, поляк москалю братом не будет».

В случае Грузии этот стереотип сработал правильно, но он не должен быть компасом нашего политического мышления в будущем. Политика, основанная на невежестве и русофобии, не может окончиться для Польши хорошо.

Нельзя ставить крест на российской демократии, хотя она очень слаба. Связывать с нею надежды могут сегодня только такие антисоветские русофилы, как я. Но когда-то — при Горбачеве или тем более при Андропове — российская демократия была еще слабее. Вера в нее была конструкцией рассудка, ищущего надежду. Сегодня задачей польских верхов и общества должно быть стремление повышать знания о России, а не поворачиваться к ней задом.

Никогда еще польско-российский диалог на всех уровнях не был столь необходим, как сегодня. Но вместе с тем нельзя отворачиваться от Грузии — маленького, но замечательного народа с большими свершениями и трагической историей, о которой мы мало что знаем.

Шанс Польши — ее депровинциализация. И не только на американском или западноевропейском направлениях. Чем больше знаний о России, Грузии, Украине, Беларуси, Молдавии, тем лучше для польской политики.