Эти высоты нельзя уступать
07/31/2007 | Президент НАН Украины академик Борис Патон
http://epizodsspace.testpilot.ru/bibl/intervy/paton.html
Президент НАН Украины академик Борис Патон о роли космических исследований в нашей жизни
Нынешняя беседа с Борисом Евгеньевичем о космосе и космонавтике не первая. Мы ведем долгий, многолетний разговор. Случался он как-то урывками — то на космодроме, то в Киеве, то в Центре управления полетами, то в перерывах на общих собраниях Академии наук. Недавно по командировке "Гудка" я побывал в Киеве, встретился с академиком Борисом ПАТОНОМ. На этот раз разговор получился обстоятельный и, на мой взгляд, очень важный, так как речь шла о судьбе науки. Я спросил:
...
— А сегодня вы занимаетесь космосом?
— Нет. Никто денег не дает. У меня стоит натурная модель аппарата для Международной космической станции. Но никому ничего не нужно... В своем институте для Космического агентства Украины мы выделили помещение, и, пожалуй, этим и ограничивается наше нынешнее участие в космических исследованиях. На них денег нет, да и в ближайшем будущем не предвидится. Мы хотели сделать для "шаттла" так называемый "молекулярный экран" и получить глубокий вакуум. А там поместить камеру, в которой космонавту можно было бы работать комфортно. И он мог бы выращивать кристаллы...
— Проекты у вас все-таки "крутятся"?
— Есть немного, но явно недостаточно. Энтузиастов мало осталось.
— А такие работы связаны с фанатиками.
— Безусловно.
— И вы относитесь к их числу?
— Конечно.
— Американцы не интересуются этими работами?
— Они подходят к ним осторожно. Мы контактировали с Центром Маршалла. И в этом была ошибка. Надо было работать с Центром Джонсона в Хьюстоне. Там люди посмелее, да и фантазеров побольше. Американцы заключили с нами договор, выделили два с половиной миллиона долларов. Мы сделали установку. И вдруг они заявляют, что сварка в космосе — очень опасное дело, мол, электронный луч прожжет скафандр. Я в это время в Америке говорю им, что мы очень любим своих женщин и я никогда не решился бы доверить им сварку в космосе, если бы не был уверен в полной безопасности. Светлана Савицкая это может подтвердить. Американцы посмеялись, но все равно отказались пускать установку в космос. Тем не менее эксперименты на шаттле были запланированы. Но у них случилась авария, потом другая, и работа прекратилась. Однако я глубоко убежден, что и сварка в космосе, и нанесение покрытий на зеркала и конструкции — все это будет нужно.
— У них есть аналогичные институты?
— Фирмы есть разные, существует и специальный институт, но все они уступают нашему Институту электросварки. Это объективное заключение. Американцы признают нас, стремятся сотрудничать. И это свидетельствует о том, что мы их интересуем. Мы занимались в открытом космосе сваркой, напылением, пайкой и плавкой. Было создано специальное оборудование, и оно, конечно же, уникальное.
— Удается ли этот опыт использовать в земных условиях?
— Иногда. Антарктическая станция, которая носит имя Вернадского. Подарили нам ее когда-то англичане. Туда нужно доставлять топливо. Необходимы емкости. А мы для космоса делали так называемые "трансформируемые емкости", то есть складные конструкции. Мы сделали макет емкости для Антарктиды. Диаметр ее — четыре метра и длина — восемь метров. Осталось доставить эту емкость в Антарктиду, но для этого нужны деньги. Это прямой выход космических технологий для земных нужд. Но все-таки, повторяю, космос — это экзотика. В основном мы работаем на Земле. Самое интересное сейчас — это подводная сварка. На мой взгляд, очень перспективное направление. Пока не все там удается, но мы стараемся. По подводной технологии у нас большие возможности, но денег нет.
— Странная ситуация: нет денег, чтобы создавать новые технологии, а нет новых технологий — нет и денег. Получается замкнутый круг, не так ли?
— Это у нас. Ну а из-за океана не особенно нас привлекают, потому что понимают — нужно развивать свою науку и технику. Зачем им поддерживать конкурентов?! После развала Советского Союза американцы и европейцы давали деньги, потому что хотели удержать наших конструкторов и ученых. Да и надо было выяснить наши возможности. В первую очередь речь шла о военно-промышленном комплексе. А сейчас уже все известно. Зачем же им нас поддерживать?! Есть теперь разные фонды. В них, к примеру, работают вместе украинцы и американцы. Но результаты работ становятся их интеллектуальной собственностью.
— Неужели мы ничего не получаем?
— Еще раз я убедился, насколько ошибочно мнение, что у них все хорошо, а наша организация науки никуда не годится. Дескать, в их университетах делается большая наука, а есть еще громадные национальные лаборатории. Это, мол, все, что нужно, а наше все — "буза". Но это глубоко ошибочное представление. Нам стоило огромных усилий сохранить национальные академии наук, и это большая наша победа. Если мы допустим развал нашей системы организации науки, мы лишимся всего.
Президент НАН Украины академик Борис Патон о роли космических исследований в нашей жизни
Нынешняя беседа с Борисом Евгеньевичем о космосе и космонавтике не первая. Мы ведем долгий, многолетний разговор. Случался он как-то урывками — то на космодроме, то в Киеве, то в Центре управления полетами, то в перерывах на общих собраниях Академии наук. Недавно по командировке "Гудка" я побывал в Киеве, встретился с академиком Борисом ПАТОНОМ. На этот раз разговор получился обстоятельный и, на мой взгляд, очень важный, так как речь шла о судьбе науки. Я спросил:
...
— А сегодня вы занимаетесь космосом?
— Нет. Никто денег не дает. У меня стоит натурная модель аппарата для Международной космической станции. Но никому ничего не нужно... В своем институте для Космического агентства Украины мы выделили помещение, и, пожалуй, этим и ограничивается наше нынешнее участие в космических исследованиях. На них денег нет, да и в ближайшем будущем не предвидится. Мы хотели сделать для "шаттла" так называемый "молекулярный экран" и получить глубокий вакуум. А там поместить камеру, в которой космонавту можно было бы работать комфортно. И он мог бы выращивать кристаллы...
— Проекты у вас все-таки "крутятся"?
— Есть немного, но явно недостаточно. Энтузиастов мало осталось.
— А такие работы связаны с фанатиками.
— Безусловно.
— И вы относитесь к их числу?
— Конечно.
— Американцы не интересуются этими работами?
— Они подходят к ним осторожно. Мы контактировали с Центром Маршалла. И в этом была ошибка. Надо было работать с Центром Джонсона в Хьюстоне. Там люди посмелее, да и фантазеров побольше. Американцы заключили с нами договор, выделили два с половиной миллиона долларов. Мы сделали установку. И вдруг они заявляют, что сварка в космосе — очень опасное дело, мол, электронный луч прожжет скафандр. Я в это время в Америке говорю им, что мы очень любим своих женщин и я никогда не решился бы доверить им сварку в космосе, если бы не был уверен в полной безопасности. Светлана Савицкая это может подтвердить. Американцы посмеялись, но все равно отказались пускать установку в космос. Тем не менее эксперименты на шаттле были запланированы. Но у них случилась авария, потом другая, и работа прекратилась. Однако я глубоко убежден, что и сварка в космосе, и нанесение покрытий на зеркала и конструкции — все это будет нужно.
— У них есть аналогичные институты?
— Фирмы есть разные, существует и специальный институт, но все они уступают нашему Институту электросварки. Это объективное заключение. Американцы признают нас, стремятся сотрудничать. И это свидетельствует о том, что мы их интересуем. Мы занимались в открытом космосе сваркой, напылением, пайкой и плавкой. Было создано специальное оборудование, и оно, конечно же, уникальное.
— Удается ли этот опыт использовать в земных условиях?
— Иногда. Антарктическая станция, которая носит имя Вернадского. Подарили нам ее когда-то англичане. Туда нужно доставлять топливо. Необходимы емкости. А мы для космоса делали так называемые "трансформируемые емкости", то есть складные конструкции. Мы сделали макет емкости для Антарктиды. Диаметр ее — четыре метра и длина — восемь метров. Осталось доставить эту емкость в Антарктиду, но для этого нужны деньги. Это прямой выход космических технологий для земных нужд. Но все-таки, повторяю, космос — это экзотика. В основном мы работаем на Земле. Самое интересное сейчас — это подводная сварка. На мой взгляд, очень перспективное направление. Пока не все там удается, но мы стараемся. По подводной технологии у нас большие возможности, но денег нет.
— Странная ситуация: нет денег, чтобы создавать новые технологии, а нет новых технологий — нет и денег. Получается замкнутый круг, не так ли?
— Это у нас. Ну а из-за океана не особенно нас привлекают, потому что понимают — нужно развивать свою науку и технику. Зачем им поддерживать конкурентов?! После развала Советского Союза американцы и европейцы давали деньги, потому что хотели удержать наших конструкторов и ученых. Да и надо было выяснить наши возможности. В первую очередь речь шла о военно-промышленном комплексе. А сейчас уже все известно. Зачем же им нас поддерживать?! Есть теперь разные фонды. В них, к примеру, работают вместе украинцы и американцы. Но результаты работ становятся их интеллектуальной собственностью.
— Неужели мы ничего не получаем?
— Еще раз я убедился, насколько ошибочно мнение, что у них все хорошо, а наша организация науки никуда не годится. Дескать, в их университетах делается большая наука, а есть еще громадные национальные лаборатории. Это, мол, все, что нужно, а наше все — "буза". Но это глубоко ошибочное представление. Нам стоило огромных усилий сохранить национальные академии наук, и это большая наша победа. Если мы допустим развал нашей системы организации науки, мы лишимся всего.
Відповіді
2007.07.31 | Neon
Re: Эти высоты нельзя уступать
> Еще раз я убедился, насколько ошибочно мнение, что у них все хорошо, а наша организация науки никуда не годится. Дескать, в их университетах делается большая наука, а есть еще громадные национальные лаборатории. Это, мол, все, что нужно, а наше все — "буза". Но это глубоко ошибочное представление.Что такое "буза" ?
> Нам стоило огромных усилий сохранить национальные академии наук, и это большая наша победа. Если мы допустим развал нашей системы организации науки, мы лишимся всего.
Кто мы ? Академики ?