12/16/2008 | Брат-1

Почитайте, - и подумайте, кто у нас "информирует", "обозревает" и "анализирует".
Это просто песня. Все вопросы о том, откуда у журналистов лакейская и барыжная психология, снимаются одним этим текстом. Попутно отвечая и на другие вопросы

Журналисты "КВ" вспоминают девяностые годы
Анна КОКОРИНА
Четверг, 11 Декабря 2008
Вместе с наступившим в стране и в мире экономическим кризисом нас все чаще стали пугать возвратом в 90-е годы и цитировать рассуждения профессора Преображенского о разрухе из романа Булгакова «Собачье сердце»: «Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы?»
Эпоха девяностых: рост цен, пустые магазинные полки, нищета, гуманитарная помощь от сытого Запада, купоны, ваучеры, «МММ» и другие финансовые пирамиды, бартер, бандиты в малиновых пиджаках поверх спортивных костюмов, первый и он же последний президент Крыма... А еще были напитки «Инвайт» из порошка, пластилиновые турецкие шоколадки и обязательный просмотр «Поля чудес» по пятницам.
Журналистам «КВ» есть что вспомнить о своей жизни в эпоху развала.





Игорь Азаров:
не верилось, что это может затянуться надолго
— Кризис, как я помню, начался в девяностом году. Я тогда работал в школе в Евпатории и получал сущие копейки. Я точно знал, что если утром не успею забежать в хлебный магазин, то останусь без хлеба, поэтому частенько приходилось отправлять за хлебом кого-то из учеников. Помогали школьники и с лекарствами: когда болел, приносили по паре разных таблеток (в аптеках-то шаром покати), благо Евпатория — город медиков.
Зарплату нам тогда давали частями: часть рублями, а часть — купонами, которые нужно было вырезать в магазине, покупая продукты. Так все и ходили за покупками с ножницами и простынями из купонов. Хотя покупать-то особо было нечего: на полках евпаторийских магазинов стояли батареи из трехлитровых банок березового сока, турецкий чай отвратительного вкуса и цвета, ссохшаяся от времени грузинская аджика и приправа хмели-сунели. Больше не было ничего. Основная пища — макароны и картошка — добывалась на рынках. Но однажды, помню, в магазине выбросили китайские консервы в очень красивых банках под названием «Говядина в морских водорослях». Мне так хотелось мяса, что я тут же купил себе банку. Оказалось, что говядины там с гулькин нос, одна морская капуста.
Тем не менее, несмотря на общую голодуху, как-то все весело было, никто не хандрил. Может быть, отчасти потому, что не верилось, что все это может затянуться надолго. Да и люди были намного оптимистичнее, чем сейчас, правда, потом это очень быстро выветрилось.

Александр Мащенко:
варили суп из голубей
— Моя учеба в Симферопольском государственном университете пришлась как раз на начало девяностых. Помню, однажды под Новый год мои приятели решили поохотиться на лебедя у пруда, а точнее, у болота возле университета: так сказать, к праздничному столу. К счастью, лебедю удалось выжить. А другой мой товарищ в те полуголодные годы расставлял силки за окнами общежития, в которые попадались голуби. Из них он варил себе (и меня угощал) вполне приличный диетический супчик.
В то же время я не могу сказать, что было как-то особенно тяжело. Мы были молоды, да и варианты подработать подворачивались достаточно регулярно. Ну, например, можно было, получив стипендию, съездить в Москву, накупить там только-только появившихся пиратских российских виниловых пластинок «The Beatles», «Deep Purple», «Led Zeppelin», которых в Крыму еще не было, и продать их потом в комиссионках и на рынке на Свободе в несколько раз дороже. Да чем мы только не занимались, чтобы снискать хлеб насущный: проводили социологические опросы для Крымского центра гуманитарных исследований, работали на стройках, распространяли первые бесплатные крымские газеты и т.д. и т.п. Можно сказать, даже футболом… профессионально занимались. Кажется, году эдак в 1992 или 1993 филологический факультет, на котором я учился, в первый и, наверное, в последний раз выиграл зимний чемпионат университета по футболу, сорвав приличный для нас, студентов, призовой фонд, который, естественно, был немедленно, в тот же вечер, пропит нами в ближайшем ресторанчике. В общем, несмотря на то, что 90-е, конечно, были годами разрухи, я был бы совсем не против, чтобы 1 января наступил не 2009, а 1991 год. Конечно, при одном всенепременном условии: чтобы мне снова было 20 лет.

Марина Гусарова:
в Польшу возили даже шприцы
для осеменения коров
— 90-е годы для меня — это время тотального дефицита как товаров, так и денег, время разочарований. Множество товаров можно было купить только по паспортам, простаивая в огромных очередях. Годы были голодные.
Помню, что суп варили совсем без мяса: из бульонных кубиков и вермишели-паутинки. Многие, чтобы выжить, продавали на рынках собственные вещи. Цены все были в миллионах. Стали появляться частные киоски и магазины, где продавалось абсолютно все: от помады до картошки и водки. Только-только стали поступать в продажу импортные продукты: печенье, кетчупы, шоколадки в красивых обертках. Для нас это было в диковинку, и все покупали, не задумываясь о качестве. Однажды один из моих знакомых шутки ради поджег польское печенье, а оно начало… плавиться.
Помню, что почти все чем-нибудь торговали. Мои родственники ездили челноками в Польшу, продавали, а потом закупали там всякую всячину, но особо зарабатывать не удавалось, везло только единицам. В Польшу на продажу возили что придется: детские игрушки, постельное белье, даже шприцы для осеменения коров. Жили в автобусах, ночевали в подъездах, в дороге часто пропадали вещи.
Несколько месяцев мне довелось поработать в киоске, где продавались канцтовары. Он, кстати, сохранился и по сей день — возле магазина «Солнце в бокале» в Симферополе. Приходилось сидеть в холодной будке без отопления и без конца прятаться от проверяющих из различных инстанций.
Помню, народ в целях экономии начал выдумывать всяческие хитрости. Женщины никогда не выбрасывали использованную губную помаду. Собирали несколько таких тюбиков, выковыривали остатки, расплавляли их и заливали в пустой тюбик — получалась новая помада. Из белого лака для ногтей делали сиреневый, капая в него пасту от шариковых ручек. Сейчас вроде бы все это уже забылось, но остается общее чувство разочарования во всем.
Валентина Краснопольская: дефицит чашек и кофе в кофейнях
— Девяностые годы мне запомнились абсолютным отсутствием всяческих планов даже на самое ближайшее будущее. Все мы жили исключительно одним днем: утром встал, решаешь, что поесть на завтрак, где раздобыть денег на ужин; день прошел — всех удалось накормить, и хорошо, а завтра — все по-новой. Каждый день я усаживала своих детей в коляску и отправлялась на целый день в город разбираться, где и что можно раздобыть. Но не могу сказать, что у меня все это вызывало какое-то сильное чувство дискомфорта. Тогда, в общем-то, все так жили.
Самое начало эпохи развала мне особенно запомнилось некоторыми странными, как кажется сейчас, вещами. В кофейнях, куда мы еще студентами любили иногда захаживать, регулярно не хватало чашек и стаканов, и бывало, что кофе наливали в майонезные баночки. Помню и дефицит самого кофе, когда продавались только зеленые зерна, которые пытались обжаривать дома, что, естественно, не получалось.
Обычным явлением, помнится, была выдача зарплат товарами. Все, кто получал зарплату товаром, торговал на улицах. Бывает, приезжаешь в Ялту, а там вдоль набережной бабульки с вином сидят. Сразу становилось ясно: на заводе «Массандра» выдали зарплату. Вовсю процветал и натуральный обмен, когда просто менялись продуктами и вещами.
В середине девяностых мне довелось некоторое время заниматься коробейничеством: я ходила по банкам, различным офисам, фирмам и распространяла чай одной известной сегодня фирмы. Тогда еще офисных работников не раздражало огромное число распространителей, и встречали меня везде весьма радушно. В тот период как раз у меня и появилось немалое количество контактов, которые пригодились впоследствии в журналистской работе.
В моменты, когда товары за один день могли подорожать буквально в разы, иногда удавалось успеть купить что-то по старой цене. Бывало так: заходишь в магазин, а там переписывают ценники на одежде, и все становится дороже в три-четыре раза. Идешь в другой магазин, а там точно такая же одежда, но ценники еще переписать не успели. Это считалось невероятным везением. Однажды таким образом мне повезло купить кофточку, и уже к вечеру, когда цена на нее поднялась, оказалось, что купила я ее практически за копейки.

Юрий Поляков:
обманул заграничных туристов
— В то страшное время я работал в школе и, как все учителя, перебивался если не с хлеба на воду, то с воды на хлеб (в школах Симферополя не платили зарплату по три-четыре месяца). У нас был молодой коллектив, и после каждой зарплаты мы устраивали праздники с дешевым вином «Белая скала». Засиживались у кого-то дома до трех часов ночи, а утром буквально выползали на уроки. Денег всегда хронически не хватало.
Но однажды мне подфартило: старая знакомая, которая в советское время работала в комсомоле во Львове, предложила мне принять участие в одном бизнес-проекте. Суть его заключалась в том, что она, пользуясь открытостью границ, набирала в Польше представителей скаутской организации и обещала им чуть ли не пяти-звездочные апартаменты в Крыму (которые на самом деле оказывались комнатами в частном секторе) и грамотного экскурсовода, в качестве которого должен был выступать я. За две недели работы при бесплатном проживании и питании мне полагалось 100 долларов (на тот момент это было четыре моих учительских зарплаты). Поляки, как и любые иностранцы, были довольно требовательны: каждый день с самого раннего утра мне приходилось выполнять их совершенно немыслимые пожелания и капризы. Одна пани, учительница русского языка в польской школе, во что бы то ни стало хотела посмотреть чертову лестницу, по которой, как она утверждала, от Байдарских ворот спускался на коне знаменитый польский поэт Адам Мицкевич. Прикинув по путеводителю, где может находиться эта лестница, мы выдвинулись в путь. Часа полтора блуждали по горам, и, когда туристы уже больше идти были не в состоянии, мне на глаза попался небольшой каменистый подъемчик. «Это и есть та самая лестница!» — воскликнул я и, чтобы они окончательно поверили, стал читать крымские сонеты Мицкевича. Эффект был потрясающим. До сих пор меня гложет совесть за этот обман, но тогда мне никак нельзя было уронить марку фирмы и имидж экскурсовода. Кстати, так мне и не довелось увидеть ту чертову лестницу.
Тогда же, в девяностые, я начал писать статьи в газеты за небольшой гонорар. Так, благодаря кризису, приобрел свою вторую профессию.

Алексей Васильев:
хот-доги и барная стойка
— В начале девяностых очень многие, в том числе и я, остались без работы. Долго сидеть без дела мне не пришлось: мои друзья, одни из первых, кто начал изготавливать и продавать хот-доги в Крыму, нуждались в ярком и импозантном продавце. Эту работу предложили мне. Работал я на железнодорожном вокзале Симферополя. Время от времени возникали небольшие проблемы как с местными бандитами, так и с милицией. С бандитами общаться было проще: их наш копеечный, как они считали, бизнес практически не интересовал. А вот милиции приходилось платить: как правило, натурой, то есть теми же хот-догами.
Поначалу мне было немного неловко заниматься этим делом: человек с незаконченным высшим образованием и торгует на вокзале. Но когда я познакомился с другими продавцами, стало ясно, что я был далеко не самый крутой в этой компании: рядом со мной торговали врач-анестезиолог и стюардесса Аэрофлота.
Потом местные авторитеты предложили мне должность бармена в одном из привокзальных кафе. Работа там — одно из лучших воспоминаний в моей жизни. Это кафе, кстати, работает и по сей день. Конечно, девяностые годы были очень тяжелыми, но мы относились ко всему с юмором. Может быть, это нас и спасло тогда.