Cтаття про книгу св.Григорія Нисського "Тлумачeння псалмів" (л.)
05/15/2010 | Георгій
Цікава богословська розвідка чeської авторки Л. Карфікової в рос. пeрeкладі:
http://www.bogoslov.ru/text/736248.html
Перед тем как Григорий принимается за толкование, он размышляет в общем над тем, почему царь Давид преподносит свою «философию» (φιλοσοφίαν[6]) в форме псалмов, т. е. музыки.
Мы знаем, что музыка не настолько прямо сопряжена с материей как изобразительное искусство, речь идет скорее о восприятии, а потому у Отцов Церкви она не всегда удостаивалась высокой оценки. Вспомним только стыдливое признание Августина, сколько наслаждения ему доставляет пение псалмов, вместо того, что бы он удовлетворился духовным содержанием слов![7] Речь идет не о какой-то обособленной экстравагантности этого во многих смыслах аффектированного бывшего адепта манихейства (который даже посвятил музыке систематическое и пифагореизирующее размышление О музыке VI[8]). Для других Отцов Церкви музыка также имела какой-то подозрительный привкус, если не прямо языческих культов,[9] то, по крайней мере, мягкости и беспутства.[10] Ветхозаветное упоминание о музыке — так же, как о кровавых жертвах — Отцы считали чем-то уже превзойденным духовным законом Евангелия, что необходимо истолковывать аллегорически[11] (отсюда и симпатия Григория к «восьмиструнному инструменту», и другие примеры, с которыми мы еще встретимся).
В этом контексте «малая теология» (как с большим вопросительным знаком этот отрывок называет Henri-Irénée Marrou[12]) музыки Григория действительно стоит внимания, хотя в рамках греческой «философской койнэ»[13] она не представляет ничего необычного (ср. с пифагорейским пассажем в платоновском Тимее Tim. 47d и другими истолкованиями мысли об устройстве вселенной как музыки, особенно в стоицизме[14]).
Григорий исходит из наблюдения, что «философия» Давида, преподносимая в форме псалмов, пользуется чрезвычайной популярностью (во всех слоях населения, при скорбных и радостных событиях, на свадьбах и в ночных празднествах[15]) именно потому, что соединена с музыкой,[16] что это — «омузицированная философия».[17] Почему именно музыка приносит нам усладу, Григорий объясняет пониманием человека как «микрокосма», «включающего все, что есть в «макрокосме»»:[18] все сущее упорядоченно в некоей «музыкальной гармонии»,[19] где разнообразнейшие предметы, несмотря на свою отличность, ладят друг с другом в определенном порядке и ритме,[20] которые никогда не нарушают. Уложение и неизменный ритм вселенной при этом даны смешением (κρᾶσις[21]) разного в каждом отдельном предмете: это смешение создает спаянность[22] и одновременно производит согласие каждой части с целым,[23] чем создает общий космический концерт.[24]
Таким образом, для Григория основой вселенской гармонии является «смешение» (материальная метафора, типичная для стоиков[25]), гарантирующее внутреннюю спаянность и согласие каждой части со всем космосом.[26] Порядок и ритм вселенной происходят от материала, из которого она замешана: каждая часть, спаянная в себе, повторяет внутреннее устроение целого, а потому и ладит с ним.
Однако чтобы эта материализирующая метафора не ввела читателя в заблуждение, Григорий спешит добавить, что «слушателем этого концерта является ум (ὁ νοῦς[27])», который вовсе не нуждается в чувственном восприятии, поскольку превозносится над ним, чтобы слушать «славословие небес»,[28] т. е. созвучие, которое создается здесь «смешением вещей взаимопротивоположных».[29] Движение небес, также как и всей природы, «замешано» из противостояния покоя и движения (στάσις καὶ κίνησις[30]): в движении виден покой, а в том, что недвижимо — постоянная подвижность (τὸ ἀεικίνητον[31]). Небо находится в безостановочном движении либо по круговой, либо по «блуждающей орбите», однако сплетение (εἱρμός[32]) этого движения всегда то же, оно неизменно. Напротив, то, что неподвижно, сопряжено с подвижным в совершенную музыкальную гармонию.[33] Так, смешанное (σύγκρατον[34]) славословие наполняет космическую силу, которая властвует над всем. (...)
http://www.bogoslov.ru/text/736248.html
Перед тем как Григорий принимается за толкование, он размышляет в общем над тем, почему царь Давид преподносит свою «философию» (φιλοσοφίαν[6]) в форме псалмов, т. е. музыки.
Мы знаем, что музыка не настолько прямо сопряжена с материей как изобразительное искусство, речь идет скорее о восприятии, а потому у Отцов Церкви она не всегда удостаивалась высокой оценки. Вспомним только стыдливое признание Августина, сколько наслаждения ему доставляет пение псалмов, вместо того, что бы он удовлетворился духовным содержанием слов![7] Речь идет не о какой-то обособленной экстравагантности этого во многих смыслах аффектированного бывшего адепта манихейства (который даже посвятил музыке систематическое и пифагореизирующее размышление О музыке VI[8]). Для других Отцов Церкви музыка также имела какой-то подозрительный привкус, если не прямо языческих культов,[9] то, по крайней мере, мягкости и беспутства.[10] Ветхозаветное упоминание о музыке — так же, как о кровавых жертвах — Отцы считали чем-то уже превзойденным духовным законом Евангелия, что необходимо истолковывать аллегорически[11] (отсюда и симпатия Григория к «восьмиструнному инструменту», и другие примеры, с которыми мы еще встретимся).
В этом контексте «малая теология» (как с большим вопросительным знаком этот отрывок называет Henri-Irénée Marrou[12]) музыки Григория действительно стоит внимания, хотя в рамках греческой «философской койнэ»[13] она не представляет ничего необычного (ср. с пифагорейским пассажем в платоновском Тимее Tim. 47d и другими истолкованиями мысли об устройстве вселенной как музыки, особенно в стоицизме[14]).
Григорий исходит из наблюдения, что «философия» Давида, преподносимая в форме псалмов, пользуется чрезвычайной популярностью (во всех слоях населения, при скорбных и радостных событиях, на свадьбах и в ночных празднествах[15]) именно потому, что соединена с музыкой,[16] что это — «омузицированная философия».[17] Почему именно музыка приносит нам усладу, Григорий объясняет пониманием человека как «микрокосма», «включающего все, что есть в «макрокосме»»:[18] все сущее упорядоченно в некоей «музыкальной гармонии»,[19] где разнообразнейшие предметы, несмотря на свою отличность, ладят друг с другом в определенном порядке и ритме,[20] которые никогда не нарушают. Уложение и неизменный ритм вселенной при этом даны смешением (κρᾶσις[21]) разного в каждом отдельном предмете: это смешение создает спаянность[22] и одновременно производит согласие каждой части с целым,[23] чем создает общий космический концерт.[24]
Таким образом, для Григория основой вселенской гармонии является «смешение» (материальная метафора, типичная для стоиков[25]), гарантирующее внутреннюю спаянность и согласие каждой части со всем космосом.[26] Порядок и ритм вселенной происходят от материала, из которого она замешана: каждая часть, спаянная в себе, повторяет внутреннее устроение целого, а потому и ладит с ним.
Однако чтобы эта материализирующая метафора не ввела читателя в заблуждение, Григорий спешит добавить, что «слушателем этого концерта является ум (ὁ νοῦς[27])», который вовсе не нуждается в чувственном восприятии, поскольку превозносится над ним, чтобы слушать «славословие небес»,[28] т. е. созвучие, которое создается здесь «смешением вещей взаимопротивоположных».[29] Движение небес, также как и всей природы, «замешано» из противостояния покоя и движения (στάσις καὶ κίνησις[30]): в движении виден покой, а в том, что недвижимо — постоянная подвижность (τὸ ἀεικίνητον[31]). Небо находится в безостановочном движении либо по круговой, либо по «блуждающей орбите», однако сплетение (εἱρμός[32]) этого движения всегда то же, оно неизменно. Напротив, то, что неподвижно, сопряжено с подвижным в совершенную музыкальную гармонию.[33] Так, смешанное (σύγκρατον[34]) славословие наполняет космическую силу, которая властвует над всем. (...)